4
До Полозова - семь верст. Семь туда да семь обратно - четырнадцать. Но не в расстоянии дело. Иван много ходил, и расстояние его не пугало. Не боялся он ни метелей, ни осенней распутицы. А не мог перенести Иван явно рассчитанного унижения, рассчитанного надолго, на большую огласку, на то, чтобы вконец растерять, растоптать, как окурок, человека.
"Шлюха я или кто?" - думал Иван, возвращаясь домой.
- Не пойдешь, так забьют они тебя и нам жизни не будет, - рассуждая, говорила Наталья. Она шла за Иваном. А он быстро шагал, нес Настю на руках. Так они и всегда ходили, Иван - впереди, а Наталья - позади, и никогда, чтобы рядом. Иван молчал, говорить ему не хотелось. Руки у Ивана болели, он пересаживал девочку с одной руки на другую, но все-таки нес.
"Вот ведь было как, - думал Иван, - работал мой тятя на Салина, гнул холку, так что же, опять? Сколько мы, бывало, исполу на них косили, ночью. Днем выкосим свое, а ночью идем на них косить. А что имели? Стравят озими - не скажи! Молчи! Неужели опять так? За что тогда кровь проливали, мать честная! А не пойду - погубят!"
И получалось так, что положение было безвыходное. Ничего не удавалось придумать Реброву.
Вернувшись домой, он сразу же направился к Василию.
- Отпустили! - увидев его, обрадовался Василий.
- Отпустили. Да как отпустили!
Иван обо всем рассказал Василию. А пока говорил, так стало обидно, что чуть не заплакал.
- Эх, мать честная! Голова моя садовая! Батька, нет ли у тебя самогонки, дай! Скажи, у кого есть, ничего не пожалею!
- Напиться хочешь?
- Напьюсь! К такой-то матери, с копыток!
- Это не выход, - спокойно и рассудительно сказал Василий.
- А что же делать, научи.
- А вот что делать, я и сам не знаю… Наверное, придется тебе носить.
- Как бобик, так и бегать? Каждый день?
Иван вышел от Василия и почти здесь же встретил Афоню. Тот нес из поля вязанку травы. Увидев Ивана, остановился, скинул вязанку с плеча, ждал, глядя себе под ноги.
- Ну? Так чего ты? - сквозь зубы спросил Иван.
- А ничего.
- Ты что же, сбежал? И стадо бросил?
- А ты что?
- Что я?
- Да тоже вон сюда пришел.
- Я? А ты знаешь, почему я вернулся?
- Чего же тут знать! Все теперь одинаковы. Я пораньше, а ты попозже. Теперь уж что! Все пропало.
Афанасий тяжело вскинул на плечо вязанку и пошел не оглядываясь. Иван смотрел ему вслед.
- Нет, неправда. Не пропало, врешь! Мы еще побрыкаемся! А носить я, конечно, буду. А чего? - подмигнул кому-то Иван.
На следующее утро он встал, когда еще ни в одном доме не топилась печь, взял копейку и пошел в Полозово. Торопился, всю дорогу почти бежал, рубаха стала темной на спине.
Когда пришел в Полозово, на востоке чуть-чуть показался из-за леса краешек солнца. В прогоне Ивана окликнул часовой.
- Стой, куда?
- Я к Салину.
- Куда тебя несет ни свет ни заря!
- А это не твое дело! Велено, так я пришел.
- Ну и сиди, жди, когда проснется.
- Нельзя мне ждать. Приказано - будить в любое время, - присочинил Иван, чуть оттолкнув часового.
Часовой пропустил.
Ставни дома, в котором ночевал Салин, были закрыты. Иван стукнул в дверь. Он так громко ударил, что в доме сразу все вскочили, слышно было, как дробно застучали об пол сапоги. Выскочили в сени.
- Кто там? - спросил испуганный голос. Кто-то шарил, нащупывая щеколду. - Что?
Иван промолчал. "Напугались! Ишь вы, крысы! А еще хозяйничать вздумали!" Дверь приотворилась. Иван увидел Салина. Тот был в нижнем белье, в руке держал пистолет.
- Что надо? - спросил он Ивана.
- Копейку принес.
- Какую копейку?
- Медную.
Салин некоторое время смотрел на Ивана. Выражение лица его постепенно менялось, сначала было недоуменным, растерянным, затем стало злым.
- Да ты… што?.. - Салин ударил и сбил Ивана с крыльца. Громко хлопнул дверью.
- Не нравится? - сказал ему вслед Иван, встал и сплюнул кровь на песок. - Ну ничего, перетерпишь. Особенно-то не махайся. Еще посмотрим, кому первому надоест.
5
Иван жил дома уже несколько дней и все ощущал, что изменилось что-то в деревне, чего-то не хватает. Внешне вроде бы все по-прежнему, а Иван чувствовал потерю. И долго никак не мог понять, в чем дело. Но в этот день Иван неожиданно догадался. Он шел по деревне, остановился на перекрестке, взглянул на тополь, росший неподалеку, и сразу понял - вот чего!
Под тополем, прицепленный к ветке проволокой, висел лемех от плуга. В этот лемех, бывало, каждое утро и каждый полдень стучал бригадир палкой, собирая бригаду на работу. А теперь лемех молчал.
Иван подошел к тополю, постоял возле лемеха, потрогал его. Внизу под лемехом трава была повытоптана ногами бригадира. И здесь же, поблизости, валялась палка.
"Ну что же, надо косить, - подумал Иван. - Работать надо, а не сидеть, как мыши, по норам".
И, повинуясь новому чувству, охватившему его, Иван взял палку и ударил в лемех.
Первый звук был тревожным, ранящим своей привычностью.
"Придут ли? - подумал Иван. - Не струсят ли?"
Он стал все чаще, все сильнее стучать по железу. Лемех зазвенел, загудел упруго, а Иван все колотил.
Он заметил, как сначала кто-то робко выглянул за калитку, проверяя, что там, у перекрестка, а затем, подождав, вышел на дорогу и уже решительно одернул пиджак. Шли бабы, так знакомо Ивану, торопливо, привычно, подвязывая платки.
- Ну что? - спросил кто-то.
- А что? - в свою очередь спросил Иван.
- Что стучишь-то?
- Косить надо.
- За этим и звал?
- За этим. Время зря пропадает, трава перестаивает.
- На кого косить? Да и охота ли? - заговорили бабы.
- Распоряжение какое-нибудь было?
- Никакого распоряжения. Пойдем и будем косить. Опять все вместе. Вместе же ведь!
Примерно через час они вышли в Оськин ручей, на заливные луга.
- Что ты рвешься-то, председатель ты, что ли? Что тебе, больше всех надо? - по дороге на луг сказал Василий Ивану. - Сидел бы да помалкивал, опять на грех лезешь. Заинтересуются, кто первый начинал, опять Ребров! Никто тебя не просил, не поручал никто.
- Ну так и что? Ждать?
- Орешь ты много, вот поэтому и ломаный.
- А я там всякой… не терплю.
- Дурак ты.
- А ты чего же идешь?
Василий на это ничего не ответил, посопел только, отвернулся.
В этот день на лугах было шумно. Все работали с какой-то неистовой самоотверженностью, будто соревнуясь между собой.
Иван понимал, что народ, конечно, соскучал по работе, но главное, потому, что в эту работу вкладывался еще смысл борьбы, вот, мол, не поддадимся.
Иван старался не отстать от других. Но, кособокий, хромой, был он не так ловок, как другие, а отставать не хотел. Мокрый, со слипшимися волосенками, задыхаясь и храпя, размахивал Иван косой со всего плеча, лишь бы не отстать. Пересыхало в горле, перехватывало дыхание, а Иван не сдавал. Вел он прокос странно откинувшись, порты съезжали с тощего брюха, но Ивану некогда было их поправлять. Когда останавливались, чтобы поточить косы, Иван хватал пучок сырой травы, наспех вытирал ею лицо, шею, на какое-то мгновение видел кусты, видел темные от пота спины других косцов, белое полотно косы, на которое налипли мусоринки. Иван одергивал рубаху, облепившую тело. "Эх, мать честная!"
На перекуре все легли в тень под ракитник. А Иван побежал к ручью и, как был в одежде, залез в воду. Синие стрекозы взлетели с осоки. Какая-то пичужка вспорхнула и, будто проваливаясь в воздухе, вилась над Иваном, кричала.
- Ничего, не трону, не бойся, - сказал ей Иван. - Вот немного шкилет размочу, чтобы не хрустел, а так все в порядке.
Вечером, вернувшись с работы, Иван не сел к столу, а лег на кровать в сенях. Там было попрохладнее.
- Попей молока хоть, - предложила Наталья.
- Не хочу.
- Гонишься за всеми, а где ж тебе…
- Не зуди.
"Есть ли бог али нет? - рассуждал Иван. - Если есть, так зачем меня так мучает? Зачем такое мученье? Помру, так прямо в рай, прямым путем. Поведут меня в белой рубахе… Закурить, что ли? До рая еще вроде далеко! Эх!"
Покурив, Иван поднялся, взял копейку и, ничего не сказав Наталье, пошел в Полозово.
Шел и матюгался. Клял все на свете. Но особенно Миньку Салина. Продажную шкуру. Потому как устал Иван и едва тащил ноги. А ведь вот надо, приходится идти. А дорога плохая, песчаная. Ноги вязли, не вытянуть. Ох господи! Посидишь, покуришь вот, так вроде бы и легче.
В Полозово Иван пришел, когда уже начинало смеркаться. Салин сидел у окна.
- Ага, явился! - сказал он, увидев Ивана. - Опоздал.
- Как опоздал? Солнце еще не зашло.
- Зашло!
- Да нет еще! Вон, край видно!
- Проверим, - сказал Салин, медленно поднялся и вышел на крыльцо. Он был чуть под хмельком. Ясно было, что он сразу же хотел уличить Ивана в обмане, позабавиться. Но нет, не вышло!
- Вон оно! - сказал Ребров, сунул руку в карман, но… там было пусто. Копейки не было, а на самом дне кармана была маленькая прорешка.
- Ядрена Феня! - воскликнул Иван и на всякий случай пошарил в другом кармане.
- Потерял, - сказал Иван.
- Что?
- А потерял.
- Ты и не брал! - усмехнулся Салин. - Баламутишь! В кошки-мышки решил играть, да? Ну что ж, давай поиграем! Давай!..