- Такое ни в книгах, ни в снах не бывает, - сказал он. - За один день там всего себя выяснишь так, как за всю жизнь не сможешь.
- Бьют?
- Не в том дело. В навоз тебя норовят обратить, в слизь, в тряпку.
- А он как? - Старшина посмотрел на Белова.
- Завидный человек, каленый. - Илья видел, что Белов прислушивается к разговору, и, может, не без расчета полагал, что тому эти слова придутся по душе.
И принялся рассказывать, слегка привирая о том, как бежали они у переезда и как Белов…
- Из командиров, наверно? - перебил танкист.
- А ты думал!..
Позже, когда Илья остался один, Белов поманил его.
- Ты вот что, герой, - Белов недобро сощурил глаз, - про плен наш поменьше звони. Особенно про наши с тобой подвиги там. - Он насмешливо скривился. - Какой я тебе командир?..
- Дак я что? Я просто ведь! - Илья испуганно отошел.
Когда стали устраиваться на отдых, старшина спросил Белова:
- Часового бы, комиссар?
- Я покараулю.
- Растолкай кого-нибудь на подмену. Хоть меня.
- Ладно, иди дави ухо. Лишнего у меня не поспишь…
Продуктов было совсем мало. Кто грыз одни сухари, запивая кипятком, кто варил концентрат, а кто и тушенкой лакомился, расчетливо и экономно опорожняя банку, не оставляя на стенках ни волоконца. У кого что было.
Белова это беспокоило: дальше будет хуже. Люди случайно встретились в пути и до этого не знали друг друга. Он догадывался, чем пахнет это неравенство. У одних разбудит зависть, у других - жадность и подозрительность… Тревожился Белов: в их положении это может стать гибельным, порушится все, даже самое надежное, что связывает людей… Теперь самое разумное, полагал он, объединить все продукты - что у кого есть - и питаться из одного котла. Предложить такое сразу не решился: ведь ни ему, ни Илье внести в общий круг было нечего. Илья кормился около старшины, а с Беловым делился Саша. Белов старался брать самую малость, да и то каждый кусок в горле чувствовал, вроде комок стоял. Саша заметил это, сказал:
- Петр Иванович, ешьте, пожалуйста. Не стесняйтесь, а то ведь и мне неловко. Не будет, значит, не будет ни у кого.
Белов молча кивнул и отвел глаза.
Но во время одного из привалов Белов все же решился:
- Я вот что думаю… Идем вместе, а с харчами по- немецки получается: мое не трожь. Выходит, у кого запас больший, у того и шанс верней выбраться отсюда… Сложить бы в один котел, чтоб всем поровну. Тогда всех нас надольше хватит… Хочу предупредить: ни я, ни Стаников своей доли не имеем. Так уж вышло…
Никто не высказался ни "за", ни "против". Молчали. И тогда старшина Тельнов сказал:
- Слышали приказ? Выполняйте!
Белов хотел поправить его: мол, не приказ это, не имеет он права им приказы давать, но старшина уже распоряжался:
- Освободить два мешка! Все продукты сложить туда! Живо! Один понесет Илья, другой я возьму. Кашеварить будет Ульмас. Вопросы есть? Все в порядке, комиссар, - веселея, доложил он Белову, беря под козырек.
Может, были и недовольные, но постепенно все образовалось, напомнило прежнюю солдатскую жизнь, когда ротный повар раскладывал черпаком из одного котла равные порции одинаковой для всех еды…
Продукты убывали быстро, да и не могло их хватить надолго на одиннадцать голодных ртов. А тут еще ночью Белов услышал шорох. Не шевельнувшись, приподнял веки и заметил, что Илья роется в мешке, который досталось ему нести. Пошарив, стал перекладывать что-то в карман, а когда обернулся, увидел неподвижный, давящий взгляд Белова. Замер, едва не вскрикнул. Белов приложил палец к губам.
- Положь на место! Еще раз поймаю, пристрелю…
В ночном морозном лесу стояла тишина, изредка, как от усталости, похрустывали ветки. Меж облаков лениво скользила луна…
Наутро Белов никому не сказал о ночном происшествии, не желал будоражить людей, не хотел, чтобы они оглядывались на того, с кем идут рядом, им и так хватало оглядок за спину…
Илья старался теперь держаться подальше от Белова, не мозолить глаза. С каждым трудным шагом группа удалялась от Кременцов, и с каждым километром суетливее и беспокойнее делался Илья, часто останавливался, озирался, трусцой догонял старшину и шел рядом, искательно заглядывая ему в лицо. Наконец не вытерпел:
- Как без жратвы дальше будем?
- Дикую козу подстрелим, - то ли шутя, то ли всерьез откликнулся Тельнов.
- Вот дела… Попытаться бы на выселках… Тут недалеко, - дернул простуженным носом Илья.
- Что за выселки?
- Дымари называются… Сродственники там у меня… Братовой жены сестра двоюродная… Баба добрая. Хозяйство свое было… Картошки даст хоть с полмешка. Может, там сала какого…
Тельнов остановился, посмотрел на Илью. Тот взопрел от ожидания.
- Что ж раньше молчал? - спросил старшина.
- Думал все…
- Долгий же для тебя это процесс… Ладно, потолкую с комиссаром! - И старшина заспешил догонять Белова.
- Рискованное дело, - выслушав, сказал Белов. - Ох, этот рябой! - подумав о своем, вздохнул.
- Зря ты. Все-таки из плена бежал он.
- Подвиг, что ли?
- Как ни есть… Продукты нужны. А риск… Куда ж денешься? Немцы вряд ли к ночи на выселки заявятся, они больше к деревням жмутся. Пошлем с Ильей еще двоих.
- Кого пошлешь? - усомнился Белов. - Нет, ежели идти, то мне самому…
- Сходим с тобой, а за старшего Сашку-радиста оставим.
- Ну-ка кликни рябого.
Илья заспешил, заторопился на зов старшины.
- Не брешешь? - спросил Белов, глядя Илье в межбровье.
- Истинная правда! - Тот затряс головой.
- Смотри, десять жизней в залог берешь. За них хоть и мало одной твоей, да все же твоя она, не ошибись…
Договорившись с Сашей, где ждать их, и посоветовав ему в случае чего зря и без выгоды в бой не ввязываться, а уводить людей, Белов пустил вперед Илью и двинулся за ним вместе с Тельновым.
Ночь выпала темная, когда вышли на открытое место, с полей пронизывающе ударило тугим ветром, выбило из глаз слезы. Шли по цельному снегу, проваливались по колено, пыхтели. Белов оглянулся. Лес стоял далекой черной стеной, словно отделив их от тех, что остались ждать под прикрытием сомкнувшихся деревьев. Километра через два набрели на гладко наезженный санный путь и, выбившиеся из сил, сразу ощутили, будто с ног отвалился груз.
Пять выселковых изб разбросанно ютились под обрывом холма, в низине, темные, будто покинутые, мертво поблескивали оконными стеклами. Забытым и ненужным казалось висевшее на длинном журавле ведро, высоко над обледеневшим колодезным срубом. Но в окне одной избы, пробиваясь сквозь глухое рядно, тепло и зазывно лучился свет.
Перед спуском с холма высились штабеля снегозадерживающих щитов. Когда-то колхозники расставляли их вдоль полей, но сейчас щиты лежали без дела и, наверное, потихоньку перекочевывали в печи. Меж двух штабелей была узкая щель. В нее и втиснулись Белов со старшиной, решив дожидаться здесь Илью, спустившегося вниз к избе своей родственницы.
Сквозную узкую щель продувало с обеих сторон, тяга была как в хорошем дымоходе, и Белов понял, что они тут быстро окоченеют, но ничего иного не оставалось…
Пугливо озираясь, Илья постучал в ближнее окно, погодя - еще. Но никто не отзывался. Он перешел к другому, у крыльца, и постучал смелее. Низкая занавеска шевельнулась, и слабо забелело, выплыв из темноты, приблизившееся к стеклу женское лицо. Женщина долго, видимо со сна, всматривалась в Илью, потом до него донесся слабый голос:
- Кто? Чего надо?
- Мотя! Это я… Илюшка Стаников… Пусти, Мотя…
Лицо женщины исчезло во тьме избы занавеска задернулась, звякнула щеколда, Илья оросился к крыльцу и юркнул в приоткрытую дверь, шепча:
- Я это, Мотя, я… Илюха Стаников… Признала, слава богу…
Хозяйка зажгла на блюдце фитилек, лежавший рядом с кусочком оплывшего сала.
- Откуда же ты? - скомкав у шеи ворот ночной рубахи, вглядывалась она в Илью.
- Из плена утек я, Мотя, - вдыхал Илья щемяще знакомый воздух обжитой избы. Он различал в нем запахи болтушки для скота - распаренной и размытой картофельной шелухи, смешанной с отрубями, запахи отгоревших в печи углей, вареной картошки, кисловатой опары, уютный дух высыхавшей овчины, теплой постели и не остывшего от сна женского сильного тела.
- Наши-то были здесь? - спросил Илья.
- Да как сказать? Фронт прошел через Щуровку.
Вот там и были, да и то всего ничего, снова отступили. А мы ведь выселки. От дорог в стороне. Заезжала, правда, одна машина с ранеными и докторша военная с ними. Часок вроде побыли, рассказали, что чего, как немца гонют, отдохнули, спросили, как проехать к шляху на Крупярку, и подались. А тут и немец возвернулся.
- Да-а, дела… - протянул Илья.
- Да что же я! Господи! - шлепая босыми ногами, вокруг которых путалась длинная широкая рубаха, Мотя метнулась к печи. - Картошка еще, небось, не простыла. - Она загремела заслонкой, вытащила чугунок.
- Не могу я, Мотя. Спешу. Не один я. Со мной еще двое. Комиссар и старшина. Да и в лесу еще люди. Мы к фронту идем. А к тебе за провизией. Может, дашь хоть чего…
Он сидел на лавке, устало вытянув ноги, ощущая, как отдаляются от него прошлое и будущее, как плотно укрывает, защищая ото всех, настоящее, родное тепло и дух этой избы.