- Кто знает, может, это они меня с собой берут, а не я их, - усмехнулся Белов, а сам подумал: "Конечно, чем нас меньше, тем мы ловчее. А то каждый пойдет характер показывать, и начнется: кто в лес, кто - по дрова. А это гибель… Да и какой из меня помощник?.. Самому бы кто помог…" Он понимал, что двое пожилых людей, да еще с обмороженными ногами, будут в тягость, намного усложнят и его, Белова, личную задачу: как можно быстрее выбраться к своим. Осторожность, обострившаяся с момента побега, все еще цепко держала его. - Поторопи их, - вздохнув, сказал он Саше…
Теперь шли медленнее - впереди по-прежнему Белов, а замыкающим - Саша. Снегу навалило много, торили дорогу с усилием. Лес становился реже, низкорослей, обрываясь у больших открытых полян, над ними в лучах солнца под ветерком искрилась снежная пыль. К ночи мороз крепчал. Неоформившаяся луна, желтая, как обглоданная кость, роняла сквозь ветви выстывший свет, вокруг нее в черном небе, будто шевелясь от стужи, помаргивали чистые звезды, и снег казался голубоватым пухом, под которым тихо и тепло.
Саша научил Белова пользоваться картой, и теперь тот знал, что предстоит им пересечь полевую дорогу, шедшую от Щуровки к деревне Кременцы, что за Кременцами - река, глубокой петлей поворачивающая к востоку, и все прикидывал, как и когда выйти к дороге и где переправляться через реку.
Молчаливая уверенность, с какой Белов вел за собой четверых, не позволяла задавать лишних вопросов, не допускала просьб, и поэтому чаще всего разговаривали между собой лишь Ульмас и Шараф - земляки-самаркандцы. Их негромкая, неспешная речь звучала для Саши таинственно, и порой ему казалось, что в этом незнакомом ему гортанном говоре и звучат самые важные, самые насущные и необходимые слова о смысле человеческого бытия…
Потом Саша стал замечать, что Шараф почти не разговаривает с земляком, идет медленнее, обреченнее, ест с неохотой, а присев, начинает раскачиваться, постанывая и потирая ноги. И как-то во время вынужденной остановки, когда Шарафу потребовался отдых, Ульмас сказал Саше:
- Скажи командиру, пусть ваша все уходят. Ульмас останется с Шарафом. Ноги совсем плохой у него, - и тревожно посмотрел на Сашу темными тоскливыми глазами.
- Нельзя так, Ульмас, - ответил Саша. - Не по- советски это. Пойдем все вместе.
- Ты хороший человек, Сашка, - кивнул Ульмас и отошел к Шарафу.
Об этом разговоре Саша сообщил Белову.
- Ишь, чего удумали!.. - покачал тот головой - Чего уж тут… Приглядывай за ними!..
Дорога, которую им предстояло перемахнуть, тянулась под высокой крутой насыпью, а дальше, за ее широкой колеей, вел к лесу долгий спуск, заметенный нетронутым снегом.
Вроде все Белов учел: нашел кустарник, близко подступавший к насыпи, и самое низкое, единственно пологое место на ней, но когда подполз к краю и глянул вниз, отшатнулся: прямо под ним на дороге стоял автофургон и два немца, подняв капот, возились в моторе.
Саша, лежавший в кустах с остальными, видел, как Белов предостерегающе поднял руку.
Немцы не могли завести двигатель, гоняли стартер, ковырялись в трамблере, устав, садились покурить, прихлебывали из термоса, над которым поднимался парок. Потом разожгли паяльную лампу. Сильное пламя, почти оторванное от сопла, с гудением ударило в морозный воздух, и стало видно, как он тепло колышется над синей струей огня. Немцы выкрутили свечи, прокалили их, протерли и вновь поставили на место, но и это не помогло, машина не заводилась.
Сцепив зубы, чувствуя, как холод дрожью бьет тело, как деревенеют ноги и руки, Белов ждал. Почти физически ощутимое время тягуче текло в тишине, которую пробивало лишь гудение пламени паяльной лампы.
Белов уже склонялся к рискованному делу: пристрелить немцев, заведомо зная, что этим выдаст свой след для погони так невыносимо, до саднящей боли в груди было лежание на снегу, - когда на дороге со стороны Кременцов показалась женщина в валенках, в платке, накрест перехватывавшем ватник.
Немцы с криком бросились к ней, остановили, стали что-то объяснять, размахивать руками, толкать автоматом. Женщина закивала, видимо, поняла, повернулась и пошла назад, а немцы вернулись к машине.
"За подмогой отправили?" - подумал Белов и опять стал ждать.
Уже смеркалось, когда подъехал бронетранспортер, с трудом развернулся на узкой дороге и, захватив фургон на буксир, потащил в сторону Кременцов. Условленно махнув рукой, Белов первым скатился с насыпи, перемахнул через дорогу и быстро, не оглядываясь, глубоко увязая в снежной целине, взметая белую пыль, побежал. За ним посыпались остальные…
В лес они вошли, когда на западе догорала узкая малиновая щель, прорезанная последним солнечным лучом, прижатая к горизонту темнеющим небом, от ее света еще розово дымился снег.
Белов не знал да и не мог знать, что дивизия его в общем-то сохранила боеспособность и значительный личный состав, но часть людей потеряла; отсеченные, отрезанные от своих, дрались они в окружении, а позже, оказавшись в немецких тылах, выбирались поодиночке и группами. Не знал он и того, что контрнаступление немцев захлебнулось, осталось почти безрезультатным и никакого существенного значения для общего итога не имело.
Чутьем солдата, воевавшего с первого дня и за последний год привыкшего наступать, наступать, наступать, Белов мог догадываться о временном характере последних событий, о необратимости нашего размаха, который он уже улавливал даже в мельчайших деталях фронтового быта, менявшегося и обновлявшегося на его глазах часто и быстро, а главное - по- иному, отличительно от того, что помнил по 1941 году.
Но понимал Белов и другое, что, как бы хорошо все ни складывалось в масштабах войны в целом, для него, бредущего по немецким тылам, все это - пока слишком далекое, почти неосязаемое, не убавляющее ни риска, ни горечи, ни опасностей, ни холода, ни усталости: война есть война, а немцы остаются немцами. И чем ближе продвигалась прифронтовая полоса, тем осторожнее вел он свой маленький отряд, загодя зная, что встречи с немцами не миновать, но избегать ее нужно до того момента, за которым уже явственно увидится свободный путь…
Стоя на опушке, изучая санный след, он думал, как лучше выйти к реке: лесом ли, хотя это и дальше, или ближней, но открытой дорогой через пойму…
Он проторчал на опушке минут двадцать и не спеша двинулся обратно, гадая, сообразил ли радист и этот рябой Илья Стаников собрать для костра хворосту.
Белов свернул за кусты и, приближаясь к месту привала, еще издали увидел возле Саши и Ильи шестерых человек. Все мирно беседовали, курили. Один - в танкистском шлеме, в распахнутом ватнике и ватных брюках поверх комбинезона, с кобурой на боку - взмахивал рукой, улыбался.
- Я как приметил вас, замер, - говорил он Илье. - Гадаю, кто же? Разведка из большого отряда? Ты ему, - указал он на Сашу, - чего-то толкуешь про кого-то: "Падло". Все, думаю, это как пароль, нашенское! - засмеялся танкист. - Значит, свои, надо швартоваться… Кто же у вас старшой?
- А вон. - Илья заметил над кустами фигуру Белова.
- В кожане?.. Вроде комиссар?..
- Он, - кивнул Илья.
Белов подошел и молча, неторопливо стал разглядывать так неожиданно появившихся людей.
- Принимай пополнение, комиссар! - Танкист вскинул ладонь к виску. - Старшина Леонтий Тельнов. 26-я отдельная танковая бригада. Курс - на базу. Со мной пятеро: два сапера, трое из матушки-пехоты. Пять стволов: "ТТ", два ППШ и две винтовки. Один добудет себе оружие в бою. - Он протянул Белову руку.
Тот пожал ее, соображая, как быть, разгадывая интонацию, с какой старшина произнес "Принимай пополнение, комиссар". Насмешливо или просто весело? С чего бы тут веселиться?
- Пополнение, говоришь?
- Так точно!
- Шестеро вас?
- Маловато, конечно, но все же… Может, еще кто подобьется.
- А нас, знаешь, сколько? - спросил Белов, пропуская обнадеживающую фразу старшины.
- Наверное, пока толкуем, твои люди за кустами нас уже на мушке держат?
- Не удержат, - усмехнулся Белов. - Пятеро нас, старшина.
- Шутник ты, комиссар. Проверяешь?
- Что мне тебя проверять?
- Все равно, - махнул рукой танкист. - Принимай, комиссар, под свое кожаное крыло. Раз уж вышло так, значит, судьба нам вместе.
Белов смутился - экий неожиданный оборот: целая команда да еще "под крыло"! Сам не пробьешься, погибнешь, сам за себя и отвечай. А тут бери ответственность за чью-то судьбу, а может, и жизнь! Он посмотрел на Сашу. Тот отвернулся, сделал вид, что не понял…
- Немцев встречал? - спросил Белов старшину.
- Еще встретим, - подмигнул танкист. - Располагайся, братва, - повернулся он к своим, полагая, что все улажено.
- Встретимся так встретимся, - усмехнулся, понимая, что все решилось само собой, Белов.
Кроме оружия, у вновь прибывших были вещмешки, кое-какой харч в них. Всяк ел свое.
Илья вертелся возле старшины, ждал, не перепадет ли чего.
Белов сидел в сторонке вместе с Сашей, медленно жевал сухарь и неодобрительно взглядывал на Илью, прислушивался к его разговору с танкистом.
- Слышь, - спросил старшина, - что это ты без ремня, без оружия, как с гауптвахты?.. Обтрепанный да тощий какой-то…
- Из плену мы. Утекли, - озираясь, тихо ответил рябой.
- Кто это "мы"?
- Я вот и он. - Илья дернул бровью на Белова.
- Да ну?! - удивился Тельнов. - А я думал, что вы все из окружения. Неужто в плену? - водил он взглядом по рябому лицу Ильи, будто отыскивал в этом лице уже некую печать порчености. - И как там?
Илья с ужасом покачал головой, словно перед его взором неслышно возникло все, что довелось пережить.