- Хорошо, товарищ Куницкий, будем считать вопрос решенным. - Бойченков встал. Поднялся и Куницкий.
- Вы сидите, сидите. Нам нужно будет договориться по поводу вашей биографии. Новой, не настоящей. Нужно сочинить о вас легенду, о вашем происхождении. С командиром группы познакомились?
- Да, мы разговаривали.
- Алексей - опытный разведчик… Ну, а что касается задания, то вы получите на месте, в районе Беловира.
…В самолете шесть человек: пилот, штурман и четверо пассажиров. Коротка летняя ночь - темного времени едва-едва хватает на "туда и обратно". Это для экипажа. Пассажирам нужно только "туда".
Москва осталась позади. Молчат пассажиры. Даже Коля Софонов, уж на что говорун, и тот притих, сидит, обняв свою рацию, будто боится, что ее здесь украдут. Рядом с ним чернявый, сильно смахивающий на турка Аркадий Кудрявцев зажал между колен карабин и, кажется, дремлет. Но это только видимость, его никакими снотворными не усыпишь: выспался перед отлетом на двое суток вперед. Карабин у него не простой, особенный: с оптическим прицелом и глушителем звука. Это наша новинка. Стреляет почти бесшумно. Так, легкий щелчок. Аркадий рассчитывает славно "поработать" с такой штукой. За линию фронта он летит во второй раз. Правда, предыдущее задание было намного проще, да и действовать приходилось на родной, советской земле. Но он спокоен и как всегда собран.
Коля Софонов летит впервые. Волнуется и всячески пытается скрыть свое волнение. От товарищей и от самого себя. Больше всего его беспокоит перелет линии фронта и приземление.
Напротив них по правому борту Гурьян и Куницкий. Алексей спокоен и даже как будто беспечен. Слишком будничный у него вид. Он знает, что нервы ребят - натянутые струны. А это нехорошо: нервы надо беречь, - спокойствие, выдержка и хладнокровие - лучший помощник в самой сложной ситуации. Взвинченный человек не способен к быстрой и точной реакции и правильному решению, - как правило, он теряется. И Гурьян хочет разрядить атмосферу. Говорит:
- Аркадий, расскажи нам, что ты там видишь?
- Где? - лениво отозвался Кудрявцев, не меняя позы, лишь приоткрыв один глаз.
- Во сне.
- Приснилось мне, будто Коля наш рацию в самолете забыл. - Кудрявцев выпрямился, открыл озорные восточные глаза. - Приземлились, а рации нет.
- Ну и что ж мы делали? Без рации как же? - интересуется Алексей.
- Приказал ты ему найти рацию.
- Где? - всерьез спросил Софонов. - Самолет же улетел.
- А где хочешь, - ответил Кудрявцев. - Потом, такое только в снах бывает, оказалось, ты ее дома у тещи оставил.
- Врешь. Нет у меня тещи, я ж еще хлопец. - И вдруг спохватился: - Това-а-ри-щи!.. Мы ж над нашей деревней будем пролетать. Честное пионерское.
- Может, приземлимся на полчасика, чайку попьем? - опять Кудрявцев.
- У них чай не пьют, у них самогонка, - улыбается Гурьян.
- Еще лучше: больше можно выпить, - подтрунивает Кудрявцев и продолжает: - А как деревня называется?
- Окоемово. Недалеко от Америки.
- От какой Америки? От США или от Латинской? - интересуется Гурьян.
- Деревня так называется: Америка, - всерьез отвечает Софонов и для пущей убедительности клянется: - Вот истинный бог - так и называется: деревня Америка. Честное пионерское. Пойдите к штурману, посмотрите на карте.
- Это где ж такая? - похоже, что Кудрявцев поверил.
- Недалеко от Левков, - серьезно отвечает Софонов.
- А Левки - это что, город?
- Нет, зачем, тоже деревня. Ты разве не слышал? И не читал? Стихи Янки Купалы не читал? Там под каждым стишком написано: "Оршанщина, Левки, такой-то год". Дача у него там - в Левках, на берегу Днепра. А места, скажу я вам, - закачаешься. Нигде на свете такой красоты не найдешь. Когда я пионером был - ходили в гости к Купале всей школой.
- В каком же это месте? Город поблизости какой? - интересуется командир.
- Как какой? Самый настоящий. Ну - Орша. Это недалеко, верст двадцать. Мы туда на базар ездили.
Куницкий не прислушивался к пустому, как считал он, разговору и все это время в молчаливом напряжении смотрел в иллюминатор. Самолет качнуло, и Куницкий первым оповестил:
- Внизу стреляют зенитки. Видны вспышки.
- Значит, перелетаем линию фронта, - так же просто сказал Гурьян и добавил: - Только и всего.
"Странные люди, удивительные, - думает Куницкий. - По самолету бьют зенитки, в любую секунду можем полететь вниз тормашками, а они про какую-то дурацкую деревню Америку разговор ведут, шуточки шутят. Им не страшно. Или делают вид, что не страшно". Он поднимает руку и трогает вытяжную фалу парашюта. Просто так, машинально, от волнения. Пусть думают, что хотят, а он не стесняется спросить:
- А что, если попадут в самолет и самолет загорится? Мы будем прыгать?
- Будем. Обязательно. Прямо на голову фашистским зенитчикам, - отвечает за командира Кудрявцев.
Куницкий смотрит на него с досадой и робким укором и отворачивается к иллюминатору. Земля плюется в небо трассирующими пулями. Зенитный огонь набирает силу. А самолет, как на грех, еле тащится и скрипит, кажется, вот-вот развалится. Не самолет, а какая-то колымага.
Куницкий пожалел, что не остался в дивизии имени Костюшко, все-таки в пехоте не так опасно, - там можно в землю зарыться, в канаве залечь, за дерево, за бугорок спрятаться. Там если и попадет в тебя пуля или осколок - ну убьют или ранят. Это совсем не то, что падать с такой высоты в горящем гробу. А в общем - один черт, - лучше об этом не думать и не хоронить себя заживо. А мысли наседают, их не прогонишь. "Нет, не солдат я, и тем более не разведчик. Не гожусь я для героя. Каждому свое: я ученый. Глупо было уходить из университета с предпоследнего курса. Предложили. Но я мог отказаться".
Погасли зловещие вспышки на земле. Гурьян объявляет:
- Прошу внимания. На случай, если кто-нибудь из нас отобьется от группы. Нас должны встретить польские партизаны из отряда Яна Русского. Запомните пароль: "Из какого царства-государства, панове?" - спрашивают они. Наш отзыв: "Мы ангелы, дети Солнца. А вы?" Они отвечают: "Мы странники. Дети Луны". Давайте повторим и запомним. По-польски тоже. Переведи, Адам. И еще напоминаю: в Польше действуют подпольные группы и партизанские отряды разных политических окрасок, часто враждуют друг с другом. Кроме Гвардии Людовой, есть отряды Армии Крайовой, батальонов хлопских, НСЗ. Последние - народове силы збройне - это польские фашисты. К ним лучше не попадаться.
- Знаем, - отозвался Кудрявцев. - Лучше повтори еще раз по-польски пароль.
Пока заучивали пароль, из кабины вышел штурман, сообщил, что самолет приближается к цели и видны сигнальные костры. Гурьяна пригласил в кабину. Тот вернулся не сразу и чем-то обеспокоенный. Объясняться не стал. Дело в том, что горели костры не в одном, а в двух местах, примерно километрах в семи, а может, и того меньше друг от друга. По договоренности с партизанами костер должен гореть в одном месте. Второй костер настораживал.
- А может, они для большей надежности - продублировали на всякий случай, - высказал предположение летчик, но больше для успокоения Гурьяна.
Алексей не ухватился за такую мысль: он знал случаи, когда гитлеровцы устраивали ловушки нашим разведчикам, зажигая сигнальные огни. Перспектива угодить в когти врага не радовала. Самолет сделал большой круг над кострами. На северо-востоке наклевывалась заря. Летчики спешили.
- Что решил, командир? - спросил пилот Гурьяна. - На какие костры будете выходить?
- Не на какие, - ответил Гурьян довольно спокойно. - Давай в промежутке, промеж костров. А там, на земле, попробуем разобраться, которые из них свои.
Глава третья
В отряде "Пуля" группа Гурьяна жила четыре дня. Можно было бы и больше, но Алексей торопился: ему побыстрей хотелось попасть в Беловир и установить связь с подпольщиками. При их содействии и активной помощи он рассчитывал проникнуть в тайны замка графа Кочубинского.
С подпольщиками Гурьяна связала Ядзя. Она отвела их в Беловир, где для них была приготовлена по распоряжению Секиры конспиративная квартира, и сама на первое время осталась в группе Гурьяна: Бойченков просил Слугарева прикомандировать к группе надежного человека. Ядзя сама изъявила желание, хотя Слугарев и возражал, - он не хотел отпускать ее из отряда, опасаясь, что ищейки Шлегеля могут опознать ее, поскольку и фотография Ядзи, и ее подпольная деятельность были известны СД по донесениям Захудского, Ханны и других агентов.
Когда Гурьян спросил Табаровича, как руководителя разведки и контрразведки партизанской бригады, кого бы он лично порекомендовал в их группу, Игнаций не задумываясь назвал имя Ядзи Борецкой и дал ей полную характеристику, заметив при этом, что, возможно, командир отряда будет возражать. Вернее, он знал определенно, что Слугарев будет возражать против кандидатуры Ядзи, так как предварительный разговор между ними состоялся еще до прибытия группы Гурьяна в отряд. Алексей пожелал лично познакомиться с Ядзей. Она произвела на него приятное впечатление, и он хотел, чтоб именно она провела их в Беловир и осталась в группе в роли связной с отрядом и с подпольным комитетом. Но Слугарев колебался. За два дня до ухода группы Гурьяна в Беловир между ним и Ядзей произошел довольно острый разговор по поводу того, кто все-таки поведет в город "москвичей".