- Я сам не верил. Но… - Роман Платонович тяжело вздохнул. - Наши войска ведут жестокие бои. Без боя не отдают врагу ни одного города, ни одной деревни. Но враг силен, к войне, чувствуется, приготовился. А мы… еще только проводим мобилизацию… Перед нами очень много самых различных задач. Не хотелось бы преувеличивать, запугивать вас трудностями, но… Мы, коммунисты, привыкли говорить правду, смотреть правде в глаза. Пока… наши войска, как ни горько в этом признаться, отступают. Не исключено, что враг придет и сюда, в наш район…
- Паникуешь, Роман Платонович? - не выдержал, снова перебил Боговика Иван Дорошка.
- Еще раз повторяю: мы, коммунисты, привыкли смотреть правде в глаза. Хорошо, если не случится того, о чем я говорю. Но… это может случиться. И я говорю вам об этом, чтобы вы были готовы. Ко всему готовы. И чувствовали себя всюду, куда бы вас ни послала партия, солдатами. Солдатами партии. На фронте сейчас трудно. Но трудно теперь везде. И в тылу тоже. Это вы скоро почувствуете. Вот Василь тут, - Роман Платонович перевел взгляд на Василя Кулагу, - правильно говорил: "Что о нас люди скажут?" В самом деле, других проводили, на фронт отправили, а сами остались? Значит, делами вам придется доказать, делами, что не зря мы тут остались. Чтобы все видели: мы необходимы, наше место здесь, именно здесь. - Роман Платонович помолчал, подумал. - Не стану далеко вперед заглядывать, говорить, что и как мы будем делать… Ну, скажем, через месяц-два… Об этом сегодня и трудно говорить, да и надо ли? Ситуация сама подскажет, что и как делать… Остановлюсь на том, что мы будем делать завтра, послезавтра.
Роман Платонович встал, подошел к Ивану Дорошке и Василю Кулаге сзади, обнял за плечи одного левой рукой, другого - правой, продолжал:
- Возвращайтесь в Великий Лес, домой. Хотя дом-то будет не тот, где вы жили. Вернее, тот самый дом, но жить теперь будете по-иному. Сутками придется не спать и не есть. Это не легче, чем тем, кто пошел на фронт. Вы это увидите, на своей шкуре почуете. Ближайшая задача: завтра-послезавтра найдите людей, подготовьте, чтобы, как только мы скажем, вы могли начать эвакуацию скота - лошадей, коров, волов, овец… Не всех, а только колхозных. Далее - составьте из оставшихся мужчин, подростков, женщин команды, которые в случае чего могли бы обезоруживать вражеских диверсантов… Сбрасывает враг на парашютах, и много. Не забудьте - иногда они переодеты в форму красноармейцев. Есть и еще задачи, но о них мы потолкуем, как говорится, "iншым разам, лепшым часам"… Вопросы ко мне будут?
Были вопросы у Ивана Дорошки к секретарю райкома. Но, обернувшись к Роману Платоновичу и увидав, как тот утомлен, как плохо выглядит, не стал Иван донимать доброго друга своими "почему", "как", "когда" и "что". "Поговорим как-нибудь один на один", - решил Иван. А Василь Кулага все же спросил:
- Роман Платонович, а дальше, дальше что с нами будет? Ну, положим, если, как вы говорили, враг, чего доброго, сюда придет?
- Если придет… Тогда ситуация подскажет, что делать. Возможно, кое-кого на фронт пошлем, своих догонять… А иных… - Роман Платонович - и это было видно - заколебался: говорить или не говорить? И все же не сказал, свел на шутку: - Иных и дальше с женкой спать оставим. Это будет зависеть от того, кто на что способен, кто и как покажет себя в эти нелегкие и для страны, и для каждого из нас дни…
Иван Дорошка и Василь Кулага, понимая, что разговор окончен, встали.
- Успехов вам, товарищи! - И Роман Платонович, снова обняв обоих за плечи, дошел вместе с ними до двери кабинета, и там, обменявшись рукопожатиями, они распрощались.
* * *
Оставаться ночевать в Ельниках ни Ивану Дорошке, ни Василю Кулаге было не с руки, да и не хотелось. И, побродив немного по местечку, прикинув и так и этак, решили они сразу же подаваться домой.
- Даже лучше в потемках прийти, чем засветло, - сказал, как бы подводя итог всему, о чем говорилось раньше, Василь Кулага, когда, оставив позади извилистые, кривые ельнинские улицы, выбрались на широкую и ровную дорогу, которая вела в Великий Лес.
- Это почему? - спросил, замедляя шаг, Иван Дорошка.
- Хоть не увидит никто, спрашивать не станет, почему назад возвращаемся.
- Завтра увидят. И от вопросов никуда не денешься.
- Оно-то верно, - не то согласился, не то возразил Василь и тоже сбавил шаг. - И что ты думаешь говорить людям?
- Я солдат партии. Мое место там, где партия считает нужным.
- А жене?
- И жене то же самое.
- И жена… - Василь вроде поперхнулся. - Жена поймет, ничего не надо будет ей объяснять?
- Не знаю, поймет ли, но… если я что-то говорю или делаю - значит, так и надо. Это она усвоила.
- Хорошая, выходит, жена.
- А у тебя что, плохая?
Жену Василя, Полю, Иван знал мало, хотя была она и своя, великолесская. Компаний она сторонилась, редко бывала на людях, в клуб почти не ходила. А сама была красива, осаниста, не в пример многим деревенским женщинам.
- У меня… - Василь внимательно посмотрел своими серыми задумчивыми глазами на Ивана, словно ощупал, хотел убедиться, можно ли ему все, без утайки доверить, во всем признаться. - И моя ни о чем расспрашивать не будет. Что скажу - того и довольно. Только…
- Начал, так говори, - не столько попросил, сколько по-дружески посоветовал Иван.
И с интересом посмотрел - глаза в глаза - на Василя. Был Василь озабочен, задумчив - совсем не тот человек, каким привык его каждый день видеть Иван.
- А тебе… Неужели все ясно, ничто не волнует?
- Волнует, еще как волнует. Ты же слышал - наши не удержались на границе, отступают. Как это могло случиться? А я же… верил, что в самом деле ни пяди родной земли никому не отдадим!
- И не отдадим, Иван!
- Так ведь отдали!
- Вернем. Вернем то, что отдали, - совсем спокойно, будто и не было никакой войны, будто и не отступали наши, сказал и с этими словами остановился, как врос в землю, лицом к лицу с Иваном Василь. - Только это тебя волнует?
- А тебя, что еще тебя волнует? - увидав в глазах у Василя не то растерянность, не то страх, спросил Иван.
- Меня?.. Другое волнует…
- Что же?
- Да хотя бы то, что в нехорошую историю мы с тобой влипли…
- Прости, но я… не понимаю.
- Не понимаешь - поймешь. Вот поживешь еще - и поймешь, - продолжал как-то раздумчиво, загадочно Василь. - Все поймешь. Тревога у меня не пустая… Я иной раз высказать всего не могу, а нутром чую… Вот ведь как бывает: жили Иван с Василем в одной деревне, работали вместе в сельсовете, часто оставались с глазу на глаз, но все как-то не случалось поговорить по душам. Ивана всегда не то чтобы злила, а скорее раздражала медлительность в рассуждениях Василя: тот очень уж долго пережевывал что нужно и что не нужно, прежде чем проглотить.
- Ну так не держи при себе, что ты там чуешь, выкладывай, - подстегнул Иван Василя. - Роману Платоновичу не хотел высказать, так мне скажи…
- Оно, то, что я чую, само собой скажется. Да и…Разве тебе самому в голову не приходит?.. Вот явимся в Великий Лес, но мы уже… не те, кем были.
- Почему не те?
- Да потому, что мы всем говорили, в головы вбивали: "Войны не будет". А она, война, тут как тут. Это одно…
- А второе?
- Второе… Сами мы… Все мужчины наших годов пошли на фронт, воевать. А мы… отсиживаемся, прячемся от фронта…
"А он не такой простак, как мне казалось!" - подумал о Василе Иван.
- Еще что тебя беспокоит?
- Да хотя бы… Не только люди, но и мы сами на себя станем смотреть не так, как прежде. Другие воюют, а мы… У всех мужики на фронте, иные уже и погибли…
"Глубоко берет, черт! Глубже, чем я… А тямтей-лямтей казался, простачком", - снова шевельнулось в голове у Ивана.
- Ну, все? - уже не подгонял, а с интересом допытывался Иван.
- Нет, не все… Дальше и того хуже. Если немцы сюда, скажем, придут… У тебя семья, и у меня семья. Мы - начальство, коммунисты. Что немцы сделают с нашими семьями, а? Ты думал об этом?
- Нет, не думал, - признался Иван.
- И я не думал, пока не услыхал сегодня от Романа Платоновича, что наши отступают. А теперь вот задумался. Не все в деревне нами с тобою довольны, тем, что мы делали. И на ком они зло сорвут?.. Не надо пророком быть, чтоб сказать: на нас, на семьях наших.
- Да ведь немцы сюда могут и не прийти.
- Могут… А могут и прийти.
- Придут - тогда будем и думать.
- Тогда поздно будет думать, Иван. Поздно… - Василь помолчал, прищурил глаза, потоптался на месте, добавил: - Да если и не придут немцы сюда, все равно несладко нам будет.
- А где, кому сейчас сладко?
- На фронте хотя бы знал, кто ты и что от тебя кому надо. Солдат, как все… А тут… С одной стороны - с семьей, с женкой, вроде бы дома… А с другой… Все время рвать нутро будет думка: не так, не так живешь, как все, не то делаешь…
- Но ведь, Василь, кому-то же и то делать надо, ради чего оставили нас с тобой.
- Понимаю, Иван, потому и не противился, не просил Романа Платоновича, чтоб избавил меня от этого, не оставлял в деревне. Я тоже, как и ты, солдат партии. Что прикажут, то я и сделаю. Но думать, думать буду. И перед тем, как что-то сделать, и еще больше после того, как сделаю. Я понимаю - иной раз о чем-то не надо думать, надо просто действовать. А не могу, все равно думаю. Слыхал я как-то: нельзя обо всем думать, мозги перегорят. Но и не думать…
- Думать, конечно, надо, - согласился Иван. - В чем-то ты, наверно, прав, предосторожность тут не помеха. Но… Давай пока в то, далекое, не заглядывать. Подумаем о том, что ближе…
- Обо всем, Иван, обо всем надо думать. И о том, что ближе, и об отдаленном.