Судя по голосу, видение в эту минуту держит пальчик во рту.
- Ты что-то не очень любезно встречаешь меня, Киска!
- Подожди минутку, я буду любезней, только сейчас еще не могу. Как ты себя чувствуешь? (Это сказано очень сухо.)
- Я лишен возможности ответить, что всегда чувствую себя хорошо, когда тебя вижу, поскольку в данную минуту я тебя не вижу.
В ответ на этот вторичный упрек из-под фартучка на мгновение выглядывает блестящий черный глаз с капризно насупленной бровкой, но он тут же скрывается, и безликое видение восклицает:
- Ах, боже мой, ты остригся! Половину волос отрезал!
- Кажется, я бы лучше сделал, если бы голову себе отрезал, - говорит Эдвин, ероша помянутые волосы, с досадливым взглядом в сторону зеркала, и нетерпеливо топает ногой. - Что мне, уйти?
- Нет, пока еще не надо, Эдди. А то девицы станут спрашивать, почему ты ушел.
- Слушай, Роза, скажи, наконец, - намерена ты снять эту тряпку со своей взбалмошной головки и поздороваться со мной как следует?
Фартучек падает, из-под него появляется на свет прелестное детское личико, и обладательница его говорит:
- Здравствуй, Эдди, как поживаешь? Ну? Кажется, это достаточно любезно? Дай я пожму тебе руку. А поцеловать не могу, потому что у меня во рту леденец.
- Ты совсем не рада меня видеть, Киска?
- Ах нет, я ужасно рада. Пойди скорее сядь - мисс Твинклтон!
Эта почтенная дама имеет обычай во время свиданий жениха с невестой через каждые три минуты наведываться в гостиную, либо собственной персоной, либо в лице миссис Тишер: совершая эти жертвоприношения на алтарь Приличий, она всегда делает вид, что ищет какую-то забытую здесь вещь. На сей раз она грациозно проплывает взад и вперед по гостиной, роняя на ходу:
- Здравствуйте, мистер Друд. Очень приятно. Извините за беспокойство. А, вот где мой пинцет. Благодарю вас.
- Я получила вчера перчатки, Эдди. Они мне очень понравились. Просто душки!
- Ну и то хорошо, - смягчаясь, но еще несколько ворчливо отвечает жених. - Я человек скромный и благодарен за малейшее поощрение. А как ты провела свой день рождения, Киска?
- Чудно! Все мне что-нибудь дарили. И у нас было угощение. А вечером бал.
- Вот как. Угощение, а вечером бал. И ты не огорчалась моим отсутствием? Тебе и без меня было весело?
- Ах, очень! - с наивной непосредственностью восклицает Роза; ей и в голову не приходит хотя бы из вежливости выразить сожаление.
- Гм! А какое было угощение?
- Пирожное, апельсины, желе и креветки.
- А кавалеры были на балу?
- Мы, разумеется, танцевали друг с дружкой, сэр. Но некоторые девицы изображали своих братьев. Ах, как было смешно!
- А кто-нибудь изображал…
- Тебя? Ну, конечно! - Роза звонко хохочет. - Уж об этом-то они раньше всего подумали!
- Надеюсь, она хорошо играла свою роль, - с некоторым сомнением говорит Эдвин.
- Чудно! Замечательно! Я, конечно, ни за что не хотела танцевать с тобой.
Эдвин отказывается понять неизбежность этого факта и спрашивает, не будет ли Роза так добра объяснить, почему?
- Ну, потому что ты мне ужас как надоел, - быстро отвечает Роза, но, видя выражение обиды на его лице, тотчас умиротворяюще добавляет: - Эдди, милый, я ведь тебе тоже ужас как надоела.
- Разве я когда-нибудь это говорил?
- Говорил! Нет, ты никогда не говорил, только показывал. Ах, как она хорошо это изобразила! - восклицает Роза, снова приходя в восторг от сценических талантов своего поддельного жениха.
- Насколько я понимаю, эта девица большая нахалка, - говорит Эдвин Друд. - Итак, Киска, ты в последний раз встречала свой день рождения в этом старом доме.
- Ах!.. Да!.. - со вздохом откликается Роза и, сложив ручки и потупив глаза, грустно покачивает головой.
- Ты как будто об этом жалеешь, Роза?
- А мне и правда жаль… Жаль этот бедный старый дом… Мне все кажется - он будет скучать по мне, когда я уеду так далеко… такая молодая…
- Роза! Так, может, нам отставить все это дело? Она кидает на него быстрый, проницательный взгляд; потом снова качает головой, вздыхает и потупляет глаза.
- Как это понимать, Киска? Что мы оба должны смириться?
Она опять кивает, молчит минуту и вдруг выпаливает:
- Ты же сам знаешь, Эдди, что мы должны пожениться и свадьба должна быть здесь, а то девицы будут так разочарованы!
Лицо ее жениха выражает в эту минуту не столько любовь, сколько жалость и к ней и к себе. Потом он заставляет себя улыбнуться и говорит:
- Хочешь, пойдем погуляем, милая Роза?
Милая Роза не знает, хочет она этого или нет; но вдруг ее личико светлеет, утрачивая столь несвойственное ей и потому несколько комическое выражение озабоченности, и она с живостью говорит:
- Хорошо, Эдди, пойдем! И знаешь что? Ты притворись, будто помолвлен с другой, а я притворюсь, будто ни с кем не помолвлена, тогда мы не будем ссориться.
- Ты думаешь, это поможет, Роза?
- Поможет, поможет, я знаю! Т-ссс! Сделай вид, что смотришь в окно - миссис Тишер!..
Миссис Тишер, которой, по случайному совпадению, именно в эту минуту что-то понадобилось в гостиной, величаво делает тур по комнате, сопровождаемая зловещим шелестом, подобно легендарному призраку старой герцогини в шелковых юбках.
- Надеюсь, вы здоровы, мистер Друд, впрочем, незачем и спрашивать, довольно посмотреть на вас. Не хотелось бы вас беспокоить, но тут был ножик для разрезания бумаги… Ах, вот, благодарю вас!.. - И она исчезает со своей добычей.
- И еще одно, пожалуйста, сделай для меня, Эдди, - говорит Роза. - Когда мы выйдем на улицу, я пойду по наружной стороне тротуара, а ты иди у самой стены дома - прямо-таки прижмись к ней, прилипни!
- Охотно, Роза, если это доставит тебе удовольствие. Но можно спросить, почему?
- Ну потому, что я не хочу, чтобы девицы тебя видели.
- Гм! Сегодня, правда, хорошая погода, но, может быть, мне раскрыть над собой зонтик?
- Не говорите глупостей, сэр. - И, передернув плечиком, она капризно добавляет: - Ты сегодня не в лаковых туфлях.
- А может быть, твои девицы этого не заметят, даже если увидят меня? - спрашивает Эдвин, с внезапным отвращением поглядывая на свои туфли.
- Они все замечают, сэр. И тогда я знаю, что будет. Сейчас же какая-нибудь постарается меня уколоть - они ведь очень дерзкие! - скажет, что ни за что не обручилась бы с человеком, который не носит лаковых туфель. Берегись! Мисс Твинклтон. Я сейчас попрошу у нее разрешения.
Голос этой тактичной дамы уже слышен в коридоре, где она непринужденно светским тоном осведомляется у несуществующего собеседника: "Ах да? Вы в самом деле видели мою перламутровую коробочку для пуговиц на рабочем столике в моей гостиной?"
Она милостиво дает разрешение на прогулку, и юная пара покидает Женскую Обитель, приняв все необходимые меры для сокрытия от глаз молодых девиц столь существенного изъяна в обуви мистера Эдвина Друда и для восстановления душевного спокойствия будущей миссис Эдвин Друд.
- Куда мы пойдем, Роза? Роза отвечает:
- Сперва в лавочку, где продают рахат-лукум.
- Рахат что?..
- Рахат-лукум. Это турецкие сладости, сэр. Да ты, я вижу, совсем необразованный. Какой же ты инженер, если даже этого не знаешь?
- Почему я должен знать про какой-то рахат-лукум?
- Потому что я его очень люблю. Ах да, я забыла, ты ведь обручен с другой. Ну тогда можешь не знать, ты не обязан.
Помрачневшего Эдвина ведут в лавочку, где Роза совершает свою покупку и, предложив Эдвину отведать рахат-лукума (что он возмущенно отвергает), сама принимается с видимым наслаждением угощаться; предварительно сняв и скатав в комочек пару крохотных розовых перчаток, похожих на розовые лепестки, и время от времени поднося к румяным губкам свои крохотные розовые пальчики, и облизывая сахарную пудру, попавшую на них от соприкосновения с рахат-лукумом.
- Ну, Эдди, будь же паинькой, давай разговаривать. Так, значит, ты обручен?
- Значит, обручен.
- Она хороша собой?
- Очаровательна.
- Высокая?
- Очень высокая. (Роза маленького роста.)
- Ага, значит, долговязая, как цапля, - кротким голоском вставляет Роза.
- Извините, ничего подобного. - Дух противоречия пробуждается в Эдвине. - Она то, что называется видная женщина. Тип классической красоты.
- С большим носом? - невозмутимо уточняет Роза.
- Да уж, конечно, не с маленьким, - следует быстрый ответ. (У Розы носик совсем крохотный.)
- Ну да, длинный бледный нос с красной шишечкой на конце. Знаю я эти носы, - говорит Роза, удовлетворенно кивая и продолжая безмятежно лакомиться рахат-лукумом.
- Нет, ты не знаешь этих носов, - возражает ее собеседник с некоторым жаром. - У нее нос совсем не такой.
- Он не бледный?
- Нет. - В голосе Эдвина звучит твердое намерение ни с чем не соглашаться.
- Значит, красный? Фу, я не люблю красных носов. Правда, она может его припудрить.
- Она никогда не пудрится. - Эдвин все более разгорячается.
- Никогда не пудрится? Вот глупая! Скажи, она и во всем такая же глупая?
- Нет. Ни в чем.
После молчания, во время которого лукавый черный глазок искоса следит за Эдвином, Роза говорит:
- И эта примерная девица, конечно, очень довольна, что ее увезут в Египет? Да, Эдди?
- Она проявляет разумный интерес к достижениям инженерного искусства, в особенности когда оно призвано в корне перестроить всю жизнь малоразвитой страны.
- Да неужели! - Роза пожимает плечиками со смешком, выражающим крайнее изумление.