Она в испуге подняла глаза от тарелки. Кто-то ел с таким аппетитом, что в буквальном смысле за ушами трещало, - и этот звук стал преобладать в комнате. В наступившей неестественной тишине слышалась только работа челюстей. Это кушала г-жа Моску. Санда обомлела. Г-жа Моску часто забывалась во время обеда и переставала скрывать свой аппетит, но таких вершин прожорливости еще никогда не достигала. Никто не смел произнести ни слова, все в оторопи сидели и слушали.
- Maman! - крикнула ей Санда.
Г-жа Моску продолжала уписывать жаркое, низко опустив голову над тарелкой. Г-н Назарие в ужасе косился на нее, Егор делал вид, что ничего не замечает. Санда подалась вперед и еще раз окликнула мать, снова безрезультатно. "Ей станет дурно!" - в отчаянии думала Санда. Тогда Симина как ни в чем не бывало положила ручку на плечо г-жи Моску и тихо сказала:
- Я видела во сне тетю Кристину, мамочка.
Г-жа Моску тут же перестала жевать.
- Представь, и я вижу ее уже несколько ночей подряд. Такие удивительные сны!
Она деликатно сложила вилку и нож на краю тарелки и подняла голову. Г-н Назарие замер в предчувствии этого жеста: он боялся взглянуть в лицо только что очнувшейся от странного припадка женщины (иначе как потерей сознания он не мог объяснить то варварство, с каким она ела несколько минут назад), и для него полной неожиданностью было встретить на этом лице выражение покоя и внимания. Г-жа Моску, вне всякого сомнения, не отдавала отчета в своих недавних действиях и ничего не помнила.
- Вы будете надо мной смеяться, господин профессор, - заговорила она, - но я все равно вам признаюсь, что сны для меня - иной, лучший мир.
- Нисколько не буду смеяться, сударыня, - поспешил заверить ее г-н Назарие.
- Мама понимает под этим что-то свое, - вмешалась Санда, счастливая, что так легко удалось выйти из неловкой ситуации. - Во всяком случае, "иной мир" не в прямом смысле.
- Мне было бы очень интересно послушать, - подхватил г-н Назарие. - Предмет презанимательный.
Г-жа Моску с готовностью закивала.
- Да, да, мы как-нибудь об этом побеседуем. Но не теперь, конечно. - Она живо обернулась к Симине. - Как ты ее видела, моя девочка?
- Она пришла ко мне, села на мою кроватку и сказала: "Ты одна меня любишь, Симина!" Она была в розовом платье, с кружевным зонтиком...
- Да, она всегда так приходит, - в волнении прошептала г-жа Моску.
- Потом она сказала про Санду, - продолжала Симина. - "Санда меня совсем забыла. Она теперь взрослая барышня". Прямо так и сказала. И мне показалось, что она плачет. Потом попросила мою руку и поцеловала ее.
- Да, да, так, - шептала г-жа Моску. - Она непременно целует твою руку или плечо...
Все молча слушали. Санда саркастически улыбалась, поглядывая на сестру. "Нет, надо ее отучить раз и навсегда от этой дурной привычки", - думала она с нарастающим гневом и наконец взорвалась:
- Зачем ты лжешь, Симина? Я уверена, что никто тебе не снился, никакая тетя Кристина.
- Я не лгу, - твердо возразила Симина. - Она правда со мной говорила. И что про тебя сказала, я очень хорошо помню: "Санда меня совсем забыла". И у нее были слезы на глазах, я видела...
- Лжешь! - ожесточенно повторила Санда. - Ничего ты не видела!
Симина смело, по своему обыкновению, выдержала взгляд сестры, потом ее ротик сложился в ироническую улыбку.
- Ну, пусть будет "не видела", - сказала она спокойно и отвернулась к матери.
Санда кусала губы. Еще и дерзкая стала, девчонка, даже гостей не стесняется. Она вдруг по-новому взглянула на Егора, и ее захлестнуло теплом. Как хорошо, что она не одна, что рядом есть человек, на чью любовь и поддержку она может рассчитывать.
- Но откуда же девочка знает тетю Кристину? - нарушил молчание за столом г-н Назарие. - Ведь она, сколько я понял, умерла молодой...
Г-жа Моску встрепенулась. Профессор еще не видел ее в таком воодушевлении. Наплыв волнующих, рвущихся наружу воспоминаний даже стер с ее лица неизменную улыбку. Егор не без удивления и не без опаски наблюдал, как загораются неестественным блеском, превращаются в налитые влагой линзы ее глаза.
- Кристину никто из них не знал, - начала г-жа Моску, глубоко переведя дух. - Ни Санда, ни Симина. Санда родилась в первый год войны, девять лет спустя после Кристининой смерти... Но у нас есть портрет Кристины в натуральную величину, кисти самого Мири. Дети знают ее по портрету...
Она вдруг умолкла, склонив голову. Но г-н Назарие, чувствуя, что новое молчание было бы сейчас невыносимым, настойчиво повторил:
- И она умерла молодой?
- Ей было всего двадцать лет, - Санда постаралась опередить мать с ответом. - Она была лет на семь старше мамы.
Но г-жа Моску не заметила ее вмешательства. Затихающим, гаснущим голосом, словно впадая в очередной приступ изнеможения, она продолжала:
- Кристина умерла вместо меня, несчастная. Нас с братом отослали в Каракал, а она осталась. Это было в девятьсот седьмом. И ее убили...
- Здесь? - с невольным нажимом спросил г-н Назарие.
- Она переехала сюда из своей Бэлэноайи, - опять вступила Санда. - Имение тогда, до экспроприации, было гораздо больше, как вы понимаете... Но это не укладывается в голове... Потому что крестьяне так ее любили...
Егору вдруг стало не по себе. Он уже раз слышал эту историю, эту, да не совсем. Некоторые детали упоминались при нем впервые, о других - не в пример важнее - кажется, говорить не собирались. Он попытался взглянуть Санде в глаза, но та, как будто не желая развития темы, поспешила объявить:
- Кофе на веранде, господа!
- Представляю, какой это был тяжелый удар для вас, - счел нужным выразить свое соболезнование хозяйке г-н Назарие.
В ответ г-жа Моску радушно закивала головой, словно принимая обычные слова вежливости, с какими гостям надлежит подниматься из-за стола.
* * *
Кофе накрыли на веранде. Сентябрьский день был особенно прозрачен, небо неправдоподобно синело и деревья застыли, будто были задуманы неподвижными от сотворения мира.
"Пора", - сказал себе Егор. И когда на пороге столовой Санда оказалась совсем близко, он непринужденно взял ее под руку. Она была податлива, он уловил ее волнение, нетерпеливую дрожь тела - все шло как надо. Правда, миг спустя она отпрянула, но даже в этом жесте Егор предпочел усмотреть надежду. Теперь предстояло ее разговорить. Взяв чашечку кофе, он начал:
- Чем занимается Санда после обеда?
- Хочу попросить у господина художника позволения посмотреть, как он будет работать в парке.
Егор хотел было отшутиться, но увидел подле суровое лицо Симины, ее напряженный взгляд, девочка словно пыталась понять, что тут происходит без ее ведома.
- Господин Пашкевич, - раздался голос хозяйки дома. - Не хотите ли взглянуть на портрет Кристины? Говорят, это лучшая работа Мири.
- Если у Мири вообще может быть что-нибудь хорошее, - иронически заметил художник.
- Вы же не видели, а говорите! - обиженно возразила Санда. - Я уверена, что вам понравится.
Ее горячность озадачила Егора. Он стоял с чашкой в руках между двумя сестрами и потерянно думал: "Черт меня дернул за язык. Если хочешь завоевать помещичью дочку, держи при себе свой снобизм. Кроме эстетических, есть и другие мерки..."
- Даже посредственный художник способен создать шедевр, если сумеет хоть раз в жизни возвыситься над собой, - нравоучительно изрек г-н Назарие.
- Миря был великий художник, - сказала г-жа Моску. - Миря - вершина румынского искусства. Отечество вправе им гордиться...
Г-н Назарие смешался и покраснел. А г-жа Моску в волнении поднялась и слабым мановением руки пригласила всех за собой. Ничуть не спокойнее были Санда с Симиной.
"Все, что касается этой злополучной Кристины, для них просто свято, - думал Егор. - Пожалуй, это говорит об их незаурядности. Причислить обожаемую покойницу к лику святых и поклоняться - пусть самой тривиальной иконе... Да, Санда - чудо. Так любить и так чтить тетушку, которую никогда не знала!" Даже и маленькую Симину Егор теперь мысленно извинял. "Вот кто поистине избранницы, элита, я рядом с ними просто чурбан".
- Простите, тут неприбрано, - сказала Санда, отворяя массивную белую дверь. - Мы в эту гостиную редко заходим...
Оправдание было уместным. На них пахнуло сухой медуницей, застоявшимся, стылым воздухом - прохладой томительной, искусственной. Егор поискал глазами товарища. Г-н Назарие не смел дохнуть от скромности и старался держаться как можно незаметнее. Следом, замыкающей, шла Симина. Торжественное волнение придавало ей женскую бледность, неестественную для детского личика. "Нет, какие в самом деле чуткие натуры", - еще раз подумал Егор.
- Девица Кристина! - представила г-жа Моску. - Всеобщая любимица...
Профессор почувствовал, как ужас взял его когтями под ребра. Девица Кристина смотрела прямо ему в глаза с портрета Мири и улыбалась. Это была очень юная девушка с черными локонами до плеч, в длинном платье с высокой и тонкой талией.
- Что скажете, господин художник? - спросила Санда.