Джулиан Арчер был одним из тех, кто поспевает всюду, и почему-то всюду нужен. Он не был глуп, никого не обманывал, не лез вперед и оправдывал доверие, когда ему буквально навязывали какое-нибудь дело. Но люди потоньше не могли понять, почему обращались к нему, а не к другому. Когда журнал устраивал дискуссию на тему "Можно ли есть мясо?", высказаться просили Бернарда Шоу, доктора Сэлиби, лорда Даусона и Джулиана Арчера. Когда обсуждали проект национального театра или памятника Шекспиру, речи говорили Виола Три, сэр Артур Пинеро, Каминс Кэрр и Джулиан Арчер. Когда выпускали сборник статей о загробной жизни, в нем выражали свое мнение сэр Оливер Лодж, Мэри Корелли, Джозеф Маккейб и Джулиан Арчер. Он был членом парламента и многих других клубов. Он написал исторический роман, он считался блестящим актером, так что именно ему и полагалось играть главную роль в пьесе "Трубадур Блондель". В том, что он делал, не было ничего дурного или странного. Его книга о битве при Азенкуре была вполне хороша, если рассматривать ее как современную историческую повесть, то есть - как приключения школьника на маскараде. И мясо, и бессмертие души он снисходительно допускал. Но свои умеренные мнения он высказывал громко и властно, тем звучным голосом, который сейчас гудел в коридоре. Он был из тех, кто способен выдержать молчание, повисшее после сказанной вслух глупости. Зычный голос повсюду предшествовал ему, как и доброе имя, и фотографии в газетах, запечатлевшие темные кудри и смелое, красивое лицо. Мисс Эшли как-то сказала, что он похож на тенора. Мэррел заметил на это, что голос у него погуще.
Джулиан Арчер появился в виде трубадура, если не считать телеграммы, которую он держал. Он репетировал и раскраснелся от воодушевления; хотя телеграмма, по-видимому, несколько сбила его.
- Нет, вы подумайте, - сказал он. - Брейнтри не хочет играть.
- Что ж, - сказал Мэррел, продолжая трудиться. - Я и не думал, что он захочет.
- Конечно, глупо обращаться к такому типу, - сказал Арчер, - но больше никого нет. Я говорил Сивуду, глупо это затевать, когда все разъехались. Брейнтри просто знакомый… Не пойму, как он и этого добился.
- По ошибке, я думаю, - сказал Мэррел. - Сивуд слышал, что он представляет в парламенте какие-то союзы, и позвал его. Когда обнаружилось, что Брейнтри представляет профсоюзы, он удивился, но не поднимать же скандала. Вероятно, он и сам толком не знает, что это такое.
- А вы знаете? - спросила Оливия.
- Этого не знает никто, - отвечал Мэррел. - А какие-то союзы я сам когда-то представлял.
- Я бы не стал отворачиваться от человека за то, что он социалист, - возгласил свободомыслящий Арчер. - Ведь были же… - и он замолк, пытаясь припомнить примеры.
- Он не социалист, - бесстрастно уточнил Мэррел. - Он из себя выходит, когда его назовут социалистом. Он синдикалист.
- А это еще хуже? - простодушно спросила Оливия.
- Все мы интересуемся социальными вопросами и хотим, чтобы жизнь стала лучше, - туманно сказал Арчер. - Но нельзя защищать человека, который натравливает класс на класс, толкует о ручном труде и всяких немыслимых утопиях. Я лично считаю, что капитал накладывает обязанности, хотя и дает…
- Ну, - перебил его Мэррел, - тут у меня свое мнение. Посмотрите, я работаю руками.
- Во всяком случае, играть он не будет, - повторил Арчер. - Надо кого-нибудь найти. Роль маленькая, второй трубадур, с ней всякий справится, только бы он был молод. Потому я и подумал о Брейнтри.
- Да, он еще молод, - сказал Мэррел, - и с ним много молодых.
- Ненавижу их всех, - с неожиданным пылом сказала Оливия. - Прежде жаловались, что молодые бунтуют потому, что они романтики. А эти бунтуют потому, что они циники - пошлые, прозаичные, помешанные на технике и деньгах. Хотят создать мир атеистов, а создадут стадо обезьян.
Мэррел помолчал, потом прошел в другой конец залы, к телефону, и набрал какой-то номер. Начался один из тех разговоров, слушая которые ощущаешь себя в полном смысле этого слова полоумным; но сейчас все было ясно из контекста.
- Это вы, Джек? - Да, знаю. Потому и звоню. - Да, да, в Сивуде. - Не могу, вымазался, как индеец. - А, ничего, вы же придете по делу. - Ну, конечно… Какой вы, честное слово… - Да при чем тут принципы? - Я вас не съем, даже не выкрашу. - Ладно.
Он повесил трубку и, насвистывая, вернулся к творчеству.
- Вы знакомы с Брейнтри? - удивилась Оливия.
- Вы же знаете, что я люблю дурное общество, - сказал Мэррел.
- Даже социалистов? - не без возмущения спросил Арчер. - Так и до воров недалеко!
- Вкус к дурному обществу не сделает вором, - сказал Мартышка. - Ворами часто становятся те, кто любит высшее общество. - И он принялся украшать лиловую колонну оранжевыми звездами, в полном соответствии с общеизвестным стилем той эпохи.
Глава 2
ВРАГ
Джон Брейнтри был длинный, худой, подвижный человек с мрачным лицом и темной бородкой. По-видимому, и хмурился он, и бороду носил из принципа, как ярко-красный галстук. Когда он улыбался (а он улыбнулся, увидев декорацию), вид у него был приятный. Знакомясь с дамой, он вежливо, сухо и неуклюже поклонился. Манеры, изобретенные некогда знатью, стали обычными среди образованных ремесленников, а Брейнтри начал свой путь инженером.
- Вы попросили, и я пришел, - сказал он Мартышке. - Но толку от этого не будет.
- Нравятся вам эти краски? - спросил Мэррел. - Многие хвалят.
- Не люблю, - отвечал Брейнтри, - когда суеверия и тиранию облачают в романтический пурпур. Но это не мое дело. Вот что, Дуглас, мы условились говорить прямо. Я не хотел бы обижать человека в его доме. Союз Углекопов объявил забастовку, а я - секретарь Союза. Я приношу вред Сивуду, зачем же мне вредить ему еще, портить пьесу?
- Из-за чего вы бастуете? - спросил Арчер.
- Из-за денег, - сказал Брейнтри. - Когда за хлебец берут двойную цену, мы должны ее платить. Называется это "сложная экономическая система". Но еще важней для нас признание.
- Какое признание? - не понял Арчер.
- Видите ли, профсоюзы юридически не существуют, - отвечал синдикалист. - Они ужасны, они вот-вот погубят британскую промышленность, но их нет. Только в этом и убеждены их злейшие враги. Вот мы и бастуем, чтобы напомнить о своем существовании.
- А несчастный народ сидит без угля! - воскликнул Арчер. - Ну что ж, вы увидите, что с общественным мнением вам не сладить. Не будете работать, не подчинитесь власти - ничего, мы найдем людей! Я лично ручаюсь за добрую сотню человек из Оксфорда, Кембриджа и Сити. Они пойдут в шахты и сорвут ваш заговор.
- С таким же успехом, - презрительно сказал Брейнтри, - сто шахтеров закончат рисунок мисс Эшли. Шахтеру нужно уменье. Углекоп - не грузчик. Хороший грузчик из вас бы вышел…
- По-видимому, это оскорбление, - предположил Арчер.
- Ну что вы! - ответил Брейнтри. - Это комплимент.
Миролюбивый Мэррел вмешался в разговор.
- Очень хорошо! Сперва грузчик, потом трубочист, все чернее и чернее.
- Вы, кажется, синдикалист? - строго спросила Оливия, помолчала и прибавила: - А что это, собственно, такое?
- Попробую объяснить кратко, - серьезно отвечал Брейнтри. - Мы хотим, чтобы шахта принадлежала шахтерам.
- Как же вы с ними управитесь? - спросила Оливия.
- Смешно, не правда ли? - сказал синдикалист. - Не требуют же, чтобы краски принадлежали художнику!..