- Можно ехать, - сказал он. Из толпы ему замахали. Он махнул в ответ свободной рукой.
- Что он сказал? - спросил Гай.
- Что можно ехать.
- Очень мило, - сказал Гай.
Дорога шла вдоль реки. На другом берегу возвышались горы. Солнце слизывало иней с травы. День был солнечный и холодный, свежий воздух врывался внутрь через поднятый ветровой щиток.
- Как ты думаешь, каково ему там, снаружи? - Гай смотрел вперед, на дорогу. Вид слева ему загораживал наш попутчик. Молодой человек сбоку возвышался над капотом, как носовое украшение корабля. Он поднял воротник и глубоко нахлобучил шляпу, нос у него посинел от холода.
- Может, ему надоест? - сказал Гай. - С той стороны у нас шина дрянная.
- Или он соскочит, если она лопнет, - сказал я. - Не захочет пачкать свой дорожный костюм.
- Вообще-то он мне не мешает, - сказал Гай. - Если б только машина так не кренилась из-за него на поворотах.
Лес закончился; дорога, отклонившись от реки, пошла вверх; вода в радиаторе начала закипать; молодой человек с досадой и подозрением смотрел на струю ржавого пара; мотор скрежетал, когда Гай обеими ногами до упора выжимал педаль сцепления; рывками - вверх, вверх, назад-вперед, снова вверх и наконец - ровная поверхность. Скрежет прекратился, и в наставшей тишине слышалось только бурное клокотанье в радиаторе. Мы очутились на вершине последнего холма, над Специей и морем. Отсюда дорога спускалась короткими, лишь чуть скругленными зигзагами. На поворотах наш спутник свешивался в сторону так, что машина с тяжело груженным верхом едва не переворачивалась.
- И ведь не скажешь ему, чтобы он этого не делал, - заметил я Гаю. - Инстинкт самосохранения.
- Великий итальянский инстинкт.
- Величайший итальянский инстинкт.
Поворот за поворотом мы спускались все ниже, утопая в глубокой пыли, пыль оседала на оливковых деревьях. Специя простиралась внизу, вдоль моря. На подъезде к городу дорога выровнялась. Наш попутчик просунул голову в окно.
- Я здесь сойду.
- Останови, - сказал я Гаю.
Мы притормозили у обочины. Молодой человек спрыгнул, подошел к багажнику и отвязал свой чемодан.
- Дальше пойду пешком, чтобы у вас не было неприятностей из-за пассажира, - сказал он. - Мой пакет.
Я отдал ему пакет. Он потянулся к карману.
- Сколько я вам должен?
- Нисколько.
- Почему?
- Не знаю, - сказал я.
- Тогда спасибо. - Молодой человек не сказал "благодарю вас" или "премного вам благодарен" или "тысяча благодарностей" - ничего такого, что прежде было принято произносить в Италии, если вас снабжали каким-нибудь расписанием или объясняли дорогу. Он выбрал самую сухую форму - "спасибо" и подозрительно посмотрел нам вслед, когда Гай тронулся с места. Я помахал на прощанье рукой. Молодой человек был слишком горд, чтобы ответить. Мы двинулись дальше, в Специю.
- Такие юноши в Италии далеко пойдут, - сказал я Гаю.
- Двадцать километров он уже прошел с нашей помощью, - заметил Гай.
Завтрак в Специи
Въехав в Специю, мы стали искать, где бы перекусить. Улица была широкая, дома высокие и желтые. Мы двигались к центру вдоль трамвайных путей. На стенах домов красовались стандартные портреты Муссолини с горящим взором, под ними от руки черной краской было приписано: "Vivas!", из нижних точек обеих "v" краска каплями стекла по стене. Переулки бежали к гавани. День был солнечный, и по случаю воскресенья весь народ высыпал на улицу. Мощеные мостовые недавно сбрызнули, и в пыли образовались влажные канавки. Мы ехали, прижимаясь к тротуару, чтобы не мешать трамваям.
- Давай поедим где-нибудь, где попроще, - предложил Гай.
Мы остановились напротив двух ресторанных вывесок на противоположной стороне улицы, я купил газеты. Рестораны располагались дверь в дверь. Женщина, стоявшая на пороге одного из них, улыбнулась нам, мы пересекли дорогу и вошли внутрь.
Внутри было темно, в глубине за столиком сидели три девушки и старуха. За другим столиком, напротив, - матрос. Он не ел и не пил, просто сидел. Дальше, за ним, молодой человек в синем костюме что-то писал. Волосы у него были напомажены и блестели, он был очень элегантно одет и выглядел щеголем.
Свет проникал внутрь через дверной проем и витрины, где были выставлены овощи, фрукты, бифштексы и отбивные. Подошла девушка, приняла у нас заказ, другая встала в дверях. Мы заметили, что под домашним платьем у нее ничего нет. Пока мы читали меню, та, что принимала заказ, обняла Гая за шею. Всего девушек было три, и они поочередно выходили постоять на пороге. Старуха за столом в глубине зала что-то говорила им, и они снова подсаживались к ней.
В зале была еще только одна дверь, которая вела на кухню. Ее прикрывала занавеска. Девушка, принявшая у нас заказ, появилась из этой двери с блюдом спагетти. Она поставила его перед нами, принесла бутылку красного вина и уселась за наш стол.
- Ну вот, - сказал я Гаю, - ты хотел местечка попроще.
- А здесь совсем не просто. Здесь сложно.
- О чем вы говорите? - спросила девушка. - Вы немцы?
- С юга, - сказал я. - Южные немцы - добрые и славные ребята.
- Не поняла, - сказала она.
- Это что, местный обычай? - спросил Гай. - Я обязательно должен позволять ей обнимать меня за шею?
- Конечно, - сказал я. - Муссолини запретил бордели. Здесь - ресторан.
На девушке было цельнокроеное платье. Она навалилась на стол, скрестила руки на груди и улыбнулась. С одной стороны улыбка у нее была привлекательнее, чем с другой, и она старалась поворачиваться к нам лучшей стороной. Обаянию этой стороны способствовало то, что с другой на носу у нее из-за какой-то неприятности образовалась вмятина, как на теплом воске. Нос был очень холодный и твердый, только вдавленный.
- Я тебе нравлюсь? - спросила она Гая.
- Он в восторге от тебя, - сказал я. - Но он не говорит по-итальянски.
- Ich spreche Deutsch, - сказала она и погладила Гая по волосам.
- Поговори с дамой на своем родном языке, Гай.
- Откуда ты? - спросила девушка.
- Потсдам.
- Задержишься здесь хоть ненадолго?
- В этой прекрасной Специи? - спросил я.
- Скажи ей, что нам надо ехать, - сказал Гай. - Скажи, что мы больные и у нас нет денег.
- Мой друг - женоненавистник, - сказал я. - Закоренелый немецкий женоненавистник.
- Скажи ему, что я его люблю.
Я сказал.
- Заткнись и давай выбираться отсюда, - сказал Гай. Дама обвила его шею и другой рукой.
- Скажи ему, что он - мой, - сказала она. Я сказал.
- Да вытаскивай же ты нас отсюда!
- Вы ссоритесь? - спросила дама. - Вы не любите друг друга?
- Мы немцы, - ответил я с достоинством, - истинные немцы-южане.
- Скажи ему, что он красавчик, - попросила девушка.
Гаю тридцать восемь, и ему льстит, что во Франции его принимают за коммивояжера.
- Ты красавчик, - сказал я.
- Кто это говорит, ты или она? - спросил Гай.
- Она. Я - только твой переводчик. Разве не за этим ты меня с собой взял?
- Хорошо, что она, - сказал Гай. - Жаль, если бы пришлось прямо здесь с тобой расстаться.
- Ну, не знаю. Специя - прелестное местечко.
- Специя, - повторила девушка. - Вы говорите о Специи?
- Прелестное местечко, - сказал я.
- Это моя родина, - сказала она. - Специя - мой дом, а Италия - моя родина.
- Она говорит, что Италия - ее родина.
- Скажи ей - оно и видно.
- Что у вас на десерт? - спросил я.
- Фрукты, - ответила она. - У нас есть бананы.
- Бананы - это пойдет, - сказал Гай. - По крайней мере они в кожуре.
- О, он любит бананы, - сказала девушка и обняла Гая.
- Что она говорит? - спросил он, отворачиваясь от нее.
- Она рада, что ты хочешь бананов.
- Скажи ей, что я не хочу бананов.
- Синьор не хочет бананов.
- Ах, - удрученно сказала девушка, - он не хочет бананов.
- Скажи ей, что я каждое утро принимаю холодную ванну.
- Синьор каждое утро принимает холодную ванну.
- Не поняла, - сказала девушка.
Бутафорский матрос напротив не шелохнулся. Никто в комнате не обращал на него никакого внимания.
- Принесите нам счет, - сказал я.
- О нет! Вы должны остаться.
- Послушай, - сказал щеголеватый молодой человек, писавший что-то за своим столом, - не держи их. Эти двое ничего не стоят.
Девушка взяла меня за руку.
- Разве ты не хочешь остаться? Ну, уговори его.
- Надо ехать, - сказал я. - Мы должны сегодня добраться до Пизы, а еще лучше - до Флоренции. Развлечься мы сможем и там, вечером. Сейчас еще рановато. Мы должны доехать засветло.
- Но немного задержаться было бы так приятно. , - Путешествовать нужно при свете дня.
- Послушай, - сказал молодой щеголь, - не трать времени попусту на эту парочку. Говорю тебе, они ничего не стоят, уж ты мне поверь.
- Принесите нам счет, - сказал я.
Она взяла счет у старухи, принесла нам, вернулась и снова села за ее стол. Из кухни вышла другая девушка, пересекла зал и встала в дверях.
- Да не трать ты силы на этих двоих, - устало повторил франтоватый молодой человек. - Поди поешь. Они ничего не стоят.