- Дитя мое… Я огорчен твоим непониманием, я вовсе не мыслил в терминах правды и лжи. Зачем тебе обороняться? Я на твоей стороне. То, что называют злом, не более чем инстинкт, наследие миллиона лет первобытного существования. Может быть, тебя смущают эти громкие слова, так это нам совсем ни к чему. Ты должен понять, что ангелов больше не существует, и твой поступок человеку простителен. Опасность заключается в его сокрытии. Как только ты мне в нем признаешься, он превратится в ничто, и мы вместе сможем над этим посмеяться.
- Над чем посмеяться? - спросил Николас сквозь зубы.
- Например, над этим, - произнес Галеви, показывая мальчику исписанный листок.
Николас весь напрягся, словно ожидая удара, затем тело его обмякло, и он отвел затуманившийся взгляд.
- Ничего страшного в этом нет, - быстро сказал Галеви, успокаивая его. - Но почему ты не был откровенен, когда писал это? Ты наверняка говорил Хосе гораздо более красивые слова, когда вы были одни… Например, у него дома… Вы были вместе всю ночь…
- Мы ничего не говорили, - глухо сказал Николас, отвернувшись.
- Мое дорогое дитя, - прошептал этот прелат сатаны, приблизив щеку к подушке мальчика. - Вы же были там только вдвоем… В темноте…
Николаса пробрал озноб, он смутно ощущал, как из тени на него неудержимо надвигается непонятное, но чудовищное зло, внушая страх и отвращение. В какое темное царство позора и омерзения его ведут? Ему хотелось вскочить с кровати, выбежать из комнаты, скрыться. Но овладевшая им слабость не пускала, заставляя его уступить и вызывая желание просить о пощаде. А впрочем, какая разница? Что мешает ему согласиться, вкусить от отравленного плода, предложенного ему этим человеком? Но тут он услышал властный приказ, исходящий из самой глубины его существа. Непроизвольно сжав кулаки, он с усилием вырвался из чужих рук и непокорно сел на кровати. Он был очень бледен, сердце дико колотилось. Но он храбро смотрел профессору в лицо, будто защищал свою жизнь.
- Я не знаю, что вы хотите от меня услышать. Но я не собираюсь этого говорить. Я сказал вам, что пошел с Хосе только потому, что Гарсиа напугал меня. Можете спросить Магдалину, если хотите. Она вам расскажет. Я уже просил папу поговорить с ней.
Профессор прикрыл разочарование холодной улыбкой. Он встал, будто принимая долгожданный вызов.
- Очень хорошо. Спросим Магдалину.
Сидя очень прямо и часть дыша, Николас увидел, как профессор дважды дернул за шнурок с кисточкой, из отдаленных закоулков дома слабо донесся звонок. Через пару минут напряженной тишины на служебной лестнице послышались тяжелые неторопливые шаги поварихи.
Стук в дверь. Она вошла.
- Магдалина, - сказал профессор, - предполагается, что во время недавнего отсутствия вашего хозяина в доме имели место некоторые нарушения. Во-первых, остался ли Гарсиа в Барселоне в субботу ночью?
Неподвижно стоя в дверях, женщина исподлобья взглянула на профессора. Руки, слегка припорошенные мукой, были отведены в стороны от черного платья.
- Нет, - сказала она. - Гарсиа всё время был здесь.
Николаса пронзило током. Он рванулся вперед. В изумлении, с трудом произнося слова дрожащими губами, он умоляюще воскликнул:
- Магдалина…
- Тише, пожалуйста! - Галеви снова повернулся к поварихе. - Во-вторых, устроил ли Гарсия в воскресенье ночью пьяную оргию?
- Нет, сеньор… - Её неподвижное лицо словно было вырублено из дерева. - Гарсиа не пьет.
- Значит, он не бил вас, и не напугал Николаса?
Она мотнула головой.
- Гарсиа хороший человек. Это все знают. Он никогда в жизни меня не бил.
- Ох, Магдалина… - душераздирающе крикнул Николас. - Как ты можешь? Ты же знаешь, что он тебя ударил. В буфетной. Ты так плакала! Это было ужасно. И у него был нож… - Он умолк, охваченный тошнотворным страхом.
- Достаточно, Магдалина, - сказал Галеви. - Спасибо, что уделили нам время.
Какое-то мгновение повариха не двигалась, будто не веря, что её отпустили. Во время допроса её бычьи глаза были тупо устремлены на профессора, но теперь, на мгновение, метнулись в сторону Николаса. Она не утратила самообладания - опущенные углы губ не шевельнулись - но вдруг, с неожиданной резкостью, развернулась и вышла.
Потрясенный этим предательством, Николас с плачем рухнул на подушку, слезы градом катились по его лицу.
- Хосе… - прерывающимся голосом прошептал он. - Где ты, Хосе?… Что они хотят с нами сделать?
Профессор Галеви с неопределимым выражением сделал шаг вперед и остановился. Поглаживая бородку, со склоненной набок узкой головой, он напоминал воинственного хорька. Нет, решил он, больше ни слова. Немного одиночества, еще несколько слез, и последнее сопротивление рухнет. Тихонько убедившись, что ставни по-прежнему плотно закрыты, под звуки приглушенных рыданий он на цыпочках вышел из комнаты.
Глава 16
В это утро Харрингтон Брэнд лишь ненадолго заскочил в консульство, в состоянии растущего напряжения пробыл там около часа, и, нервно дрожа, поспешил домой, чтобы пообедать с гостем. Теперь, по завершению тягостной трапезы, за которой профессор доложил об осмотре, мужчины сидели в столовой, куда им подали кофе.
- Значит, у вас не осталось сомнений? - прервал затянувшееся молчание консул, задумчиво помешивая кофе.
- Ни малейших! - Профессор с довольным видом отхлебнул из своей чашки. - Перекладывание комплекса вины на другого вполне типично… И то, как его сломило противостояние Магдалины.
Бледный лоб Брэнда свело судорогой.
- Надеюсь, испытание было не слишком суровым для моего мальчика.
- Друг мой, что значат несколько детских слезинок, кратковременное страдание, когда на карту поставлено главное!
- Он больше не страдает? - Брэнд опять попытался найти облегчение беспокойству, пронизавшему его до мозга костей.
- Скорее всего, он крепко спит … Обычная реакция на успешный катарсис … Но вам в любом случае не стоит к нему заходить. Одиночество, возможность поразмышлять - это основная составляющая моего лечения. Повторяю, эти аномальные тенденции, которые как видно уже глубоко проросли, нужно искоренить любой ценой.
Консул скомкал под столом салфетку в тугой шар. Не глядя на Галеви, он сказал:
- А Хосе?
Профессор, вздрогнув, опустил чашку.
- Утром я тщательно его допросил. Ловок мерзавец! - Поколебавшись, он добавил: - Я знаю, как вы к нему относитесь, друг мой, но что мы можем сделать? Вы не можете подать на него в суд, не причинив огромного вреда Николасу и себе. Одна только огласка… Нет, это немыслимо.
- Нужно что-то делать. - Брэнд угрожающе выплевывал слова, втянув голову в плечи.
- Наберитесь терпения. Дайте парню волю, и он сам себя погубит. Когда я перед обедом говорил с Гарсиа, тот - совершенно случайно - упомянул, что в последнее время из его комнаты пропадали небольшие суммы денег. Гарсиа не слишком распространялся - он для этого слишком сдержан, но я был достаточно проницателен, чтобы понять, что он подозревает в воровстве Хосе.
- Что? - глухо спросил консул, погруженный в горькие раздумья. Постепенно смысл слов Галеви дошел до него. Он резко выпрямился, ввалившиеся глаза заблестели. - У Гарсиа украли деньги?.. Этим надо заняться безотлагательно!
И не дожидаясь ответа Галеви, он позвонил в маленький серебряный колокольчик, стоящий перед ним на столе. Последовала продолжительная пауза. Затем, застегивая на ходу белую куртку и поспешно дожевывая пищу, появился дворецкий.
- Простите, сеньор, - сказал он, - я думал, вы закончили. Мы с Магдалиной…
- Да, Гарсиа, понимаю, - перебил его консул. - Я сожалею, что помешал вам обедать. Но до моего сведения только что дошло дело чрезвычайной важности. Верно ли, что у вас недавно пропали некоторые суммы денег?
- Пропали, сеньор? - Гарсиа позволил себе вольность слегка пожать плечами. - Из запертого ящика деньги сами собой не пропадают.
- Ах, вот как? Значит, их украли?
- Без всякого сомнения, сеньор. Замок был умело вскрыт.
Консул порывисто вздохнул, не веря такой удаче:
- И вы так спокойно об этом говорите.
Гарсиа снова пожал плечами с несколько презрительным выражением.
- Там было немного, сеньор. В общей сложности было украдено тридцать-сорок песо. Моя жизненная философия не позволяет считать это бедой. Более того, мне приходилось жить в больших домах, таких, как дом Аостаса, где я вынужден был общаться с нечестными коллегами. Но все же… - он помолчал, непроницаемые на бесстрастной маске глаза смотрели на консула, не мигая, - Но все же, сеньор, я не спокоен.
- Почему?
- Я опасаюсь, сеньор, - ответил Гарсиа, намеренно не сводя с консула туманный взгляд, - что были украдены более ценные вещи.
У Брэнда отвисла челюсть. Галеви с большим интересом подался вперед.
- Да, - продолжал дворецкий, учтиво взглянув на профессора. - Я не хотел говорить, не мое это дело. И причинять кому-то неприятности я тоже не люблю. Но раз уж вы сами об этом заговорили, я спрошу вас, сеньор… На месте ли те ценности, которые вы храните в маленькой шкатулке на туалетном столике?
Консул облизнул губы. Его голос странно изменился:
- Вы имеете в виду мои запонки?..
- И еще ваши маленькие плоские часы с бриллиантами, булавки для галстука с сапфирами, кольцо с печаткой - все самое ценное, - серьезно перечислил Гарсиа. - Я вижу их, когда обслуживаю вас. Никогда не встречал красивее…