Взволнованный этими словами, Николас, вытянув шею, смог увидеть часть склонившейся в поклоне фигуры заступника Хосе. Сердце его упало. Старый священник в порыжевшей сутане с пятнами от еды спереди, с нелепым зонтиком, в растрескавшихся грубых сапогах с засохшими на них комьями грязи имел вид очень неубедительного адвоката. Его простое лицо, желтое и морщинистое, портил багровый нарост в углу губ, из-за чего он говорил половиной рта, что делало его речь довольно неразборчивой.
- Я крестил его, сеньор… Дал ему первое причастие… Руководил конфирмацией…
Эти избитые слова, произнесенные таким чучелом, повергли консула в ярость.
- Крайне трогательно, - саркастически фыркнул он. - Вы отлично подготовили его к преступной жизни.
- Все мы грешны, - сказал священник, ничуть не обидевшись и не сводя мягкого взгляда с лица консула. - Но я и в мыслях не могу допустить, что Хосе вор.
- Значит, мои драгоценности растаяли в воздухе?
- Ничего невозможного в этом нет. И более странные вещи случались под небесами.
- Как же небеса допустили, что запонки оказались в его кармане?
- Да, сеньор, это прискорбный факт. Но Хосе уверяет, что не клал их туда.
Харрингтон Брэнд презрительно усмехнулся.
- Ему трудно будет убедить в этом судью.
- Несомненно, сеньор. Но не мы его судьи. - Он помолчал, словно бесхитростно предлагал располагать им и его скромным опытом. - Я не верю, что Хосе виновен. Но, даже если это так… Если он совершил этот ужасный, глупый проступок, разве не будет высшим милосердием простить его?
- Вы меня за дурака держите? - жестко ответил Брэнд, проникаясь мстительным чувством к этому старому идиоту. - Он украл у меня чрезвычайно ценные вещи. Некоторые из них - перстень с сапфиром… часы, полученные мною от посла Швеции, да только эти два предмета - уже невосполнимая утрата. И я должен, ни слова не говоря, позволить себя ограбить?
- Несомненно, сеньор, утрата ваша может быть велика. Но не выше ли цена человеческой души? Говорю вам, я знаю Хосе! Если его отправят в тюрьму - его, так любящего свободу и простор - даже не знаю, к чему это может привести… в его состоянии…
- Меня это не касается.
- А есть еще и другие слабые и беззащитные существа, - не испугавшись, мягко настаивал священник, как будто уговаривал упрямого ребенка, - о которых тоже надо подумать, они, в чьей невиновности никто не сомневается, будут ввергнуты в печаль и нужду, если вы не смягчитесь. Вы ведь знаете, что на содержании Хосе находятся его сестры и мой друг Педро…
- Ну, так вашему другу Педро придется теперь работать самому, - грубо оборвал его консул. - Если целью его прихода было и дальше оставаться бездельником, то, скажу я вам, она не оправдалась.
Последовало молчание. Педро, залившись краской и склонив голову, пробормотал своему попутчику:
- Все бесполезно. Пойдем отсюда.
Отец Лимаза нахмурился. Собрав остаток душевных сил, он выпрямился.
- В последний раз прошу вас, сеньор, проявить великодушие. Не скупитесь на милосердие к нам так же, как вы ожидаете его свыше. Гордость обманчива. Разве не все мы во власти Господа? Во имя Всевышнего, снимите ваше обвинение с Хосе. Если вы этого не сделаете, боюсь, оно приведет к несчастью.
- Я отказываюсь, - резко ответил консул.
Наступила мертвая тишина, прерванная глубоким вздохом старого священника. Николас, скрытый кустарником, не в силах больше был это видеть. Прижав к глазам стиснутые кулаки, он осел на сырую землю, борясь с рыданиями. Ослепнув и почти лишившись чувств, как птица в силке, он услышал, как громко захлопнулась дверь за вернувшимся в дом отцом. Затем медленно, тяжело, словно отмеривая печаль и неутолимую боль, раздался хруст шагов по гравию, и два старика отправились восвояси.
Глава 18
Через три дня профессор Галеви отбыл в Париж. Исполненный благодарности консул пожелал хоть отчасти избавить друга от дорожных неудобств и настоял, чтобы Гарсиа довез его до Барселоны. Прощаясь в холле под доносящийся снаружи рокот мотора, Брэнд в порыве чувств тискал психологу руку.
- Дорогой Галеви! Как мне благодарить вас за неоценимую помощь? - он еще сильнее сжал пальцы. - Вы были моей поддержкой… Моей опорой.
Профессор сдержанно улыбнулся. В утреннем свете его худощавая фигура в черном плаще казалась еще тщедушнее, а серое лицо с острыми чертами и синими подглазьями придавало ему вид голодного грызуна.
- Я ученый и не гонюсь за благодарностями. - Он говорил обдуманно, поигрывая черной цепью, стягивавшей его плащ. - Но как ваш друг я рад, что добился таких исключительных результатов. Во время двух последних сеансов с вашим сыном я наблюдал заметное снижение одержимости. Теперь, когда мы избавились от этого парня, всё основание комплекса должно разрушиться и исчезнуть. - Он бросил на собеседника многозначительный взгляд. - В то же время я просил бы не забывать и о вашем собственном здоровье.
- Моем здоровье? - удивленно переспросил Брэнд.
- Вы позволили себе перевозбудиться из-за этого дела… Из-за этого молодого испанца… Ваша реакция чересчур сильна, ваши нервы на пределе.
- Ну, что вы, друг мой! - консул рассмеялся чуть громче, чем нужно. - Вы слишком обо мне заботитесь. Я прекрасно себя чувствую!
- Не сомневаюсь. Ревность действует возбуждающе. Но эта страсть может дорого обойтись. Не дайте ей одержать над вами верх. Неумеренность вам противопоказана, - сухо сказал Галеви, направляясь к выходу. - Ах да… Мы ведь скоро встретимся в Париже, - и с загадочной кисловатой усмешкой, обнажившей бледные десны, он добавил: - Да, да, как только выйдет в свет ваша книга.
Машина отъехала, оставив Брэнда стоять на крыльце. Его настроению соответствовало бы более сердечное расставание, но непредсказуемый Галеви мог, когда хотел, погасить все чувства своим стерильным и бесстрастным отчуждением. Впрочем, эта жесткость была его достоинством. По крайней мере, так в этот момент показалось консулу. Он собирался перед уходом в офис подняться к Николасу, но теперь, стиснув губы, решил не предпринимать шагов к примирению. Это мальчику следует первым побежать к нему навстречу с распростертыми объятиями и умоляющим взглядом. Расправив плечи, консул взял шляпу и трость и зашагал в город.
Утро было славным - солнце еще не начало припекать, и он, испытывая острую потребность в движении и чувствуя прилив сил, ускорил шаги. Казалось, по его жилам течет пьянящий дистиллят, пронизывая тело и поднимаясь к мозгу теплыми темными волнами. Под этой видимой серьезностью и степенностью действовал фермент посильней вина. Наслаждаясь осуществленной мечтой, консул предвидел и уже чувствовал приближение горьковато-сладкого на вкус опьянения собственной ненавистью.
В консульстве он прошел прямо в свой кабинет. Не успел он сесть за стол, как в дверь постучали, и в комнату вошел Фернандо - старший клерк.
- Мистер Деккер ушел в порт Алихо, сэр, по делам, связанным с грузом "Восточной звезды". Он очень хотел поговорить с вами, сэр.
- Он просил что-нибудь передать?
- Нет, сэр. Он сказал, что вернется к пяти часам. Он подчеркнул, что это очень важно.
- Важно?
- Да, сэр… Мистер Деккер был крайне обеспокоен.
- Хорошо, - оборвал его консул. - Он сможет поговорить со мной, когда вернется.
- И еще, сэр… - молодой испанец нерешительно опустил большие кофейного цвета глаза. - В девять часов звонили из суда. Принято решение судить Хосе Сантеро в Барселоне. Его повезут туда в среду дневным поездом.
Консула будто током пронзило - это была сама лучшая, самая желанная новость! Всё это время он боялся, что дело будет передано в городской полицейский суд, где местные настроения легко могут склонить судью в пользу заключенного. Но Верховный суд в Барселоне - совсем другое дело! Судебные решения там строги и справедливы, а приговоры значительно более суровы. С трудом сохраняя на лице официальное выражение, слегка дрожащим голосом Брэнд ответил:
- Благодарю вас, Фернандо. Вы свободны.
Когда клерк, поклонившись, вышел, хладнокровие покинуло консула; порывисто поднявшись, он зашагал по длинной циновке, устилавшей пол узкой комнаты. Пылающая в его груди темная радость не давала ему оставаться в неподвижности. Мысль о приближающемся отмщении росла и ширилась, пока не заполнила его целиком. Сцепив за спиной руки, наклонив голову и глядя в пол, он ходил взад-вперёд, как зверь в клетке. Конечно же, он должен присутствовать в суде, чтобы заявить о своих претензиях - картина судебного заседания живо предстала перед его взором. Более того, он поедет в Барселону в одном поезде с заключенным, будет сидеть в одном с ним купе, воочию наблюдая страдания того, его стыд…
Дел у консула было не много - в лотке с документами на подпись ждало несколько счетов на товары, подлежащие обложению таможенной пошлиной, и его квартальный отчет о торговой деятельности порта - но даже с этой малостью ему нелегко было справиться. Нетерпение все сильней будоражило его кровь. Он подписал несколько сертификатов, быстро принял двух моряков, дожидавшихся его, чтобы выправить документы, и рано ушел на обед в кафе El Chantaco.