Не ведая, куда бы спрятаться от себя, кликнула служанок, оделась, вышла в сад. Россия страна холодная, но - весна и здесь весна. В зелёной траве - золотые цветы. Над цветами бабочка. Бархатная боярышня, с синими глазами на крыльях. Бабочка садилась на золотые венчики, раскрывала крылья, замирала, показывая свою красоту. Вдруг замелькал там и сям мотылёк. Должно быть, только что родился.
"Его жизнь - день, - подумала домна Стефанида, - и для него это вечность, для него это долгая радость. Ему повезло: он явился в солнечный день, солнце в России показывается по праздникам..."
- Буду как мотылёк, - сказала домна Стефанида вслух. - Буду как мотылёк...
9
За неделю до дня рождения царевича Фёдора Алексей Михайлович заказал иконописцу Зубову образ святителя Феодора - Божий дар.
Фёдор Евтихиев Зубов, родом пермяк, был в Оружейной палате вторым мастером после Симона Ушакова. Жалованья Симон получал 67 рублёв, да за дворцов корм и питье 50, да кормовых ржи и овса - 52 четверти. Оклад Фёдора Зубова был много меньше: 18 рублёв, подённого корму по 2 алтына на день, всего в год 39 рублей 30 алтын да 40 четвертей ржи и овса.
Остальным мастерам платили по 12 рублёв, с дворцовым прокормом по 33 и хлеба да овса по 30 четвертей.
Дети крестьянина Малаха, прижившиеся в Оружейной палате, получали как мастера третьей статьи.
Образ Феодора Сикеота Зубов доверил писать Егору, сам спешил исполнить заказ ярославского купца Ивана Скрипина. Передача заказа - дело обычное, когда икона будет почти закончена, мастер пройдётся по ней вдохновенною рукою и подпишет.
Работал Егор с трепетом душевным, не простой заказ! Нужно было написать и святителя, и Духа Святого в виде голубя, а главное - в семи лучах семь даров. Всякая вещь в свету - иная, и цветом, и истечением флюидов. А времени на прозрения да раздумья не дадено.
Царские заказы всякий раз суматошные, грозные: "Писать в день и в ночь, наскоро". Бывало, за неделю приходилось поставлять по семнадцати, по двадцати и по тридцати больших икон. Всей артелью наваливались: и Симон Ушаков писал, и Фёдор Зубов, Тимошка Чёрт, Иван Леонтьев, Степан Резанец - все двадцать три живописца Оружейной палаты.
Место Егора было рядом с Зубовым. Видел, как тот работает. Пророк Илия сиял у мастера золотом. Золотая парчовая риза, золотой лик, золотой нимб. Яблоко, которое приносил чёрный ворон, тоже было золотое. Вокруг Илии голубовато-зелёная пещера, утопающая в зелени деревьев, выше - зелёные горы. У ног пророка золотистые цветы, справа, среди зелени, крошечная совсем сцена: Илия-пророк ведёт Елисея на гору, в левом верхнем углу - огненное восхождение Илии. Пророк в пламенах, бросает вниз Елисею свой плащ - передаёт дар пророчества.
Егор писал то, что ему велено было, но думал, как он подступился бы к образу пророка Илии. Гудящий вихрь огня - вот что нужно написать, чтоб пришедший помолиться услышал этот гуд. И чтоб кони-то летели, спицы в колёсах без промельков, и земля чтоб аж вытягивалась вслед за пророком, за огненным вихрем.
- Егор!
Вздрогнул.
- Размечтался... Готово у тебя, что ли?
- Пожалуй что готово.
Зубов перед иконой позадержался, щурил левый глаз, смотрел в кулак.
- Наш брат, старичье, отойдёт в мир иной - будешь первым в палате... Лик я по-своему высвечу, серебра в волосы прибавлю, больше ничего трогать не буду. Грех. - Троекратно поцеловал молодого мастера. - Ты к отцу собирался, ступай к Богдану Матвеевичу, просись. Я - отпускаю. Да смотри дело какое-нибудь придумай.
- Дело есть. Монастырские просят "Страшный Суд" в храме обновить, чтоб смутьянов вразумляло.
- О смутьянах нынче на всех базарах шепчутся. Про Стеньку слышал?
- Слышал.
- Прямо ведь беда... Вот что, идём вместе, я лучше тебя скажу.
Забота самого Фёдора Евтихиева Егора радовала: понравилась икона. И заступничество будет кстати: просьбу большого мастера Богдан Матвеевич уважит, а Егор истосковался по дому, по Рыженькой. Да ведь и батюшка-то совсем старик, весело улетали из родного гнезда, не понимали: жить на отцовских глазах только дураку не мило. В глазах отца Бог.
Хитрово выслушал Фёдора благосклонно, на Егора смотрел приветливо, сказал:
- Ты, Фёдор, ступай. Трудись. За хлопоты благодарю. Я Егорушку отпускаю - на доброе дело просят у нас мастера... Но сначала сослужи-ка мне малую службу, - призадумался, поджидая, пока Зубов уйдёт. - Отвези икону Артамону Сергеевичу Матвееву. Какую - это мы сейчас подумаем с тобой. Сие будет в дар. Твой. Московские люди любят Артамона Сергеевича. Тебе его дружба тоже пойдёт на пользу. Матвеев с царём взрастал.
Удивление на лице Егора было такое искреннее, что Хитрово улыбнулся:
- Я почему тебя посылаю. Ты - молодой, глаз у тебя хваткий. А у нашего Артамона Сергеевича есть на что посмотреть. Парсуны, севиллы всякие. Да и образа. Ты на образа особо погляди. Они небось у Артамона Сергеевича письма латинского, нарядного. То, что запрещены, - не наше дело. Ты в них доброе ищи, чтоб доброе перенять.
- А какую же икону поднесть? - спросил Егор, немножко испугавшись.
- Артамонова ангела-хранителя. Бери доску добрую, кипарисовую, краски, кисти. Напиши образ преподобного Артемона - и поезжай себе.
- А какого Артемона писать, святителя Солунского или святителя Селевкийского? Али священномученика, пресвитера Лаодикийского?
- Пиши пресвитера. Чего его святителем-то баловать.
- С житием писать?
- С житием. Пока Артамон Сергеевич будет клеймы разглядывать, и ты поглядишь, какие иконы у нашего зело учёного друга.
Нехорошая тоска посасывала сердце, но Богдану Матвеевичу не поперечишь.
Пошёл Егор в Успенский собор, помолился перед святой иконой Владимирской Божией Матери и - за дело. Получил кипарисовую доску, краски, хорьковые кисти, сел житие читать.
Преподобный Артемон родился в Сирии, в Лаодикии, в доме благочестивых христиан. В шестнадцать лет был поставлен чтецом. В сим звании трудился двенадцать годиков. Вот и тема для верхнего клейма: "Чтец Святого писания".
Святитель Сисиний поставил Артемона во диаконы. Бог дал двадцать восемь лет диаконства. Сё тема второго клейма. Артемон поёт с прихожанами "Верую". Третье клеймо - служба во пресвитерах. Егор посчитал: рукоположили Артемона пятидесяти шести лет от роду. В сане был тридцать три года... Значит, надо писать в клейме старца, убелённого сединами, с длинными власами, с бородой до пояса. Пусть это будет крещение Артемоном язычников - главное его деяние. В четвёртом клейме Сисиний и Артемон разбивают в капище Артемиды статуи римских богов и богинь. Император Диоклетиан издал указ о поклонении идолам, в Лаодикию послал наблюдать за исполнением указа Патрикия. Пятое клеймо: избавление Патрикия от смертельной болезни по молитве епископа Сисиния. Шестое - Патрикий встречает на дороге старца, за которым попарно шествуют шесть диких ослов и два оленя. Старец - Артемон. Седьмое клеймо: олень, получивший дар слова, рассказывает Сисинию об аресте преподобного Артемона. Восьмое: Артемон изгоняет змей из капища Асклепия. Жрецы принуждали преподобного поклониться идолам, бросили к змеям, а змеи на них пошли. Жрецы бегут, змеи ползут, но Артемон убивает их взглядом. В девятом клейме: говорящий олень предрекает скорую смерть Патрикию. Огромный котёл с кипящей смолой. Палачи собираются кинуть в котёл преподобного. В десятом - Артемон жив и здоров, а в котёл орлы бросают Патрикия.
Сам же образ Егор решил писать поясной, чтоб было много лица, чтоб глаза в душу смотрели.
10
Три рубля пожаловал Богдан Матвеевич Егору за его образ.
- Сие тебе награда.
Подумал и ещё три рубля прибавил, но с напутствием:
- Станешь образ дарить, на иконы-то позорче гляди. "Высматривать посылает!" - затосковал Егор, будто дёгтем душу вымазали: не в радость стала Рыженькая.
Приехал к Артамону Сергеевичу как на казнь.
Иконописца Оружейной палаты дворовые слуги почтительно провели в хозяйские покои, сдали карлу Захарке. У Захарки брови коротенькие, толстые - два шмеля. Личико ангельское: губки бантиком, глаза цвета васильков, ручки детские, а вот ноги тяжёлые, мужичьи.
Захарка долго смотрел на икону, подпирая голову кулачком, наконец сказал:
- Баско! - и уставился на Егора. - Молодой! - то ли похвалил, то ли осудил. И ухмыльнулся: - Напиши с меня парсуну! Тогда доложу.
- Парсуны с персон пишут, - сказал Егор.
- Я - персона! - Карлик вздёрнул носик, сверкнул мелкими, жемчужной белизны зубами. - Я скоро буду такая персона, что не пинки мне станут дарить - золотые.
- Асхамон Сергеевич прикажет, напишу, - согласился Егор.
- Я сам тебя нанимаю! Сам и заплачу. Сорок рублёв тебе будет довольно?
- Да где же тебя писать? Место нужно.
- В кабинете Артамона Сергеевича.
Егора жаром обдало - наказ Хитрово гвоздём сидел в голове.
- Думай, не то я на дворе собак на тебя спущу.
- Мы люди подневольные, - сказал Егор уклончиво, но карлик подпрыгнул, убежал. Тотчас и вернулся:
- Просют.
Артамон Сергеевич принял Егора в кабинете. Да с каким ещё уважением. Поднялся из-за стола, на поклон ответил поклоном. Лицо весёлое, но без лживой ласки Богдана Матвеевича. Ферязь из розовой камки. Нежнейшей, словно камку в яблоневый цвет опускали. Пуговицы янтарные. Рубашка под ферязью белей снега, полотно с паутинку, заморское.