- Позвольте мне сказать. К вам я отношусь с глубоким уважением… и так и думал, что вы так мне и скажете, что… прошу встретиться! Не был вам представлен, и… Но вы меня поймете и извините. Только разрешите говорить с вами откровенно… я привык откровенно, и всегда… Дело вот какое… Правда, дело это личное… к вам никакого отношения, хотя есть одно… Уделите только две минутки, и я постараюсь вам ясно… хотя это трудно ясно в две минутки… но вы поймете… Бывает…
"Должно быть, пьяный, - подумала Ирина, слушая путаную речь, прерывавшуюся вздохами и хрипом, - повешу трубку?.."
- …бывают такие состояния… душевные переживания, когда отходят эти… условности… и когда все уже не имеет значения. И вот, такое у меня… Я… сколько вас слушаю, как вы поете, и чувствую, что…
"Нет, сейчас повешу… невозможно… пьяный"…
- …вы не можете не понять… чувства… когда у человека… Это не объяснение в чувствах, а я про душевное состояние, вне вас. Хотя, конечно, не вне вас, но… Я не из тех, каких здесь много, и ничего не добиваюсь. Я прямо: вам я посылал цветы, как посылал бы дочери… от искреннего сердца, поверьте мне! И еще… но тут самое важное, о-чень важное… для меня.
"Что за чушь! - подумала Ирина, раздражаясь, - несомненно, пьяный"…
Она сказала резко:
- Извините, я прекращаю этот странный разговор…
- Ни в каком случае!.. прошу вас!.. - воскликнул, прерываясь, голос, - вы ошиблись! уверяю вас, что вы ошиблись, подумали, что я… Я потому так, что знаю вас, и потому…
"Надо было давно повесить"… - подумала Ирина, и все же не повесила:
- Как вы можете меня знать?
- Это трудно объяснить, но я вас знаю. Я умею разбираться в людях, и понимаю, что вы не певица из кабарэ, и… но это теперь трудно, и…
- Для посещающих наше кабарэ, я только "певица из кабарэ", и прекращаю этот странный разговор!.. - оборвала Ирина, задетая этим - "певица из кабарэ".
- Я вас оскорбил? но чем же, чем?!.. - воскликнул голос, и она почувствовала в нем горечь.
- Нет, вы меня нисколько не оскорбили. За цветы благодарю… и верю, что это из чистых побуждений, как и… та дикая история. Кажется, я не ошибаюсь, это вы тот иностранец… который "боксом"?.. - спросила она насмешливо-певуче, и тут же рассердилась: "зачем я это!.."
В трубке заскрежетало, задышало.
- Да, это я. Но почему вы говорите - "дикая история"? разве вас это оскорбило? Правда, я реагировал поспешно, но… я не мог!.. Бывают обстоятельства, когда…
- Я понимаю, что вы не хотели оскорбить меня… и я… - она подыскивала слово, - и меня, правду сказать это даже тронуло, этот ваш "жест"…
- Видите, вам передалось мое… - перебил голос, - мое… нет, не чувство, а… мое… состояние. Иногда такой "жест" необходим. Я не выношу, когда в моем присутствии, и… И, главное, почему так вышло? Одну минутку… Смотрел я тогда на вас, и вот, подумал, ясно себе представил: а вдруг бы это?.. Ну, да … я вдруг подумал: "а что, Эйби… если бы это была твоя Мэри… девочка твоя!.." - в трубке закопошилось, захрустело, - "как бы ты поступил?" Ах, сударыня… надо знать. Вы слушаете?
- Да слушаю… вы говорите - "надо знать". Говорите, говорите… - отозвалась Ирина.
- Да, надо знать все. Но сейчас трудно вам объяснить в двух словах. Это очень сложная… сфера чувств. Передалось мне… чем-то, звуком вашего голоса, вашим… чувством… что вы можете все понять! Ну, как объяснить, например, что человек… простите, я должен говорить невольно о себе… человек всем обладающий… в материальном смысле…
"К чему он это?.."
-…в массе дел, в кипении этом… деловом, когда ни минуты не остается для себя… и вдруг, все бросил и оказался… в пустоте? Я чувствую, как странно вам слушать в телефон такое, и от человека, совсем вам неизвестного. Действительно, со стороны, это очень странно, и вы могли бы принять меня за не совсем нормального или, даже, за… пьяного или дурака. Простите, что я так грубо… Правда, я, пожалуй, что и не совсем уравновешен. И сейчас мне ясно, как неосторожно, нетактично я поступаю, что вдруг решился и позвонил вам, не имея на это никакого права. Но был момент, когда мне это совсем не казалось странным и нетактичным… И это, может быть, так и есть, так и нужно было… тогда мне это казалось самым важным, безвыходно-необходимым. Я не наскучил вам? Благодарю. Но почему я решился позвонить вам? Мое письмо вы оставили бы, пожалуй, без ответа… наверное бы оставили, насколько я вас знаю. И в письме не скажешь… Случается такое в жизни, что никак не передать в письме… в письме могло бы показаться, ну, бредом! Тут как раз такое, как бред… такое… совпадение!
- Простите, - перебила Ирина нервно, - я не расслышала… вы сказали, мне показалось, "совпадение"?..
- Да, совпадение. Но тут нельзя… это, как в письме… об этом надо лично. Надеюсь, вы мне поверите, что это не пустой предлог, не выдумка. Тут я не могу даже коснуться этого… по телефону… - голос упал до глухоты и стал невнятен. - А пока я должен… Позволите? Благодарю вас, я так и знал. Видите… я вас слушал, много слушал, проверял себя… У меня и сейчас звучит в душе мотив, тот напев… как вы поете, про снега. В программе напечатан перевод. Я понимаю, это не то, конечно… но я все понял. Мне снега хорошо знакомы по Канаде. Все снега, снега, и… как это выразить?..
Ирине показалось, что в трубке сухо щелкнуло, будто говоривший прищелкнул пальцами. Она шатнулась, чуть не выронила трубку, забилось сердце: этот щелк, за этими словами - "как это… выразить?.." - и этот голос, с напряжением, исканьем слова, напомнил ей отца, его гримасу, глаз с прищуром, запах его духов и белые, сухие пальцы … - "ну, как это… Ирок?.." - бывало скажет, забудет слово.
-… как это?.. - опять прищелкнуло. - Да… и не перейти эти снега, не пройти через них… к родному! Так я понял, верно? Ну, вот, я понял. И не услышать больше, никогда не услышать.. родного голоса… ни-когда! Ваш голос … я так запомнил!.. было легко запомнить… милый голос!.. Вы простите, это не вольность, не лесть, не… комплимент… вы все поймете, когда я… все!.. Что же вы теперь мне скажете? Не сейчас, я понимаю, я готов долго ждать, я не смею и не могу вас… это в вашей воле. Когда вы захотите мне ответить, можете меня вызвать, я дам номер…
- Погодите… - оборвала Ирина нервно, ища решения.
Она почувствовала в этом необычном разговоре что-то… не больное, не пошлое, - что-то, идущее из сердца, к сердцу. Эти слова - "твоя Мэри, девочка твоя", - сказанные так горько-нежно, остались в ее сердце.
- Вы слушаете?.. Я вам отвечу… сейчас…
В ней не определилось, чего-то не хватало.
- Ах, да, кстати… - сказала она не прежним холодным тоном, чуть свысока, а своим голосом, домашним, точно говоривший был ей знаком, - вы послали мне белые цветы недавно, орхидеи… и в них… - почему-то она не захотела сказать - "веночек", - незабудки, и вырезано на плато "Свет во тьме". Мне сказали, что это вы. Меня это заинтересовало, - так это нешаблонно. И удивило, - что это значит? Что вы хотели этим…
- Выразить? Это объяснить и просто, и… непросто. Просто, это - от вас мне свет. Но это, я подчеркиваю это, н е комплимент, не… это очень сложно. Когда вы узнаете все, тогда вы все поймете, почему я так… Мне так легко с вами говорить. Вообще я не умею много говорить, и отвык я говорить теперь. Я вырос в лесах, мало общителен, такой характер. А с вами разговорил-ся, и мне легко. Простите, все о себе я… и сам себя ловлю на мысли: ну, какое дело до тебя, до твоего? Я чувствую, что вы сами отличнно поняли, что вы - свет, и - светите. Не принимайте это за лесть, слишком мне не до этого, поверьте. Но так я чувствую. Я весь свет объехал, все бросил… а света так и не увидел. И вот, где уж никак не ожидал, и - свет. В этом и главное, почему мне необходимо объясниться с вами… Простите, - не объясниться, а высказаться…
- Но вы же все объяснили, и я себе не представляю, почему вы ищете встречи со мной? Говорю вам совершенно откровенно, это для меня стеснительно, и… непонятно. Ну, прекрасно, я очень рада… песня наша дошла до сердца иностранца, что-то в нем всколыхнула… Потому и песни, чтобы до сердца доходило. Вот мы и объяснились. А дальше… очевидно, личное. Согласитесь, что я не в праве… Еще я вам должна сказать, что мои отношения с внешним ограничиваются моей семьей… помимо, конечно, выступлений в кабарэ, - и только.
- Да, я знаю. Я знаю, и уже сказал вам, что я вас знаю. Но я прошу вас сделать исключение, и снизойти… Если бы вы все знали, вы снизошли бы. Вы чутко угадали, что - личное. И я знал, что так вы и поймете… и в то же время я сознавал, что моя навязчивая просьба покажется вам странной, неделикатной, даже двусмысленной. Ну, назовите меня "странным", только скажите откровенно, считаете ли вы меня… как это… - в трубке опять пощелкало, - ну, "веселым иностранцем", что ли, каких здесь много, или почтите меня доверием, чего, конечно, я не заслужил?
- Во всяком случае, вас я не считаю "веселым иностранцем", - ответила Ирина, - но "странным" - да.
- Благодарю за откровенность. Но что же остается? Значит, есть что-то, что заставляет меня так… "странно" поступать. Бывает, когда привычное, нормальное, отступает перед чувством… перед чувством вообще, не в личном смысле, и уступает "странному". Это как раз мой случай. Если вы мне поверите, держу пари - вы скажете: так же поступила бы и я. Я прошу у вас какой-нибудь час, в сомнительное положение вас не поставлю… если верите, назначьте час и место, где вам угодно. Я понимаю, не здесь, конечно, где вас все знают. Откажите… что делать, покорюсь.
Голос поник, и в трубке тяжело вздохнуло.
У будки ждали, видела в стекло Ирина. "О-ля-ля" вскидывала бровями, разевала рот, - упрашивала потерпеть. Прерывали не раз со станции. Это Ирину волновало. Голос окликнул:
- Алло!.. вы у аппарата?
- Да, сейчас…