***
Архимандрит сидел в келье возле побелённой печки. Ондрей поклонился земным поклоном, встал у двери.
-Садись, дьякон, - сказал отец Митрофаний, указав на скамью возле стола. - Ты из Кафы? Анфим сказал, что там у вас Русское братство есть. Расскажи.
Ондрей рассказал об их житье в Кафе и о братстве, что собрал отец Иларион.
- Откуда он взялся? Иеромонах Печерский? Эвона! Святой да вельми учёный человек был у вас попом. Слава об отце Иларионе из Печерского монастыря далеко идёт. Да мы-то думали, погиб он в татарский набег с другими иноками. Добрый учитель был у тебя, дьякон. Говоришь, книги от него остались? Где они? У тебя? Так что ж ты сидишь как пень, тащи их сюда поскорее!
Когда Ондрей вернулся с книгами, в келье, рядом с архимандритом, сидел седобородый монах в камилавке. На груди его тускло блеснула панагия.
"Икона на груди - знак епископа. Преосвященный Прохор!" - догадался Ондрей.
- Ну что ж, отрок, принёс книги? - спросил Преосвященный строго.
-Принёс, - Ондрей развернул тряпицу и выложил на стол два больших фолианта в кожаных переплётах.
Епископ бережно взял верхний, пододвинул поближе свечку, раскрыл книгу.
-"Послания преподобного отца нашего Василия Великого", - медленно прочёл Преосвященный, переводя заголовок на русский. - Так. А в этой что?, - епископ раскрыл вторую книгу: "Слово и правило монашеской жизни" преподобного Исаака Сирина. Слышал я, что отец Иларион принёс с Афона сии святые книги, да в руках не держал, а ныне сподобился. Слава Иисусу и Пресвятой Богородице. Ты, дьякон, говорят, греческие книги читать можешь? Ну-ка, прочти!
Он развернул том Исаака Сирина на середине и протянул Ондрею.
-Да я, преподобный отче, худый да младый, за святую книгу и взяться робею.
-Ничо! Попробуй! Мы посмотрим.
Ондрей перевёл первые фразы: "А иноку поперед всего подобает смирение перед Господом и людьми. И труды инока - пост и молитва".
-Гляди-ка, отец Митрофаний, - сказал епископ, - Господь в премудрости своей ко времени послал нам сего отрока и книги святых отцов! Пущай он с завтрашнего дня и садится толмачить, не отлагая! А жить тебе, дьякон, здесь, в монастыре, под надзором архимандрита и отца Анфима. Может, постричь его в монахи? Благое дело.
-Никак нельзя, ваше Преосвященство. Женат он. А жена его в Кафе осталась заложницей за жизнь и здоровье того глупого фрязина, на коего государь давеча опалу положил, - сказал архимандрит.
- Слышал я. Чего дурачина в церковные дела полез? Не смыслит ведь ни аза.
- Да не лез он, Ваше Преосвященство! Подставили его и оболгали.
-Ты, дьякон, отца Иосифа Волоцкого осмелился во лжи обвинить? - сурово спросил епископ.
- Избави Боже! Это венецианец Антоний разговор завёл об унии церковной, а грек, боярин Рало, перевёл игумену совсем не то, что говорил мой хозяин. Вот и подвели невинного человека под гнев государя.
-Так ли дело было? Расскажи толком, да не лги!
Ондрей рассказал. Епископ долго молчал. Думал.
- Похоже, не врёт отрок. Зачем сему фрязину в церковные споры соваться? А венецианцам тот договор, что нож вострый. Да и государыня на него разгневалась.
Не учуял западни гордый фрязин и попался. Да дело уже сделано. Поменять трудно. И государь Волоцкому игумену верит. Ладно. Подумаем, может, и удастся замолвить словечко за твово хозяина. Как зовут-то его? Гвидо Спинола? И чего это у фрязинов такие имена басурманские. Живи у отца Митрофания, да трудись усердно. Работа во имя Божье тебе зачтётся.
- Пресвятой Отче! Как же я сии премудрые книги толмачить буду? А вдруг ошибусь, не так разберу? Сие ж грех великий - святую книгу исказить.
Епископ улыбнулся:
- Смирен ты, гордыней не заносишься, добро. Не робей! Преподобный старец Нил Сорский обещал под Рождество к нам приехать. Он на Афоне долго прожил. Попрошу его посмотреть труд твой. Уж он-то не ошибётся.
- Ох, отец Митрофаний, - обратился епископ к архимандриту, - до чего ж нужны добрые толмачи! Многие из трудов отцов Церкви не дошли до нас, отсюда и всякое нестроение. Говорил я Великому князю: надо пригласить с Афона грамотеев, славянский язык знающих. Есть ведь такие! Да не едут, больно дорога тяжёлая да страшная.
С утра отец Анфим отвёл Ондрею место за столом писцов, дал медную чернильницу, линейку, свинцовый карандаш, пук перьев и, самое ценное, стопу толстой голландской бумаги:
-С Богом!
Ондрей принялся за работу.
***
В обед дьякон побежал отыскивать Ваську Ворона. Тот уже узнал, где живёт подьячий Степан Фёдорыч. Изба на Солянке была большая, в два жилья, с дворовыми постройками. Хозяина дома не было.
- В субботу вернётся, - сказал дворовый мужик. - В Рязань уехал.
В воскресенье, после заутрени, дьякон отправился в Успенскую
церковь. Как он и ожидал, подьячий с женой пришёл к ранней обедне и стал на видном месте, возле алтаря.
"Знать, Степан Фёдорыч в своей церкви не последний человек" , - подумал Ондрей. Дождавшись конца службы, дьякон подошёл, поклонился низко:
- Доброго здоровья, Степан Фёдорыч!
-Здравствуй! Маруся, се дьякон Ондрей, с коим я из Крыма ехал. Я тебе говорил.
Маруся улыбнулась:
- Пошли к нам. Угощу, чем Бог послал.
В доме хозяйка подала на стол котелок вчерашних щей, пироги с вязигой, кувшин медового квасу. Ондрей, покрестившись на иконы, сел скромно, с краю.
- Предупреждал я тебя, брат! - сказал Степан, запустив пальцы в бородку. - Что ж твой-то не уберёгся? Глуп?
- Гордыня одолела. Да вот и платит. А и я с ним попал в беду.
- Что делать думаешь?
-Пока пристроился переписчиком в Чудовом монастыре. Игумен, отец Митрофаний, обещал попросить государя при случае. Да и епископ Прохор тоже готов замолвить словечко. Я привез из Кафы книги греческие, от отца Илариона остались. Ударил ему челом, так он тем книгам зело обрадовался. Правда, меня же и посадил толмачить.
- Добро. Это ты хорошо удумал. А дальше что будешь делать?
- Мыслю я, злодеи эти не только моего господина погубили, но и супротив дьяка Курицына пакость учинили. Договор он составлял. Он и государю его докладывал. А вместо дела-то, шиш. Может, ты, Степан Фёдорыч, с Курицыным потолкуешь?
-Ближний государев дьяк Фёдор Васильевич Курицын - большой человек. Я супротив его - козявка, мне его просить невместно.
Маруся, наклонив голову на руку, поглядывала на мужа.
- А ежели попросить Волка, брата Фёдор Васильевича? Ты ведь выручал его, было дело, - сказала она раздумчиво.
- Через Волка просить можно. Умница ты у меня, Марьюшка! - оживился Степан. - Завтра я его и увижу. Приходи завтра вечером.
***
Скоро Ондрей встретился с Фёдором Васильевичем. Тот смотрел невесело.
Дьякон начал говорить ему о коварстве и лжи венецианцев и боярина Рало, но Фёдор Васильевич остановил его:
-Всё сие мне ведомо. Да не в том суть. Государь латынцев ненавидит пуще басурман. И правильно. К басурманам-то мы привыкли, при случае и сговориться можем. А папистская Литва да Польша нам нынче - злейший враг. Ты пойми, дьякон, ведь уния сегодня - подчинение Литве завтра!
- Да ведь мой-то хозяин про унию и слова-то не сказал!
- И это знаю. Государь Волоцкому игумену верит. Да и упрям он. Принятого решения менять не любит.
Брат говорил, что у тебя в том деле свой интерес. Что ты не хо- зяина-латынца, а родных защищаешь. Так ли?
- Так, - ответил Ондрей, и в который раз поведал о своей беде.
-Сурьёзно тебя повязали. Аки медведя, кольцом в носу, - задумался дьяк. - Не дурак твой хозяин. Знает, своих не бросишь, совесть не позволит. Ну и что ты надумал?
-Архимандрит Митрофаний и епископ Прохор пообещали бить челом государю за невинно осуждённого.
Курицын глянул на Ондрея с уважением.
- Ты молод, да умён. Верно придумал. Я могу сказать, только ежели государь спросит. А они по чину должны печаловаться о каждом невинно осужденном, хоть он и латинский еретик. Так Господь заповедал и Никола Угодник. А государь к архипастырям прислушивается. Говорил я давеча с князем Патрикеевым. Государю близкий человек. Да осторожен князь. Не хочет лезть в эту склоку. Зайди завтра в Успенский собор. Протопоп Алексей Иосифу Волоц- кому - первый враг. Я ему скажу, при случае и он замолвит словечко.
- А нельзя ли и Митрополита попросить? - спросил Ондрей.
- Без пользы. Робок. Коли государь гневен, у Митрополита колени дрожат.
Подождём до Рождества Богородицы. Государь большой корм архиреям в Кремле давать будет. Попечаловаться святым отцам удобный случай. Гнев-то у него к тому времени пройдёт. А спешить у нас на Москве негоже.