Тут княжичу захотелось узнать подробнее, как удалось невоинственному Ягайле столь внезапно возвыситься. Оказывается, отнюдь не внезапно. У Ядвиги, муж коей по завещанию покойного короля должен стать наследником, имелся к тому времени рыцарь сердца: Вильгельм, герцог австрийский. Они вместе воспитывались. Но не по нраву пришелся польским вельможам тот герцог. Что он мог дать? А тут - послы от Ягайлы. Литовский князь предложил большую часть отцовских сокровищ да еще целое государство в придачу. Даже дал отступные Вильгельму.
- Бедная Ядвига! ~ пожалел Юрий.
- Ей предложили апостольский подвиг, - сказал Морозов. - Преодолеть отвращение к низкорослому толстяку, зато обратить в истинную веру заблудший народ литовский.
Правда, Вильгельм оказался не столь уступчив: неожиданно появился в Кракове. Ему запретили вход в замок. Однако влюбленные встретились во францисканском монастыре. Страсть возобновилась с той силой, что они обвенчались. После чего Вильгельм вздумал пользоваться супружескими правами уже в самом королевском замке. Оттуда он был с бесчестьем изгнан вельможами. Ядвига намеревалась уехать вместе с ним, но ее удержали силой.
- Бояре, - заключил Юрий, - вершат дела при государевой слабости.
- Да, - подтвердил Морозов. - После бегства Вильгельма они сызнова начали убеждать королеву стать женой князя литовского. Позволили отправить посла, дабы хорошенько вызнать его наружность и нрав. Озолоченный посол донес: Ягайло видом приятен, в обхождении добр. И Ядвига в прошлом году все-таки сочеталась с ним браком.
- Чем же может угрожать брату Василию нынешнее пребывание в Литве? - хотел добраться Юрий до главного.
- Ничем, - огорошил Морозов. - Ягайло - враг наш еще со времен Донского побоища - сидит в Кракове. Витовт - в Вильне. Ядвига прислала ему письмо: дескать, муж отдал ей княжества Литовское и Русское, то есть южную Русь. Значит, у нее право требовать дань от обоих княжеств. Нетрудно представить, что стал чувствовать к Ягайлу Витовт?
- Прибегнет к помощи немцев? - рассудил Юрий отцовскими мыслями. - Отдаст им в заложники нашего Василия?
- Хлопот будет рыцарям с заложником! - возразил Морозов. - Не проще ли Витовту с помощью Дмитриева наследника добиться союза с Москвой против Кракова?
У Юрия что-то оборвалось внутри. Словно воздушный дворец, как коломенская церковь, обрушился. И легче стало от этого, вздохнулось вольнее. Ощутил себя прежним, безмятежным, до дня безгрешным.
- Кто нынче у татуньки в первых советниках? - спросил он.
- Сам, поди, знаешь, кто, - отвечал Морозов. - Федор Андреевич Кошка да Федор Иванович, сын казненного Вельяминова, да Константин Дмитриевич Шея, внук Четов…
- Ты, - быстро перебил княжич, - тебя, коли приму власть, сделаю первым своим советником!
Семен Федорыч усмехнулся в светлые усы:
- Что ж, история - сосуд мутный. Может быть, золотой венец падет и на твою главу. Изволишь, - проси совета. Скажу, чем умудрил Бог.
По дорожке, крытой палыми листьями, к ним крупно шагал Борис Галицкий.
- Хорошая весть! - еще издали крикнул он. - Только что по Смоленской дороге прибыл гонец: княжич Василий Дмитрич едет домой! Он уже между Вязьмою и Можайском.
Юрий с Морозовым быстро пошли встречь благому вестнику.
Златоверхий терем кипел внезапными большими приготовлениями. Женская половина звонкими голосами постельниц, мамок и сенных девок напоминала птичник. С некоторых пор у Юрия не один, а два младших братца: пятилетний Андрей и двухлетний Петр, с коим ныне возится переимчивая мамка Домникея. Ее-то тепла и недоставало в этот час Юрьевой смятенной душе. Первой на его позов выбежала постельница, рябая Анютка. О Домникее поведала:
- Нету. Как где возникнет, скажу, что звал.
В своей комнате княжич устроился не на ложе, на жесткой лавке. Впал в тяжкие размышления: закогтил и не отпускает нечистый, лезет с грешными мыслями, столь грешными, что и духовнику не откроешь. Откуда напасть такая? Что за судьба предначертана? Поневоле пришло на ум случайное воспоминание, кажется, тетки Анны о том, что в лето его рождения совсем не шло дождя, скот и люди умирали от жары и засухи на Руси и в Орде. Тогда, как и нынче, плохое знамение было на солнце.
Юрий терзался изъянами внутренней своей сути. Внезапно пришла облегчающе простоя мысль: не родовые ли это пятна? Недавно Морозов между прочим сказал, что своенравие нашей природы отражается в русском характере.
Мы любим дразнить счастье, играть в удачу, выглядим лучше на людях, нежели сами с собой. А, возможно, это лишь кажется при растерянном разуме?
Окно потемнело, как давеча при затмении. В дверь заскреблись.
- Войди, кто там, - откликнулся Юрий.
Вошла Домникея с подсвечником, поставила на стол. Не дала книжку читать, сама стала на колени у его изголовья.
- Изголодалась по тебе, свет мой! Без счету дён не видела своего дитяти.
- Уж не дитяти, - возразил он. - Скорей глупого недоросля.
Сокровенный женский взор встретился со смутившимся взглядом княжича.
- Ты для меня дороже родного сына, - жарко промолвила Домникея. - Всегда красивый, всегда умный и не по возрасту взрослый.
Он порывисто обнял ее.
- И ты мне - человек ближе всех. Выслушай, Домникеюшка, исповедь, утоли сердечную боль. Отри слезы, как в детстве, с души моей.
Запинаясь, выложил свои мысли, все до единой, до самой скверной.
Бывшая мамка погладила его кудри, потом крепко поцеловала в лоб.
- Вот я и выбрала из тебя тягость до последней капли. Веруй: дурного не мыслил, не желал никому никакого зла, а если что пришло в голову против воли, - это дело людское. У иных и не то бывает.
- У Ягайлы, бывшего Якова, - вспомнил Юрий, - а теперь Владислава.
- Не ведаю сих имен. Бог с ними! - Домникея перекрестила княжича. - Накрепко запомни: пылкий возбуждает раздор, терпеливый утишает распрю. Читай чаще Святое Писание. Будь кроток и до зела смирён. Не зря апостол Павел внушает: "Человек Божий… преуспевай в терпении". Вот и терпи, мой ангел. От терпения - опытность, от опытности - надежда. Помни слова евангелиста Луки: "Терпением вашим спасете души".
- Что терпеть? - спросил Юрий, хотя прекрасно знал, что.
- Всё терпи, - зашептала на ухо бывшая мамка. - И мой слабый разум, и мои опостылевшие ласкания…
- Хитрая Домникейка! - прижался он к пахнущей полевыми цветами щеке. - Выжимаешь из меня лестные слова! Откуда от тебя сегодня особенная душистость?
- От мыленки, - призналась она. - Купец-сурожанин пахучую водицу привез. Нюхнёшь, - и будто сахар вкусила.
Они проболтали до самой той крайности, когда свечке осталось догореть ровно столько, чтоб Домникее дойти до своей спальни. Княжич, как маленький, был уложен в постель с помощью нежно любимой мамки.
Спал без снов. Назавтра пробудился другим: сердце билось легко, разум ладил с душой, вчерашнюю тяжесть с груди как рукой сняло. Каждый бы день ощущать себя столь свободным от всякой дури!
А день выдался суматошный. На господском верху челядь бегала с бесконечными поручениями. Из кухни в подклете шел вкусный дух: быть нынче знатному пиру! С утра Юрий спокойно позанимался с Морозовым, к полудню поспешил приготовиться к встрече с братом. Великокняжеский поезд выехал из Кремля еще засветло, однако у городской заставы ожидающих застигла ранняя тьма. Резкий холодный ветер подул с запада, откуда должны были появиться долгожданные вестники. Сперва Юрий увидел приближающиеся горящие факелы в руках Васильевой охраны. Потом в общем шуме и обычной в таких случаях сутолоке вслед за родителями обнял прибывшего. Лицо его в факельном свете показалось незнакомым, а запах так и вовсе чужим.
- Я-то здоров, ты здоров ли? - отвечал на приветствие старший брат голосом, непривычно взрослым, огрубевшим после трехлетней разлуки.
С ним были все три боярина, посланные отцом, и два грузных литовских князя, оба Ольгердовичи, с православными именами: один Дмитрий, другой Андрей.
Юрий хорошенько рассмотрел брата за пиршественным столом. Да, возмужал Василий, стал чуть-чуть походить на татуньку. Родители не могли наглядеться на сына. Младший же брат, забыв о еде, увлекся рассказом одного из Ольгердовичей, кажется, Андрея: он путал обоих. Этот Андрей еще по дороге в Кремль говорил без умолку, возмущался неудобствами Смоленской дороги: все леса да леса, в лесах разбойники, а под копытами пни недавно срубленных деревьев. Неухоженная, постоянно меняющаяся дорога! Болота и топи тянутся порой по нескольку верст и не всегда перекрыты мостами и гатями, хотя Андрей и насчитал пятьсот три моста. При обилии снега да при хороших морозах хватило бы трех суток, чтоб одолеть полтысячи верст, теперь же пришлось потратить… Сколько, Юрий не запомнил.