Василий Шукшин - Позови меня в даль светлую стр 6.

Шрифт
Фон

- Ну и дура будет, если так скажет. Да и не скажет сроду - поймет. Давай, нечего думать. Испортим парня. А так - мы его счас оторвем от всяких его дружков да от улицы, он волей-неволей за книжки сядет. Пусть поживет в деревне, пусть… Давай, собирай его - прямо счас и поедем. Чего тянуть-то? Да и мне надо сегодня же вернуться… Давай. Где он?

- Там.

Дядя Коля заглянул в комнату.

- Да где?

- Нету?! - испугалась мать. - Мать пресвятая Богородица!.. Здесь был!

Дядя Коля подошел к окну, тронул створки - они распахнулись.

- Не пужайся - здесь он где-нибудь. В окно вылез.

Мать кинулась сразу к Юрке.

Витька был там. Юрка и Витька сидели на лавочке, дед лежал на печке, но не хворал, а так - погреться залез. Молчали.

Быстро вошла встревоженная мать.

- Витька… Здравствуйте! Ох, Витька… - Мать успокоилась, но еще не могла отойти от быстрой ходьбы. - Что же ты ушел, сынок? Там дядя Коля ждет…

Витька, Юрка и старик молчали.

- Пойдем домой. - Матери стало неловко, потому что она почувствовала в их молчании суд себе.

- Что, Витька… в ссылку ссылают? - сказал старик.

- В какую ссылку?! - вспыхнула мать. - Что ты, дедушка, говоришь-то!

- Да я шутейно, - успокоил старик. - Так я… болтанул. В гости он поедет. Хорошее дело.

- Пойдем, Витя, - опять сказала мать.

Витька сидел. Молчал.

- Я не в осуждение говорю, - продолжал старик. - Кого осуждать? Такая теперь жизнь. Но вот раньше понимали: до семнадцати годов нельзя парня из дома трогать. У нас тада вся деревня на отхожий промысел ходила… И вот, кто поумней был - отцы-то, те до семнадцати лет сына в город не отпускали. Как ушел раньше, так все: отстал человек от дома. Потому что - не укрепился, не окреп дома, не пустил корешки. А как раньше время оторвался, так все: начинает его крутить по земле, как лист сухой. Он уж и от дома отстал, и от крестьянства… А потому до семнадцати, что надо полюбить первый раз там, где родился и возрос. Как полюбил на месте - дома, так тебе это и будет - родина. До самой твоей смерти. Тосковать по ей будешь…

- Чего ты, дедушка, мелешь лежишь! - осердилась мать. - "Полюбил", "не полюбил"… Чего попало! Пойдем, Витька.

Витька встал… Подал Юрке руку.

- Пока.

- До свиданья. Пиши.

- Ладно. Ты тоже пиши. До свиданья, деда.

- До свиданья, Витька. Не забывай нас.

- Господи, прямо как на войну провожают… - не могла скрыть удивления мать. - Или, правда, - на заработки куда. Он едет-то - двадцать верст отсюда! К дяде родному.

- Это хорошо, - опять сказал старик. - Чего же?

Потом, когда шли по улице, мать сказала:

- Тебе там хорошо будет, Вить.

Витька молчал.

- Неохота?

Витька молчал.

Мать тоже замолчала.

Зато дома мать выпряглась.

- Никуда он не поедет, - заявила она брату с порога. - Не пущу. Вот.

Дядя засмеялся.

- Ну, конечно, не надо: а то он там… потеряется. Заблудится. Волки его съедят… Витька, а ты-то чего? Тоже, как баба, елки зеленые! Чего ты? Мужик ты или не мужик?..

Ехали в деревню к дяде в легком коробке, сытая сильная лошадь бежала податливо. Коробок мягко качался на рессорах.

- Витька, почему ты не учишься, как все люди, - хорошо?

- Все, что ли, хорошо учатся! У нас в классе семь двоечников.

- А тебя разве самолюбие не заедает, что ты попал в эту семерку?

Витька промолчал на это.

- И все семь - мальчишки? Или и девчонки есть?

- Одна. Мы ее жучим, чтоб она исправлялась. Она бестолковая.

Дядя захохотал.

- Дак а себя-то… ха-ха-ха!.. Себя-то чего не жучите? О какие!.. А вы-то чем умнее - такие же двоечники, как она. А? Витьк?

- Она к нам не касается. Она же работать не пойдет.

- Во-он вы куда-а!.. - понял дядя. - Вот оно что. Та-ак. Ну и кем, например, ты хочешь работать? Когда подрастешь мало-мало.

- Шофером.

Дядя даже сплюнул в огорчении.

- Дурак! Вот дурак-то! Это вас кто-нибудь подговаривает там? Или вы сами придумали - с работой-то?

- Сами.

- Вот долдоны-то! А учителя знают про ваш уговор?

- Нет. По восемь классов мы как-нибудь кончим…

- Тьфу! - расстроился дядя. - Хоть поворачивай и выдавай всю эту… шайку. Ты думаешь, шофером - хитрое дело? Это ведь кому уж деваться некуда, тот в шофера-то идет. Голова садовая! Ну, ничего, ничего! Я возьмусь за тебя. Шофером!.. Да это уж кого приперло: грамотешки нет - ну, в шофера. А так-то его бы черт туда затолкал, в шофера-то. А тебе… Ну, ничего, я тебя направлю на путь истинный. Ты у меня пятерочник будешь - на удивление всем.

А ехали лесом, воздух в лесу был зеленый. Тишина пугала. Витьке было интересно… И грустно.

Ох, то-о… -

запел вдруг дядя негромко, задумчиво, -

…То не ве-ете-ер ве-етку клонит,
Ох, да не дубра-авушка-а шумит:
То-о мое, ох, мое сердечко сто-онет,
Как, ох, как осе-енни-ий лист дрожи-ит…

И замолчал. И задумался.

- Эх, Витька-а, - сказал дядя невесело, - махнулся б я с тобой годами. Эх, и махнулся бы - не глядя! Я б - не то что учиться, я бы черту рога свернул. Знаю теперь, как их свернуть можно, только… Но нам, Витька, война дорогу пере-ехала. Война, будь она проклята. Не война, так я б теперь высоко-о летал. Да-а… А ты учиться не хочешь. Глупыш ты такой.

- Мама же вон не воевала, а тоже не выучилась.

- Мама не воевала, зато с голоду пухла здесь… Мама лет с пятнадцати работать пошла. Чего ты на маму киваешь? Счас не то время. Счас ты бо-ольшого дурака сваляешь, если не выучишься. Большого, Витька. Попомни мое слово.

…Приехали в деревню затемно.

Распрягли во дворе лошадь, дали ей овса.

- Ну, пойдем знакомиться… Не робей, там все свои.

В большой прихожей избы сидела за столом одна только круглолицая, ясноглазая, чем-то отдаленно напоминающая Витькину мать девушка, учила уроки.

- Знакомьтесь, брат с сестрой, - сказал дядя Коля.

- Это Витя? - радостно спросила девушка.

- Витя. Собственной персоной. - Дядя разделся, взял у Витьки чемодан. - Раздевайся, Витька, будь как дома. Где все-то? Мать…

- Телевизор у Баевых смотрят.

- А наш чего же?

- Опять сломался. Раздевайся, Витя! Давай, я тебе помогу. Ну?.. Меня Ольгой зовут… - Ольга помогла Витьке снять пальтишко. Была она рослая, красивая и очень какая-то простая и приветливая. Витьке она очень понравилась.

- Надо же: такие глаза, и парню достались! - засмеялась Ольга.

Глаза у Витьки, правда, девичьи: большие, синие. Витька смутился. Нахмурился.

- Ты сперва не глаза разглядывай, - строго сказал отец, - а давай-ка накорми нас. Потом уж глаза разглядывай. А потом сделаешь мне его отличником. Срок - три месяца.

В городке дела хоть медленно, но подвигались к завершению.

В одно воскресенье Владимир Николаич пригласил Грушу к себе домой.

Шли принаряженные по улицам городка.

- Меня тут… некоторые знают… - предупредил Владимир Николаич, - могут окликнуть или позвать… куда-нибудь.

- Куда позвать?

- В пивную. Не надо обращать внимания. Ноль внимания. Я их больше никого не знаю, оглоедов. Чужбинников. Я сейчас опять на почете стал… Меня в приказах отмечают. Они злятся. Им же ведь все равно: уровень, не уровень - лезут!..

- А самого-то не тянет больше к ним?

- К ним?! Я их презираю всех до одного!

- Хорошо, - искренне похвалила Груша. - Это очень хорошо! Теперь жить да радоваться.

- Я и так пропустил сколько времени! Я бы уж теперь главным был.

- А теперь-то еще опасаются пока главным-то ставить?

- Я думаю, что уже не опасаются. Но дело в том, что у нас главным работает старичок… Он уже на пенсии вообще-то, но еще работает, козел. Ну, вроде того, что - неудобно его трогать. Но думаю, что внутреннее решение они уже приняли: как только этот козел уйдет, я занимаю его кабинет.

Пошли через городской парк.

Там на одной из площадок соревновались городошники. И стояло много зрителей - смотрели.

Владимир Николаич и Груша остановились тоже, посмотрели…

- Делать нечего, - негромко сказал Владимир Николаич, трогаясь опять в путь.

- А у вас, Владимир Николаич, я как-то все не спрошу, родные-то здесь не живут?

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке