Клоунада
Маша весело рассмеялась:
- Ах, Алексей Максимович, вы обмишурились! Он для того и котелок на голову надел, чтобы не узнали. Увидал - мальчик идет. Дай-ка я его насмешу, вместо шляпы котелок надену!.. А у нас вот и Батька нет и котелка нет.
Цыганочка проговорила это с такой душевностью, что я опешил, да и Пешков не решился ей объяснить, что на голове у клоуна был надет не чугунный котелок, а твердая фетровая шляпа, только напоминающая настоящий котелок, откуда и название.
- Дело не в котелке, - заговорил снова Пешков, - и не в том, что я не стал клоуном. Артист живет в искусстве, в работе живет, а вышел на улицу - ему скучно, тоска.
- Я вырасту и стану тоже артисткой. Они и на улице очень нарядные ходят. У нас в доме Агарева живет. Выйдет утром в Струковский сад гулять в кружевном платье… Все в дырочках, и зонтик кружевной, и шляпа… Ах! С нее все барыни фасон берут!
Маша мечтательно помолчала и спросила:
- Алексей Максимович, вот вы в цирки ходите. Ну, есть клоуны, а клоунады бывают?
- Гм, кха, клоунады?! Бывают!
- Вот я сделаюсь клоунадой и буду уходить из цирка не так - в простое одевшись, а переоденусь еще шикарней - вся в клетку.
- Такой клоунады губернатор не позволит.
- Еще как позволит! Барыни будут с меня фасонь брать…
Странник в котелке
Ночь близилась. Бледное солнце не зарумянилось и на закате. И закат не пылал, а, напротив, густо засинел. Только в зените небо чуть закраснелось.
Аннаевская коса длинна. Сначала наши бурлаки тянули дружно, потом по одному начали отлынивать. Козан, добровольно надев на себя петлю, упорно шагал, натягивая бечеву. Следы его в мокром песке заплёса делались все глубже.
- Хороший у нас движок, - сказала Маша, - а его все бросили.
- Ничего, дотянет: верхушка косы близко, - ответил Алексей Максимович. - Надо брать на перевал.
Вдруг наши бурлаки, что-то заметив впереди, разом принажали и начали усердно тянуть, шагая в ногу. Лодка пошла быстрее.
Приверх Аннаевской косы - вот он. С приверха Волга начала брать песок, и берег тут приярист. Над обрывом одиноко сидел какой-то человек. Сумерки сгустились.
Одинокий человек сидел, опустив непомерно большую голову на руки, уставленные на колени, в позе сосредоточенной задумчивости, что очень шло к вечернему пейзажу.
Наши бурлаки упористо шагали мимо одинокого человека, не обращая на него внимания. И он не пошевелился и ничем не показал любопытства, даже не повернул в нашу сторону головы.
- Да ведь это Батёк! - воскликнула Маша. - И в котелке, как клоун!
- Возвращение блудного сына, - обрадовался Пешков, - Батёк, айда сюда! Лезь в лодку! Ребята, стой!..
Бурлаки продолжали шагать. Абзац даже запел - и все подхватили бурлацкую "Дубинушку":
Шаг-шаг! Шагаем! Шагать будем, Шагаем!..
Глава шестая
Возвращение
Лодка поравнялась с Батьком. Он снял котелок с головы, поставил его на песок и пустился вприсядку. На сухом песке это было трудно. Он разбежался, перекувырнулся, ударил оземь пятками, но не вышло!.. Батёк не устоял и шлепнулся задом на песок.
- Ах! - пожалела его Маша.
- Ха-ха-ха! - отозвались притворным смехом бурлаки и зашагали еще проворней.
- Братцы! - закричал Батёк со слезами в голосе. - Возьмите котелок… Ведь я только из-за котелка и прибег… Черти! Даром, что ли, я десять верст берегом за вами бежал! Я с вами не прошусь… На кой вы мне сдались! В чем уху варить будете?
Пешков, рассердясь на бурлаков, круто повернул лодку. Она уткнулась носом в песок. Бечева натянулась струной и сразу ослабла. Все четверо бурлаков со смехом повалились наземь. Трое кинулись к Батьку. Я отдал с утки конец бечевы, и Козан начал аккуратно сматывать ее в бухту кольцом.
Смотав бечеву, Козан зашел по колено в воду и тщательно прополоскал: бечева набрала порядочно песку. Абзац, Стенька и Вася тормошили Батька, издеваясь над ним:
- Эх ты, путешественник!
Козан швырнул бечеву в лодку и не спеша подошел к товарищам, пнул ногой котелок в сторону, чтобы не мешал, и молча сильно толкнул плечом Батька…
- Вот это дело! - с восторгом закричал Батёк и ответил Козану тем же.
Я выскочил из лодки и разнял драчунов.
- Ребята, в лодку! - крикнул Пешков. - Время уводите…
Первым в лодку ввалился, радостно гогоча, Батёк.
Большой огонь
Так окончилась суббота - "день обманутых надежд и неисполненных обещаний".
Нависала ночь. На Волге зажглись красные и бель" огни горных и луговых бакенов. Засветились по берегам огоньки перевальных столбов. Нас манил к себе рыбачий костер, очень большой и веселый, на ухвостье Зеленого острова. Казалось, что там кто-то размахивает большим красным плащом, призывая нас.
- Рыбаки уху хлебают… Эх, не подождали нас! - ворчал Алексей Максимович, глядя на манящий огонь костра. - Досадно, что не достанется ни ложки…
- Неужели вы видите? Какой у вас далекий глаз! - польстила Цыганочка, скрывая под лестью недоверие.
- Конечно, вижу… Вот староста постучал о край чашки ложкой - это знак, что можно "возить рыбу".
Мальчишки все уставились на далекий огонь - они, проголодались.
- А какая у него ложка? - продолжая сомневаться, допрашивала Маша.
- Ложка у него кленовая, некрашеная, а на конце черенка вырезано "двуперстие" - благословляющая рука. Староста - человек благочестивый; эту ложку он из Соловков привез.
- А может, вы видите даже, что на ложке написало? - иронически спросил Абзац.
- Скептикам, вроде Абзаца, скажу, - продолжал Пешков, - что если у них плохое зрение, то они, и не видя, могли бы догадаться… Рыбаки народ практичный - они не станут зря жечь дрова. Если рыбаки жгут большой огонь, значит ужинают.
- Чтобы мимо рта не пронести? - продолжал Абзац.
- Нет, чтобы в темноте кто-нибудь лишнего против товарищей не съел… В артели этого нельзя. Уха у них стерляжья, янтарем подернута. Ах, хороша уха!
- А может, еще успеем? Ребята, айда! - крикнул Стенька с той улицы.
- У нас своя уха будет, мы сами стерлядей набродим, - уверенно заметил Козан.
Сом и белуга
Мальчишки сели на весла по два и начали лихо грести.
Пламя далекого костра металось. Поднимался суховей - горячий юго-восточный ветер, он донес до нас запахи Самары: пыли, конского пота, нефти, елового лыка, выкатанных на берег плотов.
Не проблеснула ни одна звезда, высокие облака закрыли весь небосвод сплошным ковром. Необычный закат серебряного солнца с тусклой зарей лишь в самой маковке неба обещал не менее странную ночь.
Переваливая Волгу, мы держали на костер. Я правил. Батёк в кормовой паре весел очень старался, греб "с подергой", покрикивая на соседа Стеньку:
- Чего гребешь в ростягу! Вот как надо: ррааз… ррааз…
- Устал, Батёк? Не налегай очень, - пожалел я его.
- У меня ноги устали, а руки ничего. Это ведь все Ушан "Отрежь пирожка", а не я. Он меня не пускал, а я от него задал тюляля… Где ему меня догнать!
Костер, наш маяк, быстро угасал. Пламя его превратилось в сонно мигающий огонек, а мы были только еще на полпути к нему.
Я повернул вдоль Зеленого острова, когда огонь пропал за мысом, и приткнул лодку носом к берегу.
Ребята впятером, взяв бредень, отправились рыбачить. Песок на отмели с хрящом. Вода у берега быстрая. Тут наверняка ловилась стерлядь.
- При таком ветре мелкая рыба уходит от берега, - сказал Алексей Максимович.
- Мелькая в голомень ушла, зато крупная в такой ветер к берегу жмется, - спорил с ним Абзац.
- Верно - согласился Пешков. - В такой ветер в бредень и белугу пудов на девять поймать не штука. А то и сома! Только берегитесь: белуга бредень рвет, а сом за ногу может схватить да на дно утащить…
- Сом - он баловник! - подтвердил Абзац.
- А котелок, братцы, нам оставьте. Рыбу на кукан сажайте.
- Знаем… А вы тут дров побольше соберите.