Ваганов дочитал.
- Попов… это ведь не меняет дела.
- Как не меняет?
- Не меняет. Вот вы тут пишете, что она такая-то и такая-то - плохая. Допустим, я вам поверил. Ну и что?
- Как же? - удивился Попов. - Она же меня нарочно посадила! На пятнадцать суток-то. Посадила, а сама тут с этим… Я же знаю. Мне же Колька Королев все рассказал. Да я и без Кольки знаю… Она мне сама говорила.
- Как говорила?
- Говорила! - доверчиво воскликнул Попов. - Тебя, говорит, посажу, а сама тут поживу с Мишкой.
- Да ну… Что, так прямо и говорила?
- Да в том-то и дело! - опять воскликнул Попов. И даже сел, раз уж разговор пошел не официальный, а нормальный мужской. - Тебя, говорит, посажу, а сама - назло тебе - поживу с Мишкой.
- Она именно "назло" и говорила?
- Да нет! Я же знаю ее!.. И Мишаню этого знаю - сроду от чужого не откажется. Все, что я там написал, я за все головой ручаюсь. Жили, собаки! На другой же день стали жить. Их Колька Королев один раз прихватил…
- Ну, не знаю… - Молодой Ваганов в самом деле не знал, как тут быть: похоже, мужик говорит всю горькую правду. - Тогда уж разводиться, что ли, надо?
- А куда я пойду - разведусь-то? Она же дом отсудит? Отсудит. Да и это… ребятишки еще не оперились, жалко мне их…
- Сколько у вас?
- Трое. Меньшому только семь, я люблю его до смерти… Мне на стороне не сдюжить - вовсе сопьюсь.
- Ну, слушайте!.. - с раздражением сказал Ваганов. - Вы уж прямо как… паралитик какой: "не сдюжу", "сопьюсь". Ну, а как быть-то? Ну, представьте себе, что вы вот не с жалобой пришли, не к начальству, а… к товарищу. Вот я вам товарищ, и я не знаю, что посоветовать. Сможешь с ней жить после этого - живи, не сможешь…
- Смогу, - твердо сказал Попов. - Черт с ней, что она хвостом раз-другой вильнула. Только пусть это больше не повторяется. Я сам виноватый: шумлю много, не шибко ласковый… Если б был маленько поласковей, она, может, не додумалась бы до этого.
- Так живи!
- Живи… Они же посадить хотят. И посадют, у их свидетелей полно, медицинские экспертизы обои прошли… Года три впаяют.
- Что же ты хочешь-то, я не пойму?
- Чтоб они закрыли дело.
- А характеристика-то зачем?
- А чтоб навстречу тоже бумаги двинуть. Может, посмотрют, какие они сами-то хорошие, и закроют дело. Они же сами кругом виноватые! Ты гляди-ка, посадить человека, а самой тут… Ну, не зараза она после этого!
- Здорово избил-то?
- Да где здорово! Шуму больше, крику…
- А без битья уж не мог?
Попов виновато опустил голову, погладил широкой коричневой ладонью свое колено.
- Не сдюжил…
- Опять не сдюжил! Ах ты, господи, - какие ведь мы несдюжливые! - Ваганов встал из-за стола, прошелся по кабинету. Зло брало на мужика, и жалко его было. Причем тот нисколько не бил на жалость, это Ваганов, даже при своем небольшом еще опыте, научился различать: когда нарочно стараются разжалобить, и делают это иногда довольно искусно. - Ведь если б ты сдюжил и спокойно подал на развод, то еще посмотрели бы, как вас рассудить: возможно, что и… Впрочем, что же теперь об этом?
- Да, чего уж, - согласился Попов.
Некоторое время они молчали.
"Ну, что вот делать? - думал Ваганов. - Посадят ведь дурака. Как ни веди дело, а… Эхма!"
- Как вы поженились-то?
- Как?.. Обыкновенно. Я с войны пришел, она тут продавцом в сельпе работала… Ну - сошлись. Я ее и раньше знал.
- Вы здешний?
- Здешный. Только у меня родных тут никого не осталось: мать с отцом ишо до войны померли - угорели, старших братьев обоих на войне убило, две тетки были, тоже померли. Племянники, какие были, в городах где-то, я даже не знаю где.
- А жена где сейчас?
Попов вопросительно посмотрел на следователя.
- Где работает, что ли? Там же, в сельпе.
- На работе сейчас?
- На работе.
- Тебя кто научил с характеристикой-то?
- Никто, сам. Нет, говорили мужики: надо, мол, навстречу бумаги какие-нибудь двинуть… Я подумал… чего двинуть? Написал вот…
- Хорошо, оставь ее мне. Иди. Я попробую с женой поговорить.
Попов поднялся… Хотел что-то еще сказать или спросить, но только посмотрел на Ваганова, кивнул послушно головой и осторожно вышел.
Ваганов, оставшись один, долго стоял, смотрел на дверь. Потом сел, посмотрел на белые листы бумаги, которые он заготовил для письма. Спросил:
- Ну что, Майя? Что будем делать? - Подождал, что под сердцем шевельнется нежность и окатит горячим, но горячим почему-то не окатило. - Фу ты, черт! - с досадой сказал Ваганов. И дальше додумал: - Вечером напишу.
Уборщица прокуратуры сходила за Поповой в сельпо - это было рядом.
Ваганов просмотрел пока "бумаги", обвиняющие Попова. Да, люди вели дело к тому, чтоб мужика непременно посадить. И как бойко, как грамотно все расписано! Нашелся и писарь. Ваганов пододвинул к себе "характеристику" Попова, еще раз прочитал. Смешной и грустный человеческий документ… Это, собственно, не характеристика, а правдивое изложение случившегося. "Пришел я, бритый, она лежит, как удав на перине. Ну, говорю, рассказывай, как ты тут без меня опять скурвилась? Она видит, дело плохо, давай базланить. Я ее жогнул разок: ты можешь потише, мол? Она вырвалась и - не куда-нибудь побежала, не к родным - к Мишке опять же дунула. Тут у меня вовсе сердце зашлось, я не сдюжил…"
Попова, миловидная еще женщина лет сорока, не робкая, с замашками продавцовской фамильярности, сразу показала, что она закон знает: закон охраняет ее.
- Вы представляете, товарищ Ваганов, житья нет: как выпьет, так начинает хулиганить. К какому-то Мишке меня приревновал!.. Дурак необтесанный.
- Да, да… - Ваганов подхватил фамильярный тон бойкой женщины и поманил ее дальше. - Безобразник. Что он, не знает, что сейчас за это - строго! Забыл.
- Он все на свете забыл! Ничего - спомнит. Дадут года три - спомнит, будет время.
- Дети вот только… без отца-то - ничего?
- А что? Они уж теперь большие. Да потом такого отца иметь - лучше не иметь.
- Он всегда такой был?
- Какой?
- Ну, хулиганил, дрался?..
- Нет, раньше выпивал, но потише был. Это тут - к Михайле-то приревновал… С прошлого года начал. Да еще грозит! Грозит, Георгий Константиныч: прирежу, говорит, обоих.
- Так, так. А кто такой этот Михайло-то?
- Да сосед наш, господи! В прошлом годе приехали… Шофером в сельпо работат.
- Он что, одинокий?
- Да они так: переехать-то сюда переехали, а там дом тоже не продали. Жене его тут не глянется, а Михайле глянется. Он рыбак заядлый, а тут у нас рыбачить-то хорошо. Вот они на два дома и живут. И там огород посажен, и здесь… Вот она и успеват-ездит, жена-то его: там огород содярживат и здесь, - жадничат, в основном.
- Так, так… - Ваганов вовсе убедился, что прав Попов: изменяет ему жена. Да еще и нагло, с потерей совести. - Вот он тут пишет, что, дескать, вы ему прямо сказали: "Тебя посажу, а сама тут с Мишкой поживу". - В "характеристике" не было этого, но Ваганов вспомнил слова Попова и сделал вид, что прочитал. - Было такое?
- Это он так написал?! - громко возмутилась Попова. - Нахалюга! Надо же!.. - Женщина даже посмеялась. - Ну надо же!
- Врет?
- Врет!
"Да, уверенная бабочка, - со злостью уже думал Ваганов. - Ну нет, так просто я вам мужика не отдам".
- Значит, сажать?
- Надо сажать, Георгий Константиныч, ничего не сделашь. Пусть посидит.
- А не жалко? - невольно вырвалось у Ваганова.
Попова насторожилась… Вопросительно посмотрела на молодого следователя, улыбнулась заискивающе.
- В каком смысле? - спросила она.
- Да я так, - уклонился Ваганов. - Идите. - Он пристально посмотрел на женщину.
Женщина сказала "ага", поднялась, прошла к двери, обернулась, озабоченная… Ваганов все смотрел на нее.
- Я забыл спросить: почему у вас так поздно дети появились?
Женщина вовсе растерялась. Не от вопроса этого, а от того, как на ее глазах изменился следователь: тон его, взгляд его… От растерянности она пошла опять к столу и села на стул, где только что сидела.
- А не беременела, - сказала она. - Что-то не беременела, и все. А потом забеременела. А что?
- Ничего, идите, - еще раз сказал Ваганов. И положил руку на "бумаги". - Во всем… - он подчеркнул это "во всем", - во всем тщательно разберемся. Суд, возможно, будет показательный, строгий: кто виноват, тот и ответит. До свидания.
Женщина направилась к выходу… Уходила она не так уверенно, как вошла.
- Да, - вспомнил еще следователь, - а кто такой… - он сделал вид, что поискал в "бумаге" Попова забытое имя свидетеля, хотя там этого имени тоже не было, - кто такой Николай Королев?
- Господи! - воскликнула женщина у двери. - Королев-то? Да собутыльник первый моего-то, кто ему поверит-то?! - Женщина была сбита с толку. Она даже в голосе поддала.
- Он что, зарегистрирован как алкоголик? Королев-то?
Женщина хотела опять вернуться к столу и рассказать подробно про Королева: видно, и она понимала, что это наиболее уязвимое место в ее наступательной позиции.
- Да кто у нас их тут регистрирует-то, товарищ Ваганов! Они просто дружки с моим-то, вместе на войне были…
- Ну, хорошо, идите. Во всем разберемся.