Котьке по душе была компанейская, хотя и норовистая, наперсница. Но большего чувства к малявке он не испытывал, не позволяла гордость за своё старшинство. Милка, напротив, как кусок сырого теста прилепилась к мальчишке. И вскоре все знали: где Карякин, там нужно искать и Лагутину. Правда, когда однажды Милка попыталась всучить Котьке свой школьный портфель - наверное, тоже где-то видела в кино, - Карякин так звезданул её своим, набитым всякими железяками, что киношница очухалась не сразу. Такое уж в жизни прокручивалось иное кино.
Когда на крыше Корякинского сарая взгромоздилась голубятня, Милка первой взобралась на верхотуру. В их родном бараке жило много голубятников, но девчонке никогда не было до них никакого дела. Но тут случай особый: сам Костя позвал её за собой. Наверное, от того, что глаза девчонки горели нетерпением больше, чем у других. И, преодолевая страх, вприщурку Людмила полезла наверх по шаткой лестнице.
Много лет спустя, в отсутствие Кости, она одна из всего двора будет ухаживать за голубями. На сетования Кузьмича неизменно отвечала:
- Вернётся со службы парень, что мы ему предъявим?
- Так-то оно так, - крутил на голове кепку Фролов. - Ан, вдруг узнает, кто птицу сберёг, да всем башки и поотвернёт?
- Плохо вы его, Иван Кузьмич, знаете, - не соглашалась Людмила. - Константин - человек правильный. Он всё поймёт.
А самой думалось: "Поймёт ли?". И боялась ответа. Помнила, как исподволь, тоненькой-тоненькой нитью стягивались воедино их судьбы. Вроде бы и намёка на любовь вначале не было.
Однажды на танцах в парке культуры Карякин отозвал Людмилу в сторонку. Лагутина замерла в ожидании, но Костя как-то уж очень буднично предупредил девушку:
- В воздухе пахнет заварушкой, ты бы с подружками свалила куда подальше.
- Это ещё почему?
- Вокруг вас много шума. - Костя придирчиво оглядел Милку, которая впервые нарядилась в шелковую кремовую кофточку и шестиклинную юбку "Татьянку". - Ребята из вашего техникума тусуются?
Людмила только что сдала экзамены в железнодорожный техникум и переехала в общежитие рядом с парком. Родители ещё весной подались на освоение целины в Северный Казахстан, где первопроходцам обещали жильё. Уговорили поехать с ними и дочерей, кроме старшей, осевшей до лучших времён с мужем и сынишкой в гнилом бараке, да младшей, которая твёрдо решила устраивать жизнь по- своему. Сегодня Лагутина впервые ощущала себя чуточку взрослой и потому хорохорилась. Только губы подкрасить не решилась, а теперь, вертясь перед Котькой, раскаивалась.
Танцплощадка с довоенных времён была обустроена на небольшом островке посередине пруда. Полы деревянные, эстрада крытая, крепкий парапет вокруг, узенький горбатый мостик-пропускник с билетёршей и двумя дружинниками. Могучие дубы кудрявыми кронами накрывают площадку густым зелёным куполом. Вокруг желтоватая гладь воды.
Оркестр громко, но не очень слаженно дует вальсы и фокстроты, пар десять танцуют, остальной народ жмётся к перилам. Щёголи в узких брюках-дудочках, расписных рубахах навыпуск покуривают болгарские сигареты. Девицы носики припудривают, с завистью поглядывая то на танцующих, то на проплывающие рядом вёсельные шлюпки.
Громыхая по толстым доскам, тележка мороженицы вкатывается с краю площадки. К ней тут же выстраивается очередь. Эскимо и крем-брюле поедаются с такой жадностью, будто все только и мечтали о них весь вечер.
Часть гирлянд гаснет, и в полумраке танцующих пар в центре становится больше. Для непосвящённых непонятная возня затевается рядом с эстрадой. Туда устремляются дружинники, но повздорившие уже разошлись, отметив друг друга в толчее и пообещав оставить за собой "последний танец".
- Так ваши ребята хорохорятся? - строго переспросил Карякин.
- А тебе что за дело? - Людмила хотела уйти, но Костя цепко ухватил её под локоть. - Пусти!
- Стой и не дёргайся, - он ещё крепче сжал её руку. - Я обещал твоим родителям приглядывать за тобой.
Людмила рассмеялась:
- А я думала, ты мне в ухажёры набиваешься! И отпусти меня, наконец!
- Кто эт у нас такая шустрая? - к ним подошли братья Мельниковы. Вовка тут же, как говорят, просёк ситуацию. - Ещё в техникуме ни разу не была, а уже вляпалась?
- Де- е-ушка не понимает, - стал кривляться Валерка, - шо по пятницам здеся не подають, а морды бьють.
- В общем так, - не стал дожидаться возражений Милки хмурый Карякин. - Выучи наизусть: по пятницам тут пролетарские оттягиваются. По субботам - индустрики с рексами из училища МВД притираются, а вот по воскресеньям - пожалуйте! - ваш день, железнодорожников. Но тебе и по воскресеньям ходить сюда рановато.
В это время уже кого-то выбросили через перила в пруд. Валерка подозвал Милкиных подружек.
- Пора делать ноги! Вовка ведёт девчат, мы с Котькой прикрываем!
Пошли не к центральному входу, а боковыми аллейками к ограде железнодорожной больницы. У пролома в кирпичной стене встретили по-боевому настроенную группу парней.
- Скажи пароль, - с издёвкой предложили задиры.
- Пароль! - как ни в чём не бывало отозвался Вовка.
Их узнали.
- Проходи! А что за шмары с вами? Не из техникума? А то мы тута санпропускник устроили. Всех железнодорожников брить будем!
Пожалуй, только у стен общежития Милка поняла, в какой переплёт могла попасть. Бегать по танцулькам ей и впрямь было рановато.
- Может, спустимся к Волге, погуляем чуток? - предложил Котька.
Девчонки в ожидании смотрели на Людмилу, а у той душа замирала от мысли, что предложение относится к ней. В их уличной компании они всегда были вместе, но чтобы вдвоём - никогда.
- Поганцы всё настроение испортили, - стал отнекиваться Вовка. - Лучше давайте в воскресенье сплаваем на Казачий. Я у отца гулянку выпрошу. Как-никак бабье лето на подходе. Скоро вода холодной станет. Да и учёба начнётся, лично мне не до гуляний будет.
"От твоего благоразумия скулы набок воротит", - так и хотелось крикнуть Милке, но по насупленным лицам парней поняла, что решение уже принято. Она и предположить не могла, что после короткой "дискуссии" троица вернётся к пролому в ограде больницы и предъявит свои права на свободный вход в парковую зону.
* * *
Желающих поехать на остров набралось немало. К Милкиным однокурсницам - приехавшим учиться в Саратов из Петровска - тихоням Ольге и Вике присоединились Катя Семёнова и Натаха Мельникова с кавалером - щеголеватым курсантом из военного химучилища. По словам Валерки, прикрывавшего свежий синяк на скуле поднятым воротником штормовки с оторванными рукавами, ещё один долдон в хромачах и отутюженном хэбэ, которого взяли для развлечения Катюши, ушёл за бутылочным пивом и обещал догнать компашку на другой лодке с перевозчиком.
Людмила с Котькой сидели на носу гулянки. Накануне, в субботу, Милка сбегала утречком к сестре, поставила опару в квашне, а вечером раскатала тесто и напекла в печи пирожков с картошкой. Украдкой приговаривала: "Как в печи огонь горит, пусть воспылает сердце любимого". Теперь вертелась и не знала, как предложить угощение Карякину.
- Чего ты там прячешь? - углядел свёрток Котька. - Свистать всех наверх, кок пирожками потчует.
- И нам, - потянулись к Милкиному кульку руки. - Мы тоже не успели позавтракать. Ой, девоньки, пирожки! Любимые, с картошечкой!
- Быть тебе, Людмила, сегодня королевой острова! - торжественно произнёс Вовка, незаметно подмигивая Котьке. - Заслужила!
Выбирать королеву на Казачьем они придумали давно. Когда еще ребятишками ездили вместе с родителями поливать огороды.
Махонькие делянки распахивались в глубине острова. И по весне добираться до них приходилось не только по песчаным барханам сквозь густые заросли краснотала, но и через не пересохшие ещё протоки и топкие заводи, оставшиеся после широкого половодья.
Тропинки были натоптаны, но иногда после дождей ручьи вымывали песок, и мелкая ещё вчера канавка становилась глубокой. К тому же быстрая вода на каждую корягу накручивала стебли прошлогоднего лищука или чакана, натаскивала поверх них толстые стебли серого камыша, и готовые запруды изменяли русла проток.
Однажды ливень хлестал несколько дней кряду, а когда погода разведрилась, все кинулись на огороды пушить прибитую землю и вызволять из ила рассаду. От уткнувшихся в белый песок острова лодок до ухитных делянок всегда шли гуськом, особенно по воде - след в след. Но бражной, кисло-сладкий дух омытого дождём острова, неистовый хор птичьих голосов, безудержное кваканье лягушек, почуявших личинку первого комара, парная теплота воздуха в зарослях молодого осинника и густого лозняка, зазывный шорох согретого солнцем песка по гребням барханов, дразнящий плеск рыбы в заводях расслабляли внимание и малышей, и взрослых.
Клавдия Филаретовна ковыляла за всеми "замыкающей". С какой-то особой радостью ставила босые ступни на зыбучую почву и чувствовала приток крови в икрах. Ломота в ногах постепенно проходила.
Впереди неё, мотая косичками, то ли прыгала, то ли приплясывала Натаха Мельникова. Думая о своём, Клавдия Филаретовна машинально держала в поле зрения только худенькие лопатки девчонки, смешно торчащие из-под беленького сарафана. И вдруг они исчезли.
Ещё не осознав до конца случившееся, женщина бросила сумку с вёдрами и как шальная метнулась к омуту, сразу с головой окунувшись в холодную воду. Почувствовала под собой тельце Натахи, ухватила за сарафан, и вместе с ней вынырнула на поверхность.
Ушедшие вперёд огородники заметили их и кинулись на помощь.
- Дышит, дышит! - кричали вокруг.
- Искусственное дыхание делайте!
- Она не захлебнулась, только напугалась.
- Не успела наглотаться! Кабы не Клавдия Филаретовна!