В дальнем конце ярко пылал камин, а посередине стоял широченный стол, накрытый для чая: четыре чашки с блюдцами, гора бутербродов, хрустящие хлебцы, пирожные с кокосовым маслом и большой сливовый пирог, облитый розовой глазурью.
— Какая приятная компания! — приветствовал их громкий голос.
Джейн с Майклом оглянулись — кому мог принадлежать такой голосище? Комната явно была пуста. Во всяком случае, они никого не видели.
— Дядя Алберт, — сердито позвала Мэри Поппинс. — Опять за своё? Надеюсь, мы пришли к тебе не в день рождения?
Мэри Поппинс смотрела на потолок. Джейн с Майклом тоже задрали головы и, к своему удивлению, увидели круглого, толстого лысого человечка, который висел в воздухе, ничего не касаясь. Он как бы даже сидел на чём-то невидимом: одна нога закинута за другую, рядом отложенная в сторону газета, должно быть, он читал, когда постучали гости.
— Дорогая моя, — сказал мистер Кудри, улыбнувшись детям и виновато взглянув на Мэри Поппинс, — к моему величайшему сожалению, так оно и есть. Сегодня у меня день рождения.
— Ай-яй-яй! — покачала головой Мэри Поппинс.
— Я только вчера вечером об этом вспомнил, но было уже поздно посылать открытку с приглашением на какой-то другой день. Такая неприятность! — воскликнул толстяк, глядя сверху на Джейн и Майкла. — Вижу, вы изрядно удивлены, — продолжал он. И в самом деле, у детей так широко раскрылись рты, что мистер Кудри, будь он чуть меньше, мог бы нечаянно упасть в один из них. — Я вам сейчас всё объясню. Дело простое. Я, знаете ли, большой весельчак, мне покажи палец — я так и закачусь. Весёлость моего нрава безгранична: рассмешить меня может всё на свете.
И мистер Кудри заколыхался от хохота, так его развеселила собственная смешливость.
— Дядя Алберт, — строго сказала Мэри Поппинс, и мистер Кудри, поперхнувшись, перестал колыхаться.
— Прости, пожалуйста, дорогая Мэри. Так на чём я остановился? Ах да… Но самое смешное заключается в том… Хорошо, хорошо, Мэри, постараюсь сдерживаться. Самое смешное в том, что если мой день рождения попадает на пятницу, то я могу лопнуть от смеха, — сказал мистер Кудри.
— Почему? — спросила Джейн.
— Да, почему? — подхватил Майкл.
— Потому что в этот день я надуваюсь смехотворным газом. Лопаться, конечно, не лопаюсь, но вверх лечу, как воздушный шар. Я просто не могу удержаться на земле. Даже если я всего-навсего улыбаюсь, всё равно так и взмываю в небо. Знаете, как смешно походить на облако? Тут уж никакая серьёзная мысль в голову не полезет, — мистер Кудри при этих словах захихикал, но, взглянув на Мэри Поппинс, проглотил смешок и продолжал: — Разумеется, это отступление от приличий, но довольно-таки приятное. С вами такого не бывало?
Джейн с Майклом замотали головами.
— Думаю, что нет. По-моему, это моё индивидуальное свойство. Помню, однажды накануне такой пятницы я ходил в цирк. Так на другой день я столько смеялся, что, верите ли, пол суток провисел под потолком. И опустился на пол только в полночь с последним ударом часов. Хлопнулся, точно пистолет выстрелил. Ведь после полуночи уже суббота, значит, день рождения кончился. Не правда ли, забавно? И вот сегодня опять пятница, снова мой день рождения. И вы с Мэри у меня в гостях. Боже мой, да не смешите меня, очень вас прошу…
И хотя Джейн с Майклом и не думали его смешить, а просто таращились на него в изумлении, мистер Кудри не выдержал и громко захохотал. Он подлетал вверх, падал, как в яму, снова подлетал, шурша газетой, которую сжимал в руке, а очки так и плясали у него на носу.
Он парил, как пузырь воздуха в кипящей воде, хватался то за газовую горелку, то за потолок, и вид у него был такой смешной, что Джейн и Майкл, хотя и старались вести себя как воспитанные дети, еле-еле удерживались, чтобы не прыснуть.