Дразнить Долгуновскую было очень приятно и весело. Она обычно не лезла за словом в карман и никогда не обижалась. Но сегодня Мария Максимовна, кажется, была не в ударе.
- Хуже! - нахмурилась Долгуновская. - Только из вежливости уточнять не буду.
- Маш, а что с Юрой? - поинтересовалась Куюкина.
- Если хотя бы половина моих пожеланий сбылась, то он, я надеюсь, просит сейчас подаяние на Курском вокзале!
- Какая ты жестокая! - укоризненно ахнула Куюкина.
- Как наждачка, - добавила Анна.
- Мы расстались! Я швырнула ему в лицо его жалкие пятирублевки и ушла!
- Без денег!
- Да, Рит, без денег! До метро шла пешком, потому и опоздала.
- А в метро?
- Да что там трудного в метро бесплатно пройти? - Долгуновская игриво повела плечами. - Посмотрела в глаза сержанту, улыбнулась во все тридцать два зуба и прямо на его глазах через турникет и перепрыгнула. Отошла, обернулась, а он так все и стоял под впечатлением. А Юрка, подонок, уже три раза звонил. Пусть звонит…
Дверь с громким стуком распахнулась.
- Вот вы где, Анна Андреевна! - обрадовался запыхавшийся ассистент Виньков. - Вас срочно хочет видеть Аркадий Вениаминович! Он, кажется, не в духе.
Виньков был недалек и честолюбив - оптимальное сочетание качеств для добровольного помощника руководителя. Ролью Мальчика На Побегушках и Главного Подхалима Виньков не ограничивался - как можно так мелко плавать? Он был - Незаменимым и Единственным. Встречал и провожал не только шефа, но и его супругу, присматривал за реконструкцией дачи (из скромного двухэтажного особнячка в помпезные хоромы в псевдогреческом стиле), организовывал квартирный ремонт, возил шефа когда тот не хотел или не мог садиться за руль… Разве что только не спал с ним, но вся кафедра твердо была уверена в том, что если только Аркадий Вениаминович пожелает сменить ориентацию, то с виньковской стороны отказа он не встретит. Только полное понимание и горячее одобрение.
Взаимообразно Виньков имел покровительство шефа - публикации, приятные командировки, "созревающую потихоньку", как он сам выражался, докторскую диссертацию, льготный график (а как же все успеть-то?) и разные прочие поблажки. Коллеги относились к Винькову с иронией, но без симпатии.
- Иду!
Анна позволила себе только контрольный взгляд в зеркало. "Он, кажется, не в духе" на языке Винькова означало нечто среднее между "рвет и мечет" и "готов всех поубивать". Насчет причины можно было не утруждаться догадками - Задворная нажаловалась, других вариантов нет, потому что просто быть не может. Интересно, что она наговорила шефу, что он пришел в ярость. Хотя могло ведь просто одно наложиться на другое. С утра, например, обострился геморрой, потом подскочило давление, а тут еще и на доцента Вишневскую снова жалуются. Как не прийти в ярость? Ладно, придется потерпеть, Аркадий Вениаминович свиреп, да отходчив. Пометает свои громы и молнии минут десять, а там и остынет, чаем угостит, глядишь, что-то интересное расскажет или даже, предложит… А не предложит - самой намекнуть можно, чтобы не упускать подходящий момент. Всласть наоравшись, отведя душеньку, шеф начинает чувствовать себя неловко. Интеллигентный человек, заведующий кафедрой, доктор наук, профессор и член-корреспондент, а снова позволил себе такое буйство. В этот момент он покладист и сговорчив. К тому же, дав обещание, Аркадий Вениаминович, может потянуть с его выполнением, но назад его никогда и ни за что не возьмет. Мужик сказал - мужик сделал.
Аркадий Вениаминович был красен лицом, а еще он раздувал щеки и слегка подрагивал левым глазом. "Что она ему наболтала?" - подумала Анна, садясь за стол для совещаний подальше от шефа. Мера предосторожности - в гневе Аркадий Вениаминович брызгал слюной, иногда прямо фонтанировал ею.
- Умеешь ты удивить, Анна Андреевна, да еще как умеешь…
Разгон брался медленно, с тихого обычного голоса. Громкость и гнев нарастали постепенно. И, конечно же, неотвратимо.
- Мне недавно звонил главврач сто пятьдесят четвертой больницы, как его там… Вячеслав Владимирович, что ли?
- Я с ним не знакома.
Про консультацию недельной давности Анна уже почти забыла и потому искренне удивилась тому, какое отношение к ней может иметь главврач сто пятьдесят четвертой.
- Ты у них там консультировала в урологии в прошлый понедельник?
- Консультировала, - подтвердила Анна. - Там был не совсем обычный случай.
- Еще бы! - хмыкнул Аркадий Вениаминович. - Совсем необычный! Жалоба в министерство, судебный иск и шум на всю Москву!
- Поделом, - улыбнулась Анна.
- Поделом? - кустистые седые брови шефа поползли вверх.
- Поделом, поделом. Дмитрий Григорьевич - настоящий гад, и если на него подали в суд, то я здесь ни при чем…
- Какой Дмитрий Григорьевич? Что ты несешь? Жалобу написали на тебя и судиться тоже собираются с тобой!
- Со мной?!
- Ну не со мной же! Я за всю свою жизнь ни одной врачебной тайны не разгласил!
- Я, кажется, тоже…
- Это только кажется! Как ты…
- Аркадий Вениаминович! - Анна прижала обе руки к груди. - Объясните сначала, за что ругаете, а потом уж ругайте сколько захочется. Какая тайна? Кому?
Аркадий Вениаминович шумно выдохнул воздух, ослабил узел на галстуке и, не удовлетворившись этим, расстегнул халат, ослепительный в своей белоснежности, но уже успевший промокнуть под мышками.
- Ты разгласила информацию о состоянии пациента какой-то посторонней гражданке. Есть две свидетельницы - старшая сестра из урологии и сестра-хозяйка, тоже из урологии. Пациент, которого ты консультировала, написал жалобу на тебя в министерство, оцени, насколько грамотно…
Анна оценила. Грамотно, да. В департамент здравоохранения писать не стал, потому что она работает на кафедре университета, который подчиняется министерству. Не иначе как Дмитрий Григорьевич посоветовал.
- …и намерен подать против тебя иск! Или в прокуратуру заявление написать, он как-то так обтекаемо выразился, все больше на слово "суд" напирал…
- Посторонней гражданке? Два свидетеля? Иск? Заявление в прокуратуру? Да, на выходе из отделения меня остановила бывшая жена пациента и поинтересовалась, есть ли у него онкология? Я ответила, что расстраиваться не стоит, и переадресовала ее к лечащему врачу Ни диагноза, ни информации о состоянии, ни каких-то других сведений, составляющих врачебную тайну, я не сообщала. А что касается свидетельниц, то - да, проходили мимо две какие-то тетки, но разговора нашего они слышать не могли.
- Но разговор все-таки имел место?
- Имел. Аркадий Вениаминович, а с какой это радости вам стал звонить их главный врач? Просто предупредить хотел, заботу проявил? Или что-то другое…
- Предупредить, высказать свое неодобрение твоим поступком и намекнуть, что лучше бы до крайностей не доводить, попробовать замять этот скандал.
- Ему-то какая печаль?
- Ну, никакому же руководителю не хочется даже боком быть замешанным в скандале! - Аркадий Вениаминович в сердцах хлопнул ладонью по столу. - Мне, думаешь, приятно сознавать, что доцент моей кафедры может угодить на скамью подсудимых?!
- Вроде бы за разглашение врачебной тайны ответственность гражданская, а не уголовная…
- Все равно неприятно! Какого черта ты точишь лясы с какими-то левыми тетками?! Зачем ты вообще ей что-то говорила?! Нельзя просто мимо пройти?! Ты же не только сама подставилась, но и всех нас подставила, запятнала репутацию кафедры!..
Через десять минут они уже пили чай, заваренный секретаршей шефа Елизаветой. Двадцатипятилетняя голенастая и нескладная Елизавета по совместительству приходилась Аркадию Вениаминовичу племянницей. Она отзывалась только на полное имя и то и дело напоминала окружающим, что она не простой секретарь-референт, а секретарь-референт со знанием английского языка и дипломом МГУ.
К концу чаепития шеф окончательно отмяк душой и пообещал Анне хорошую характеристику для суда.
- Но ты не сиди сложа руки, - сказал он. - Попробуй нивелировать…
"Интересно как?" - подумала Анна.
- И прекрати ты, пожалуйста, курсантам на первом занятии экзамены устраивать. Сколько можно говорить!
- Одна приходила жаловаться или трое? - усмехнулась Анна.
- Одна, - Аркадий Вениаминович развел руки в стороны, показывая габариты жалобщицы. - Такая тетя Мотя поперек себя толще… И еще пожаловалась, что ты заведомо плохо настроена в отношении провинциальных врачей. Ну, чего ты улыбаешься, Вишневская? Другая бы на твоем месте плакала бы, а ты улыбаешься.
- Я умею плакать невидимыми миру слезами, - пошутила Анна и, взглянув на часы, сорвалась с места. - У меня же занятие, Аркадий Вениаминович, а я тут чаи гоняю…
Штопаная душа
Дмитрий Григорьевич снял трубку сам. Тем лучше.
- Урология.
- Не вздумайте давать отбой! - не здороваясь, предупредила Анна. - Не вынуждайте меня на крайние меры…
Под "крайними мерами" подразумевался ее приезд в урологию сто пятьдесят четвертой больницы.
- Здравствуйте, Анна Андреевна. - Нехороший человек не удивился и не испугался, говорил обычным будничным тоном. - Чем обязан?
- Вы прекрасно знаете чем! Я звоню, чтобы…
- Поблагодарить меня за то, что я не стал подавать на вас в суд за оскорбление чести и достоинства, а ограничился…
- Чести и достоинства?! - От возмущения Анна чуть не выронила трубку (разговаривала она из своего кабинета по городской линии). - Это у вас - честь и достоинство?! Да кто это вам так польстил?!
- Я могу и передумать, - негромко, но с угрозой сказал Дмитрий Григорьевич. - Если у вас есть, что сказать по делу, - говорите, если нет - до свидания.