Пока хирурги добирались до ребенка, Данилов с медсестрой-анестезистом делали свое дело: обеспечивали стабильность состояния пациентки, контролировали показатели, которые записывала сестра, и попутно наблюдали за операцией… Все шло как надо: сердце билось ритмично, давление держалось в безопасных пределах, дыхание было ровным и глубоким, кровозамещающий раствор капал из укрепленного на подставке флакона в катетер. Частота сердечных сокращений отражалась на экране монитора, к которому была подключена пациентка. Артериальное давление измерялось автоматически каждые пять минут и тоже выводилось на монитор.
Во время наркоза медицинская сестра ведет анестезиологическую карту пациента, в которой регулярно фиксирует важные показатели - от частоты пульса до частоты дыхания. В анестезиологической карте отражаются все этапы анестезии и операции, указываются дозы препаратов и делаются записи обо всех осложнениях. Этот подробный отчет после операции вклеивается в историю болезни.
- Черт бы тебя побрал! - ни с того ни с сего рявкнул на свою ассистентку Гавреченков. - Дура косорукая!
- Да я ничего… - попыталась оправдаться Федоренко. - Я же…
- Вот именно - что ты! Сто раз говорил - не мешай!
- Что случилось? - не любопытствуя, а по обязанности спросил Данилов: анестезиолог должен быть в курсе происходящего, чтобы своевременно принимать необходимые меры. Угрожающая кровопотеря, удлинение времени операции, да мало ли что…
- Мочевой пузырь повредил… - буркнул Гавреченков. - Слегка… Суются тут под руку.
Иногда при кесаревом сечении это бывает, но в основном - при повторных операциях, когда пузырь оказывается спаянным с маткой. Судя по тому, что эта операция была у пациентки первой, Емеля попросту был небрежен.
На ушивание разреза на стенке мочевого пузыря ушло две минуты. Хорошо, что пузырь был пуст - образующаяся моча сразу же стекала в мочеприемник по катетеру, который медсестра поставила пациентке перед операцией.
Ликвидировав оплошность, Гавреченков заметно повеселел и даже принялся напевать свое любимое:
Girl, you’ll he a woman soon
I love you so much, can’t count all the ways
I’d die for you girl, and all they can say is
He’s not your kind.
Произношение у Алексея Емельяновича было так себе, но пел он хорошо, с чувством и не фальшивя.
Данилов вообще замечал, что утверждение, ставшее широко известным с подачи писателя Гашека: "Wo man singt, da leg’dich sicher nieder, bose Leute haben keine Lider!" ("Где поют - ложись и спи спокойно: кто поет, тот человек достойный"), абсолютно ложно. Ему не раз приходилось встречать совершенно недостойных людей, обладавших недурственными вокальными способностями и любивших петь.
- Сейчас мы достанем нашего младенца, и все! - бодро доложил собравшимся Гавреченков, расширяя пальцами края разреза, в который тут же вылез напряженный плодный пузырь.
Данилов, суеверный, как многие его коллеги, повертел головой в поисках чего-нибудь деревянного, по чему можно было бы постучать, но кругом были только металл и пластик. Он сдержал желание постучать по Емелиной голове, а сплевывать через левое плечо, будучи в стерильной марлевой повязке, было еще неуместней. Так и пришлось обойтись без магического ритуала.
И зря.
- Корова!
Федоренко на секунду замешкалась - и Емеля тут же ее обласкал. На этот раз доктор даже не попыталась оправдаться.
Вскоре новорожденный, больше похожий на комочек мяса, чем на маленького человека, перекочевал на стол к неонатологу, где и закричал отчаянно, оповещая мир о своем явлении.
- Можешь не напрягаться - мамка все равно спит, - сказала ему заведующая отделением новорожденных, которой пришлось подменить на операции одну из заболевших подчиненных. - Давай-ка взвесимся…
- Эргометрин мне! Проснитесь - конец уж скоро! - потребовал Гавреченков.
Эргометрин ускоряет сокращение матки, снижая риск кровотечения. Очень важная мера, ведь кровотечение из растянутой и не желающей сокращаться матки очень часто приводит к смерти пациентки. Это не фонтанчик крови из артерии, которую можно быстро пережать или перевязать. Это поток крови, изливающейся из множества сосудов. Операционная рана превращается в кровавое озеро. Спасение одно: экстренное удаление матки. Немедленное. Счет идет на секунды. Гавреченков, потянув за пуповину одной рукой и помогая себе другой, попытался отделить плаценту. Обычно это удавалось легко, но сегодня плацента никак не желала отделяться. Гавреченков вооружился кюреткой и с ее помощью добился своего, но радоваться было рано: освобожденный участок обильно кровоточил.
- Вот сучье вымя! - взревел Гавреченков. - Попали так попали!
По интенсивности кровотечения и студенту пятого курса было бы понятно, что эту рану не ушить, не прижечь лазером, не заткнуть салфеткой. Нужно было удалять матку.
Так случается - планировали сделать одну операцию, а получили две. Ничья вина - слепой случай, пакостное стечение обстоятельств. Данилов порадовался тому, что пациентка спит медикаментозным сном и ничего не знает. Недолгая и корыстная радость сменилась сочувствием к женщине, которая не сможет больше никого родить, а потом стало не до чувств. Усложненная и удлиненная операция легла на анестезиолога не менее тяжким бременем, чем на хирурга.
Вначале у оперируемой, несмотря на предпринятые Даниловым превентивные меры, вдруг резко упало давление.
Затем внезапно стало нерегулярным дыхание.
Под конец операции, когда в подставленный операционной сестрой таз шлепнулась огромная окровавленная матка, на мониторе пошли экстрасистолы (внеочередные по отношению к нормальному ритму сердца сокращения сердечной мышцы). Не слишком частые - от пяти до девяти в минуту, - но тем не менее заставляющие насторожиться. Данилов мысленно проклял все на свете, пытаясь понять причину их появления: его действия не могли привести к этому. Скорее всего, у пациентки были какие-то скрытые проблемы с сердцем. Отметив в уме, что после операции надо не забыть пригласить кардиолога на консультацию, Данилов купировал экстрасистолию. На "скорой" приходилось решать проблемы и посложнее, правда, не в момент операции; одна инъекция - и внеочередные сокращения исчезли.
Налепив клейкую повязку на аккуратно ушитый разрез, Гавреченков отошел от стола и замер, ожидая, пока операционная сестра развяжет завязки его халата.
- Всем спасибо!
Азы вежливости в роддоме соблюдали все, даже записные хамы. Правда, заведующий ОПБ произносил слова благодарности как проклятие.
- Я через полчаса загляну к вам, Владимир Александрович, - сказала Данилову Федоренко.
Прооперированная была то ли ее одноклассницей, то ли соседкой - Данилов в подобные нюансы никогда не вникал, предпочитая не делить пациенток на "чьих-то" и "ничьих".
- Какой смысл? - пожал плечами Данилов, решив, что Федоренко хочет сообщить своей подопечной о произошедшем в ходе операции. - Через полчаса она вряд ли придет в себя настолько, чтобы все осознать. Я приглашу вас, когда будет можно.
- Владимир Александрович, у меня есть разговор к вам, - сделав ударение на последнем слове, сказала Федоренко.
- Ко мне? - Данилов был искренне удивлен. - Какой, Татьяна Викторовна?
- Приватный, - ушла от ответа собеседница. - Так я зайду?
- Через час, - ответил Данилов. - Пока переведем, пока документацию оформлю.
- Хорошо, пусть будет через час. Только вы не уйдете к тому времени?
- Я сегодня дежурю.
- Вот и прекрасно.
Федоренко с полминуты постояла около пациентки, пока еще лежавшей на столе, и вышла из операционной. Даже бесформенная хирургическая пижама не могла скрыть прелести ее фигуры.
Глава четвертая
ВПОЛНЕ ПРИСТОЙНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Федоренко появилась в ординаторской ровно через час - минута в минуту. Данилов отдыхал: играл в го на смартфоне. Голова работала плохо, и проклятый компьютерный интеллект выигрывал, тесня Данилова на всех направлениях.
Как удачно я зашла - вы ничем не заняты, - порадовалась гостья.
Данилов думал по-другому, но ничего не сказал: сам же просил прийти через час.
Федоренко прошлась по ординаторской, разглядывая фотографии, которыми были увешаны стены. Анестезиологи называли эту экспозицию "нашим вернисажем"; тут было все: рабочие будни и домашние праздники, прогулки и пикники, традиционные фотоотчеты из туристических поездок и торжественно-примороженные снимки с различных конференций и семинаров.
- Что-то я вас здесь не вижу, - отметила Федоренко. - Или вы еще не успели вывесить свои фотографии на этой "стене почета"?
- Я не люблю фотографического эксгибиционизма, - сухо ответил Данилов.
Во взгляде его, устремленном на гостью, сквозило неприкрытое желание поскорее закончить разговор.
- Представьте себе - я тоже! - Гостья уселась на диван, выставив напоказ свои длинные ноги, которыми гордилась так, что хирургическую пижаму надевала только в родовой зал или операционную. Сейчас же на ней был кокетливо укороченный халат ослепительной белизны, не столько прикрывающий ноги, сколько подчеркивающий их длину.