Сковородка под его курткой была еще теплой.
Там, где есть моржи
И это осталось в записной книжке:
"Требуются определенные инвестиции".
Потом наступило время ленча, когда мы въехали в Ульмерфельд, где купили пару бутылок пива. Мы почти уже миновали деревню, когда Зигги увидел под окном второго этажа гастхофа ящик с растениями.
- Редиска! - радостно воскликнул он. - Я вижу, как торчат ее зеленые хвостики!
Мы подъехали под окно, и я придержал мотоцикл, пока Зигги взбирался на бензобак; приподнявшись на цыпочки, он ухитрился запустить руки за край ящика.
- Я их чувствую, - сказал он. - Их только что полили - моих хрустящих малюток!
Он набил редиской карманы куртки, и мы ветром пронеслись через Ульмерфельд, продолжая следовать за Ибсом. Где-то через милю мы срезали по лугу к реке.
- В конце концов, Графф, - сказал Зигги, - этот день по-прежнему должен нам кое-что из наших пятнадцати шиллингов.
И, как бы восстанавливая справедливость, мы откупорили наше пиво открывалкой фрау Фрейны и посолили из ее солонки нашу редиску. Соль из солонки фрау Фрейны сыпалась на удивление легко. Редиска оказалась хрустящей и сочной, и Зигги посадил в землю зеленые хвостики.
- Как ты думаешь, они вырастут? - спросил он меня.
- Все возможно, Зигги.
- Да, все, - согласился он, и мы бросили объедки в реку, наблюдая, как они раскачиваются и кружатся на гребне течения, словно шапочки с помпонами на головах тонущих мальчиков.
- Здесь где-то должна быть запруда, - сказал я. - Вверх по течению.
- О, большой водопад в горах, - отозвался Зигги. - Ты только подумай, какая рыбалка ждет нас выше запруды!
- Могу поклясться, что там водится хариус, Зиг.
- И моржи, Графф.
Мы снова улеглись на лугу и протрубили песнь в горлышки пивных бутылок. И снова появилось воронье, ниже по течению, там, где на воде раскачивались остатки нашей редиски.
- Есть что-нибудь такое, чего вороны не едят, Зиг?
- Моржей, - ответил он. - Возможно, они не едят моржей.
- Это просто удивительно, - сказал я.
Почва была еще по-весеннему влажной, но густая трава, казалось, удерживала тепло; закрыв глаза, я разомлел на солнце, слушая воронье карканье над рекой и стрекотание кузнечиков в поле. Зигги постучал горлышком бутылки по зубам.
- Графф, - позвал он.
- Хм…
- Графф?
- Я тут, - отозвался я.
- То, что мы видели в зоопарке, было ужасно, - сказал Зигги. - Я думаю, нам было бы лучше отпустить их.
- Девчонок?
- Да не девчонок! - рассердился он. - Я имею в виду животных! Не пора ли отпустить их на волю, а?
И я, закрыв глаза, представил себе это. Жирафы обрывали почки с верхушек деревьев; муравьеды жадно пожирали водяных жучков из кружевной пены на берегу.
- Девчонок, - фыркнул Зигги. - Господи, Графф, каким круглым дураком ты можешь иногда быть!
Одним словом, солнце и пиво склонили нас ко сну; Редкие Очковые Медведи целовались, что-то нашептывая друг другу, а сернобык гнал в шею всех круглых дураков прочь с поля. На синевато-пурпурном Ибсе в лодке сидел и греб плавниками морж, подставив солнцу свои клыки и отбеливая в его лучах усы; он не заметил гиппопотама, который прятался в глубокой заводи у берега, отвратительного гиппопотама, покрытого пеной, распахнувшего огромную глотку в ожидании моржа с его лодкой и всем остальным.
Я проснулся, чтобы предупредить моржа; жирафы жевали траву на лугу, пока не добрались до солнца и не стянули его вниз. Заходящее светило поблескивало сквозь траву, отражалось в мотоцикле и отбрасывало длинные тени от колес и мотора на водную гладь реки; река бежала под мотоциклом, словно широкая синяя дорога.
- Зигги, - окликнул я его. - Нам пора ехать.
- Не спеши, Графф, - отозвался он. - Я наблюдаю за ними. Они выходят из своих клеток, такие же свободные, как и мы.
Так что я дал ему немного понаблюдать, а сам любовался на то, как солнце красило луг в красный цвет, а из солнца вытекала река. Я глянул вверх по течению, но горных вершин еще не было видно.
Езда в никуда
После низины и ночных жучков дорога превратилась в смолу, потом снова в грязь, но теперь река то и дело пряталась от нас в густом сосновом туннеле. Громкое тарахтение мотоцикла рассыпалось эхом по лесу - как если бы какие-то другие мотоциклисты проносились мимо нас и, невидимые, исчезали в лесу.
Затем мы выбрались из пихтового леса, осторожно вдыхая в себя резкий ночной аромат. Теперь мы снова могли ориентироваться в пространстве, и внезапно оно наполнилось неясными очертаниями предметов - черным каменным сараем с огромными, покачивающимися на ветру дверьми, треугольными фрагментами окна, которые отразили резкий свет нашей фары; какое-то животное, похожее на сгорбленного медведя - или куст? - метнулось в сторону с дороги, обернувшись на нас очумевшими глазами; фермерский дом вздрагивал во сне, и лаявший пес бросился бежать рядом с нами - глянув через плечо, я видел, как уменьшаются и меркнут в танцующих красных огоньках габаритных огней его глаза. А со стороны долины, что была под нами, маленькие верхушки деревьев торчали, словно разбитый вдоль дороги палаточный лагерь.
- Мне кажется, мы потеряли реку, - сказал Зигги. Он переключил скорость: сменив третью на вторую, дал полный газ. Мы оставляли после себя брызги мягкой черной грязи, и я тесно прижался грудью к его спине; я почувствовал, как он наклонился еще до того, как мотоцикл опрокинуло вниз, и я последовал за ним - точно так же, как если бы был рюкзаком на его спине.
Затем дорога выпала из-под нас, и свет фары устремился прямо в ночь, и на какое-то мгновение показалось, будто мотоцикл несет нас на одном уровне с небом; когда переднее колесо снова коснулось земли, мы на бешеной скорости рванули с холма вниз, на деревянный мост. Зигги нажал на переключение скоростей, но ему все равно пришлось давить на тормоз, руль задрался вверх - наш зверь перескочил через дощатый мост, как если бы был крабом.
- Это река, - сказал Зигги, и мы вернулись обратно, чтобы убедиться в этом.
Он включил фару, направив лучи на реку, но никакой реки там не оказалось. Он выключил мотор, и мы услышали шум реки, мы слышали, как стонут от ветра дощатые планки моста, и мы чувствовали, как брызги воды оседают на его перилах. Но в лучах фары нам было видно лишь узкое ущелье, падающее в темноту; и чахлые ели, цепляясь за стены ущелья, тянули за помощью свои ветки, не осмеливаясь даже оглянуться вниз.
Река выбрала кратчайший путь: она разрезала гору надвое. Какое-то время мы всматривались в пустоту. Завтра утром не будет никакой рыбы, если только перед завтраком мы не бросим вызов ужасающей неопределенности.
Итак, мы отыскали местечко, достаточно плоское, чтобы на нем можно было разложить подстилку, и достаточно удаленное от глубокого ущелья. Было так холодно, что мы судорожно натянули на себя одежду внутри спальных мешков.
- Графф, - сказал Зигги. - Если ты встанешь помочиться, смотри не пойди в эту сторону.
И должно быть, наши мочевые пузыри запомнили, что он сказал, - или слишком долго слушали журчание реки. Потому что нам обоим пришлось встать. О, как холодно и страшно было ступать нагишом по полю!
- Интересно, как сернобык не дает себе замерзнуть? - спросил Зигги.
- Я о нем тоже вспомнил, - отозвался я. - А тебе не приходило в голову, что он чем-то болен?
- О, Графф! - воскликнул Зигги. - Это явный признак брызжущего через край здоровья.
- Должно быть, он чувствует себя уязвимым.
И мы, приплясывая от холода и уязвимости, проделали обратный путь к спальным мешкам. Мешки сохранили тепло наших тел, мы забрались внутрь, ощущая, как вокруг снуют полевые мыши. Ночь выдалась настолько свежей, что мыши тихонько подкрались к нам и прижались к нашим спальным мешкам, чтобы согреться и уснуть.
- Графф, - окликнул меня Зигги, - я тоже об этом думал.
- Очень хорошо, Зиг.
- Нет, правда думал, Графф.
- И что?
- Как ты думаешь, в зоопарке есть ночной сторож - внутри ограды, который не спит всю ночь? И обходит с дозором зоопарк?
- И ведет беседу с сернобыком? - съязвил я. - Пытаясь выведать его мужской секрет?
- Да нет, просто находится внутри… - сказал Зигги. - Ты думаешь, ночью там кто-то есть?
- Само собой, - ответил я.
- Я тоже так думаю, - сказал он.
Я представил себе сторожа, который ворчал на медведей, будил сернобыка, приставая к нему с нескромными вопросами; рано утром сторож скакал по зоопарку, словно обезьяна, - перелетал от клетки к клетке, переговариваясь с животными на их родном языке.
- Графф? - снова окликнул меня Зигги. - Ты помнишь, чтобы хоть одна дверь в помещении для Мелких Млекопитающих была заперта? Было ли там хоть что-то, что напоминало чулан?
- Чулан в инфракрасных лучах?
- Сторож должен иметь возможность где-то отдохнуть, Графф. Он должен иметь место, где он мог бы посидеть, выпить кофе и повесить свои ключи.
- Почему тебя это так волнует, Зигги? - удивился я. - Ты что, замышляешь ограбить зоопарк?
- О, это было бы просто прекрасно, Графф! Вот это было бы зрелище, да? Взять и выпустить их всех на волю!
- Да, еще то зрелище! - согласился я.
И Смешанное Стадо Медведей прошествовало, раскачиваясь, через главные ворота, увлекая за собой будку билетера, в которой тип с зелеными наглазниками карточного игрока умолял о пощаде.
Но я сказал:
- Не считая того, что это зрелище помешает нам вернуться обратно в Вену. А этого я хотел бы меньше всего.