Они должны были напоминать: смерть найдет тебя повсюду. Но каким образом они могли «знать», какие трупы убирать, а какие не трогать?
Сейчас он смотрел на экраны. Следил за суетой крохотных фигурок возле космического корабля.
Пусть только войдут сюда, думал он. Город много лет никого не убивал. Вот он ими и займется. Я в безопасности.
Он был уверен, что даже если они доберуться до него, то надолго не задержаться. Его болезнь оттолкнет их. Может им и хватит ловкости преодолеть лабиринт, но им не справиться с тем, что сделало Мюллера мертвым для его сородичей.
— А ну убирайтесь! — громко произнес он. Неожиданно услышав ворчание двигателей, он увидел, как площадь пересекает мрачная тень. Значит, они обследуют лабиринт с воздуха. Он спрятался. Разумеется, они смогут отыскать его, где он не находился. Экраны скажут им, что в лабиринте живет человек и они конечно постараются наладить с ним связь, еще не зная, он ли это. А потом…
Он окаменел от тоски. Пусть они придут. Он вновь сможет разговаривать с людьми. Забыть об одиночестве.
Но он хотел этого с какую-то минуту.
Невольное желание вырваться из одиночества задавила логика: что было бы, если бы он предстал перед ними? Нет! Не приближайтесть! Не подходите!
2
— Там внизу, Нед, — сказал Бордман. — Он там наверняка. Видишь точку на том экране? Единственный живой человек. Это — Мюллер.
— В самом центре лабиринта, — сказал Раулинс. — Ему в самом деле удалось проникнуть ьуда.
— Как-то удалось. Бордман перевел взгляд на экран. С высоты лабиринт просматривался довольно четко. Он различал восемь зон. Он мог разобрать даже площади, бульвары, стены, переплетения улиц. Зоны были концентрическими, каждая с большой площадью посредине. И детектор массы на разведывательном самолете обнаружил наличие Мюллера в ряду невысоких домов к востоку от одной из таких площадей. Но никаких проходов, соединяющих отдельные зоны, он обнаружить не смог. Даже с воздуха оказалось невозможным наметить трассу.
Бордман знал, что это почти невозможно. В блоках информации содержались отчеты предыдущих неудачных экспедиций. Кроме того, ясно, что Мюллер достиг центра лабиринта каким-то способом.
— Сейчас, Нед, и тебе кое-что покажу. Он отдал распоряжение. От корпуса самолета отделился робот и начал падать к городу. Бордман и Раулинс следили за ним, пока не оказался на высоте едва нескольких десятков метров над крышами зданий. Но внезапно робот исчез. взметнулся клуб зеленого дыма — и больше ничего не стало видно.
— Все по-прежнему. До сих пор весь этот район прикрывает экран. Все, что приближается сверху — сжигается.
— Значит, даже птицы…
— На Лемносе нет птиц.
— А дождь? Или еще что-нибудь, падающее на город…
— На Лемносе нет осадков. По крайней мере на этом полушарии. Значит экран не пропускает лишь инородные предметы. мы об этом знаем со времен первой экспедиции.
— Они не пытались выслать робот-зонд?
— Если ты видишь покинутый город среди пустыни на мертвой планете — то без опасения пытаешся в этот город высадиться. Это простительная ишибка, но Лемнос ошибок не прощает.
Он приказал снизиться. минуту спустя они кружили над внешним валом лабиринта. Они пролетали над городом раз за разом, дополняя новыми деталями схему, а Бордман, разозлившись, захотел, чтобы сейчас поток света от зеркал ударил в самолет и превратил его в пепел. он уже давно утратил привязанность к совершенству. Говорят, что нетерпеливость — качество молодых, и что чем старше человек становится, тем добродушнее и терпеливее плетет он паутину своих планов, но Бордман поймал себя на том, что свое задание ему хочется завершить как можно скорее.