Сперва трезво оцени ситуацию, лучше порой позволить, чтобы что-то произошло, чем действовать слишком поспешно. Обиделся, парень? Своей коротенькой лекцией я заставил тебя почувствовать идиотом?
— С чего ты взял, Чарльз? Я далек от мысли, что нет вещей, которыым мне надо научится.
— И ты хотел бы учится от меня?
— Чарльз, я…
— Прости, Нед. Мне не следует надоедать тебе. Ты был прав, пытаясь остановить меня от убийства зверя. не твоя вина, что ты не понял моих намерений.
— Однако, ты считаешь, что я преждевременно поторопился, вместо того, чтобы оценить ситуацию? — растеряно спросил Раулинс.
— Это было ненужным.
— Ты сам себе противоречишь.
— Отсутствие логики — это моя привелегия, — сказал Бордман. — Выспись сегодня как следует. Утром полетим и составим карту, а потом начнем высылать туда людей. Может оказаться, что мы будем через неделю беседовать с Мюллером.
— И он захочет с нами сотрудничать?
— Сперва не захочет. Будет раздраженным, примет оплевывать нас ядом. Это же мы — те, кто его отверг. Зачем он должен теперь помогать людям Земли? Но поскольку он человек чести, а честь это такая вещь, которая не поддается изменениям, безотносительно к тому, насколько ты болен, одинок или обижен. Настояшую честь не убивает даже ненависть. Даже во мне есть своеобразная честь. Уж как-нибудь мы установим контакт с Мюллером. Уговорим его, чтобы он вышел из этого лабиринта.
— Надеюсь, так все и будет, Чарльз. — Раулинс заколебался. — Но как подействует на нас… близость с ним? Я имею в виду его болезнь… его воздействие на окружающих…
— Мерзко.
— Ты его видел уже после того, как это случилось?
— Да, множество раз.
— Я по-настоящему не могу себе вообразить, как это можно находится рядом с человеком, когда все его естество воздействует на тебя.
— Ощущение такое, словно ты забрался в ванну, полную кислоты, — ответил Бордман с некоторым сомнением. — К этому можно привыкнуть, но полюбить никогда, это как огонь по всей коже. Уродство, страх, жадность, болезни… хлещут из Мюллера.
— Ты сказал, что он человек чести…
— Был — и слава тебе, Господи! Если даже в мозгу такого достойного человека, как Дик Мюллер, кроются эти мерзости, то что же говорить об обычных людях? Только послать на них подобное несчастье, как то что выпало на долю Мюллера.
— У Мюллера было достаточно времени, чтобы самому сгореть от собственного невезения, — Заметил Роулинс. — Что будет, если к нему теперь вообще нельзя приблизится? Если то, что от него эмануирует, окажется настолько сильным, что мы не выдержим?
— Выдержим, — сказал Бордман.
Глава вторая
1
В лабиринте Мюллер проанализировал ситуацию и прикинул свои возможности. В окошках визиоскопа были видны изображения корабля, пластиковых куполов и мельтешение крохотных фигур. Теперь он жалел, что не смог отыскать аппаратуры контролирующей четкость изображения. Но он считал, что ему повезло, что он может пользоваться этим приспособлением. Множество аппаратов в этом городе утратило свои свойства из-за износа каких-то узлов. Мюллеру удалось установить, для чего служат лишь некоторые из них, да и ими он пользовался далеко от идеала образом.
Он следил за туманными изображениями ближних своих — людей, занятых разбитием лагеря на равнине — и прикидывал, какую новую пакость они ему приготовили.
Он сделал все, чтобы стереть за собой всякие следы, когда стартовал с Земли. Нанимая звездолет, он ложно заполнил маршрутный лист, указав, что летит на Сигму Дракона. Во время полета еиу пришлось отметится на трех станциях слежения, но на каждой из них он зарегистрировался как совершающий облет галактики, трассу которого он старательно обдумал так, чтобы никто не мог знать, где он находится.