- Вот ведь незадача, - растерянно пробормотал директор, глядя ему вслед, - Даже не знаю, чего он нам больше принесет: помощи, или проблем. У парня явно не все дома. Может, уволить его, от греха подальше?
- Не стоит торопиться, - мягко возразил гардеробщик. - Отдайте его Березкину. Так вы убьете сразу двух зайцев: окажете нашей "крыше" услугу, подарив им отличного бойца, и избежите неприятностей, так как сегодняшний конфликт будет уже их внутренней проблемой. Позвоните Березкину, пусть он возьмет на себя все заботы.
- Как бы "свинью" ему не подложить таким подарком. У парня с головой не все в порядке. Носится с пистолетами, расстреливает прямо посреди улицы бандитскую машину, вступает в конфликт с вооруженными бандитами из-за проституток…
- Он жил другой жизнью и еще не привык к этой. Он только что вернулся из армии. Боевой офицер, командировки в "горячие точки"… Там другая жизнь, другие правила, другие идеалы, другие понятия. Да и "перестройка" во всей ее идиотичной истерии не успела затронуть армию так, как она вцепилась в гражданскую жизнь. Он ушел в армию во времена социализма, а вернулся в разгар "перестройки". Слишком резкий контраст, словно из одного мира в другой перескочил, без всякой подготовки - бах! - и другая жизнь. Парень забыл, что на дворе девяностые годы и здесь не передовая. Здесь все намного сложнее и запутаннее. Этот парень сейчас как хороший, но "сырой" материал. У него отличные способности и возможности. Тот, кто займется его "лепкой", не пожалеет. Обкатается, оботрется-и будет то, что нужно… Позвоните Березкину. Позвоните.
- Мне бы твою уверенность, "психолог", - проворчал директор. - Интересно, откуда ты это знаешь и почему так уверен…
- О, если бы вы знали, сколько всего может знать обычный гардеробщик… - с улыбкой повторил тот свою присказку. - И все же позвоните Березкину, Степан Дмитриевич. Позвоните, вы не пожалеете…
Стараясь не шуметь, Врублевский отомкнул дверь и вошел в квартиру. В прихожей переобулся в большие и уютные меховые тапочки и направился к своей комнате. Дверь спальни Ключинского отворилась, и старый художник показался на пороге.
- Как прошел день? - поинтересовался он, вытирая тряпкой испачканные краской руки. - А точнее говоря - ночь? Успешно?
- Устроился на работу, - сообщил Врублевский. - И даже отбыл первую смену. Не самая спокойная ночь в моей жизни, но бывало и хуже. Главное, начало положено: нашел квартиру, работу… Вы еще не ложились?
- Я уже встал, - сказал старик. - Я уже в том возрасте, когда жизнь исчисляется не десятилетиями и годами, а месяцами и днями. Жаль тратить время на сон. Нужно успеть еще слишком много…
- Да, я уже заметил, что недостатком идей вы не страдаете, - улыбнулся Врублевский. - Над чем работаете сейчас?
- Можете взглянуть сами, - пригласил старик, отступая в глубь комнаты.
Врублевский вошел и огляделся. Огромное, просторное помещение было превращено в мастерскую: повсюду стояли мольберты, висели картины, на полках и прямо на полу выстроились шеренги из баночек с краской, повсюду валялись тюбики и пузырьки с какими- то растворами. Несмотря на распахнутую форточку, в воздухе висел устойчивый запах краски. Лишь старомодный шкаф и узкая железная кровать напоминали о том, что здесь не только работают, но и живут. Правда, второе явно приносилось в жертву первому. Врублевский подошел к стоящему возле окна мольберту и удивленно оглянулся на художника.
- Необычно? - понимающе улыбнулся тот. - Да, смеющийся Христос редко изображается художниками. Мудрый, печальный, скорбящий, наставляющий, размышляющий, творящий, страдающий - часто, а вот улыбающийся, или, тем более, смеющийся - редко. Это каноническая традиция, но ведь у Иисуса было детство, юношество, были часы счастья и минуты веселья. Если вчитаться в Новый Завет, можно увидеть, что Он был остроумен и обладал хорошим чувством юмора. Мне почему-то захотелось увидеть Его смеющимся. Конечно, это несколько уводит от постоянного напоминания о Его миссии, но… Мне очень захотелось, что бы Он смеялся…
- Вы - атеист? - спросил Врублевский. - Если нет, то подобная вольность в обращении с традициями может вам дорого стоить.
- Я верю в Бога, но я не религиозен, - сказал старик. - Из всех религий ближе всего мне православие, но с точки зрения поборников этой религии я безбожник. Не знаю… Добро всегда добро, а зло всегда зло. Любовь, милосердие, сострадание - не имеют национальных и религиозных признаков. Как не имеют их подлость, жадность, злоба, предательство. А что касается осуждения… Что ж, люди всегда что-то говорят. Некоторым очень нравится злобствовать под благовидным предлогом, осуждать, воевать, высмеивать, гневаться. Я знавал таких "говорунов". Они чем-то напоминают высохших от злобы старых дев. Я читал их измышления о трудах Толстого, Вернадского, Андреева, Гете, Булгакова. Там звучит такая злоба, льется такая желчь, что это нельзя назвать даже "праведным гневом". Не думаю, что гнев и злость - орудия добра. Судить - привилегия отнюдь не людей.
- Вы не атеист, - покачал головой Врублевский. - Вы - еретик. В средние века вас сожгли бы на костре.
- Наверное, - согласился старик. - Даже наверняка бы сожгли. И сожгли бы как раз наиболее рьяные и "верующие", понимающие религию так, как им хочется ее понимать… Да я же заболтал тебя! - спохватился он. - У тебя глаза слипаются, а я тебе лекции читаю… Ничего, что я перешел на "ты"?
- Ничего. Я сам хотел просить вас об этом.
- В таком случае иди на кухню, где дожидается тебя завтрак, а твою постель я уже расстелил.
- Я перекусил в баре, - отказался Врублевский. - Еще один плюс этой работы: по крайней мере я не буду у вас нахлебником… О, только не возражайте, я знаю, что вы гостеприимный хозяин, но мне пока не очень удобно перед вами - я не могу отплатить вам тем же… А теперь, с вашего позволения, я отправлюсь в душ, а затем спать… Да, спать, - с предвкушением этого удовольствия повторил он. - Признаюсь, я сильно устал за этот день. Это был долгий день. Очень долгий…
Когда на следующий день, в назначенное время, Врублевский переступил порог своей новой работы, его ожидал неприятный сюрприз. Дежуривший у дверей гардеробщик отступил в сторону, пропуская его, и чуть слышно шепнул:
- В зале милиция. Тебя ждут.
Врублевский кивнул и, не сбавляя шага, вошел в зал. За ближним к выходу столиком, вальяжно развалившись, потягивали пиво три крепких, коренастых парня в форме сотрудников милиции. При виде Врублевского, старший из них, в форме лейтенанта, с явной неохотой отставил недопитую кружку и поднялся.
- Врублевский Владимир Викторович? - "казенным" голосом осведомился он.
- Да. Чем могу быть полезен?
- Вот это мы сейчас и узнаем, - многозначительно пообещал лейтенант и, ухватив его за плечо, рывком развернул к стене: - Ну-ка, руки на стену, ноги расставь пошире… Ну шире, шире!..
"Где же ты таких дурных боевиков насмотрелся, недоумок? - с жалостью подумал Врублевский. - Пришел брать вооруженного преступника, а обращаешься с ним как с мелким фарцовщиком. Неученый ты, лейтенант, грохнут тебя когда-нибудь. Ой, грохнут…"
- Только будь нежен, любимый, - попросил он, когда ладони лейтенанта скользнули по его бокам, - и не сопи так страстно, ты мешаешь мне настроиться на интимный лад…
От сильного удара по почкам у него в глазах вспыхнули искры, и на секунду перехватило дыхание. С трудом преодолев желание отплатить излишне ретивому служаке той же монетой, он перевел дух и пожурил:
- Я же просил: нежно, а ты страстен, как нетерпеливый юнец.
- Еще добавить? - деловито осведомился лейтенант, выворачивая карманы его одежды. - Только на этот раз по другому месту врежу. Чтобы ориентацию в нужное русло вернуть. Повернись.
Глаза у лейтенанта были маленькие, злые, глубоко сидящие под низким, выпуклым лбом. Нехорошие такие глаза, с желтоватыми белками и красноватыми бликами в иссиня-черных зрачках. Врублевский чувствовал их взгляд почти физически, словно грязной ветошью по лицу провели.
- Где "стволы"? - спросил лейтенант.
- Какие "стволы"? - широко распахнул глаза Врублевский. - Оружие, что ли? Я же охранник, не телохранитель, мне оружие не полагается. Я - портье.
- Я спрашиваю про те пистолеты, которыми ты тут вчера размахивал. Не строй из себя дурака.
- Я?! Вчера?! - возмутился Врублевский. - Какой гнусный наговор! Это, наверное, кому-то спьяну померещилось, гражданин начальник… Случайно, не тому милицейскому полковнику, что вчера здесь как свинья ужрался и все официанток норовил за ноги покусать? Так он был в таком состоянии, что…
- Какие мы слова знаем: "гражданин начальник", - "удивился" лейтенант. - Ты не из блатных, часом? Короче, рейнджер, ты слишком много на себя берешь. Наверное, ты решил, что раз городок у нас небольшой, то любой заезжий молокосос здесь настолько крутая кочка, что ее не перепрыгнуть, не обойти? Нет, парень, перепрыгивать не будем, сроем - и всех дел- то. С землей сравняем, понимаешь? Сам оружие выдашь, или потребуются некоторые усилия с нашей стороны?
- Вам нужно оружие? - задумался Врублевский. - Честно говоря, даже не знаю, чем вам помочь… Конечно, я могу попытаться навести справки, но, видите ли, я не обладаю достаточными связями, к тому же это несколько противозаконно. Нет, я решительно ничего не могу вам твердо обещать…
- Не смешно, - вздохнул лейтенант и с короткого размаха заехал Врублевскому кулаком в живот. На этот раз, чтобы восстановить дыхание, Врублевскому потребовалось куда больше времени.
- Хорошо бьешь… Крепко, - оценил он, выпрямившись. - Чувствуется гигантский опыт за плечами. Наверное, долго тренировался? И было на ком?