Михаил Зощенко - Михаил Зощенко: Избранное стр 15.

Шрифт
Фон

"Что ж это, - думает, - нету, значит, бога? Обман? Всю жизнь, значит, ослепление? Всю жизнь, значит, дурачество было?.. Ходил, ровно чучело, в облачении, кадилом махал… Богу это нужно? Ха! Нужно богу? Бог? Какой бог? Где его знаменье?"

Затрясся поп, сполз с постели, вышел из дому тайно от матушки и к церкви пошел.

"Плюну, - подумал поп, - плюну в царские врата…"

Подумал так, устрашился своих мыслей, присел даже на корячки и к церкви пополз.

Дополз поп до церкви.

"Эх, - думает, - знаменье! Знаменье прошу… Если ты есть, бог, обрушь на меня храм. Убей на месте…"

Поднял голову поп, смотрит - в церкви, в боковом окне - свет.

Потом облился поп, к земле прильнул, пополз на брюхе. Дополз. Храм открыт был. В храме были воры.

На лесенке, над иконой чудотворца, стоял парень и ломиком долбил ризу. Внизу стоял мужик - поддерживал лесенку.

- Сволочи! - сказал парень. - Риза-то, брат, никакая - кастрюльного золота. Не стоит лап пачкать… И тут бога обманывают…

Поп пролежал всю ночь в храме.

Наутро поп собрал мужичков, поклонился им в пояс, расчесал свою гриву медным гребешком и овечьими ножницами обкорнал ее до затылка.

И стал с тех пор жить по-мужицки.

1922

НА ЖИВЦА

В трамвае я всегда езжу в прицепном вагоне.

Народ там более добродушный подбирается.

В переднем вагоне скучно и хмуро, и на ногу никому не наступи. А в прицепке, не говоря уже о ногах, мне привольней и веселей.

Иногда там пассажиры разговаривают между собой на отвлеченные философские темы - о честности, например, или о заработной плате. Иногда же случаются и приключения.

На днях ехал я в четвертом номере.

Вот два гражданина против меня. Один с пилой. Другой с пивной бутылкой. Бутылка пустая. Держит человек бутылку в руках и пальцами по ней щелкает. А то к глазу поднесет и глядит на пассажиров через зеленое стекло.

Рядом со мной - гражданка в теплом платке. Сидит она вроде сильно уставшая или больная. И даже глаза по временам закрывает. А рядом с гражданкой - пакет. Этакий в газету завернут и бечевкой перевязан.

И лежит этот пакет не совсем рядом с гражданкой, а несколько поодаль. Гражданка иногда косо на него поглядывает.

- Мамаша! - говорю я гражданке. - Гляди, пакет унесут. Убери на колени.

Гражданка сердито посмотрела на меня, сделала таинственный знак рукой и, приложив палец к своим губам, снова закрыла глаза.

Потом опять с сильным неудовольствием посмотрела на меня и сказала:

- Сбил ты меня с плану, черт такой…

Я хотел было обидеться, но гражданка язвительно добавила:

- А может, я нарочно пакет этот отложила. Что тогда? Может, я и не сплю, а все как есть вижу и нарочно глаза прикрываю?..

- То есть как? - удивился я.

- Как, как… - передразнила гражданка. - Может, я вора на этот пакет хочу поймать…

Пассажиры стали прислушиваться к нашему разговору.

- А чего в пакете-то? - деловито спросил человек с бутылкой.

- Да я же и говорю, - сказала гражданка. - Может, я нарочно туда костей-тряпок напихала… Потому - вор не разбирается, чего в нем. А берет, что под руку попадет… Знаю я, не спорьте. Я, может, с неделю так езжу…

- И что же - попадают? - с любопытством спросил кто-то.

- А то как же, - воодушевилась гражданка. - Обязательно попадают… Давеча дамочка вкапалась… Молоденькая такая, хорошенькая из себя. Черненькая брунеточка… Гляжу я - вертится эта дамочка. После цоп пакет и идет… А-а-а, говорю, вкапалась, подлюга…

- С транвая их, воров-то, скидывать надоть! - сказал сердито человек с пилой.

- Это ни к чему - с трамвая, - вмешался кто-то. - В милицию надо доставлять.

- Конечно, в милицию, - сказала гражданка. - Обязательно в милицию… А то еще другой вкапался… Мужчина, славный такой, добродушный… Тоже вкапался… Взял прежде пакет и держит. Привыкает. Будто свой. А я молчу. И в сторону будто гляжу. А он после встает себе и идет тихонько… А-а, говорю, товарищ, вкапался, гадюка…

- На живца, значит, ловишь-то? - усмехнулся человек с бутылкой. - И многие попадают?

- Да я же и говорю, - сказала гражданка, - попадают.

Она замигала глазами, глянула в окно, засуетилась и пошла к выходу.

И, уходя из вагона, она сердито посмотрела на меня и снова сказала:

- Сбил ты меня с плану, черт такой! Начал каркать на весь вагон. Теперь, ясно, никто на пакет не позарится. Вот и схожу раньше времени.

Тут кто-то с удивлением произнес, когда она ушла:

- И зачем ей это, братцы мои? Или она хочет воровство искоренить?

Другой пассажир, усмехнувшись, ответил:

- Да нет, ей просто охота, чтоб все люди вокруг воровали.

Человек с пилой сердито сказал:

- Вот какие бывают дьявольские старухи, воспитанные прежним режимом!

1923

ИСПОВЕДЬ

На страстной неделе бабка Фекла сильно разорилась - купила за двугривенный свечку и поставила ее перед угодником.

Фекла долго и старательно прилаживала свечку поближе к образу. А когда приладила, отошла несколько поодаль и, любуясь на дело своих рук, принялась молиться и просить себе всяких льгот и милостей взамен истраченного двугривенного.

Фекла долго молилась, бормоча себе под нос всякие свои мелкие просьбишки, потом, стукнув лбом о грязный каменный пол, вздыхая и кряхтя, пошла к исповеди.

Исповедь происходила у алтаря за ширмой.

Бабка Фекла встала в очередь за какой-то древней старушкой и снова принялась мелко креститься и бормотать. За ширмой долго не задерживали.

Исповедники входили туда и через минуту, вздыхая и тихонько откашливаясь, выходили, кланяясь угодникам.

"Торопится поп, - подумала Фекла. - И чего торопится. Не на пожар ведь. Неблаголепно ведет исповедь".

Фекла вошла за ширму, низко поклонилась попу и припала к ручке.

- Как звать-то? - спросил поп, благословляя.

- Феклой зовут.

- Ну, рассказывай, Фекла, - сказал поп, - какие грехи? В чем грешна? Не злословишь ли по-пустому? Не редко ли к богу прибегаешь?

- Грешна, батюшка, конечно, - сказала Фекла, кланяясь.

- Бог простит, - сказал поп, покрывая Феклу епитрахилью.

- В бога-то веруешь ли? Не сомневаешься ли?

- В бога-то верую, - сказала Фекла. - Сын-то, конечно, приходит, например, выражается, осуждает, одним словом. А я-то верую.

- Это хорошо, матка, - сказал поп. - Не поддавайся легкому соблазну. А чего, скажи, сын-то говорит? Как осуждает?

- Осуждает, - сказала Фекла. - Это, говорит, пустяки - ихняя вера. Ноту, говорит, не существует бога, хоть все небо и облака обыщи…

- Бог есть, - строго сказал поп. - Не поддавайся на это… А чего, вспомни, сын-то еще говорил?

- Да разное говорил.

- Разное! - сердито сказал, поп. - А откуда все сие окружающее? Откуда планеты, звезды и луна, если богато нет? Сын-то ничего такого не говорил - откуда, дескать, все сие окружающее? Не химия ли это? Припомни не говорил он об этом? Дескать, все это химия, а?

- Не говорил, - сказала Фекла, моргая глазами.

- А может, и химия, - задумчиво сказал поп. - Может, матка, конечно, и бога нету - химия все…

Бабка Фекла испуганно посмотрела на попа. Но тот положил ей на голову епитрахиль и стал бормотать слова молитвы.

- Ну иди, иди, - уныло сказал поп. - Не задерживав верующих.

Фекла еще раз испуганно оглянулась на попа и вышла, вздыхая и смиренно покашливая. Потом подошла к своему угодничку, посмотрела на свечку, поправили обгоревший фитиль и вышла из церкви.

1923

БЕДА

Егор Ивапыч, по фамилии Глотов, мужик из деревни Гнилые Прудки, два года копил деньги на лошадь. Питался худо, бросил махорку, а что до самогона, то забыл, какой и вкус в нем. То есть как ножом отрезало - не помнит Егор Иваныч, какой вкус, хоть убей.

А вспомнить, конечно, тянуло. Но крепился мужик. Очень уж ему нужна была лошадь.

"Вот куплю, - думал, - лошадь и клюкну тогда. Будьте покойны".

Два года копил мужик деньги и на третий подсчитал свои капиталы и стал собираться в путь.

А перед самым уходом явился к Егору Иванычу мужик из соседнего села и предложил купить у него лошадь. Но Егор Иваныч предложение это отклонил. И даже испугался.

- Что ты, батюшка! - сказал он. - Я два года солому жрал - ожидал покупки. А тут на-кося - купи у него лошадь. Это вроде как и не покупка будет… Нет, не пугай меня, браток. Я уж в город лучше поеду. Понастоящему чтобы.

И вот Егор Иваныч собрался. Завернул деньги в портянку, натянул сапоги, взял в руки палку и пошел.

А на базаре Егор Иваныч тотчас облюбовал себе лошадь.

Была эта лошадь обыкновенная, мужицкая, с шибко раздутым животом. Масти она была неопределенной - вроде сухой глины с навозом.

Продавец стоял рядом и делал вид, что он ничуть но заинтересован, купят ли у него лошадь.

Егор Иваныч повертел ногой в сапоге, ощупал деньги и, любовно поглядывая на лошадь, сказал:

- Это что ж, милый, лошадь-то, я говорю, это самое, продаешь ай пот?

- Лошадь-то? - небрежно спросил торговец. - Да уж продаю, ладно. Конечно, продаю.

Егор Иваныч тоже хотел сделать вид, что он но нуждается в лошади, но не утерпел и сказал, сияя:

- Лошадь-то мне, милый, вот как требуется. До зарезу нужна мне лошадь. Я, милый ты мой, три года солому жрал, прежде чем купить ее. Вот как мне нужна лошадь… А какая между тем цена будет этой твоей лошади? Только делом говори.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке