15
Не прошло, наверное, и десяти минут, как Буркаев приехал. Она еще стояла возле телефонной будки, когда он выскочил из остановившегося напротив грузовика.
- Где он? - спросил встревоженно.
- Не знаю. Уехал на Турухтанные острова.
- Не волнуйся, сейчас найдем. Поехали туда. Где-то он там.
И пока ехали, он повторял ей одно и то же:
- Не волнуйся, найдем.
Опять она, бежала по этому странному пустынному берегу, из которого торчали бревна, как обглоданные белые кости. А ниже шевелилась и шипела белая пена. И черный буксир полз по фиолетовой воде, волоча ленту далеко тянущегося за ним черного дыма. Олег переговорил с дежурными у проходной, оба пожали плечами.
- Не знаем, не видели здесь мальчика.
Порасспрашивал Олег и бабку в будке на переезде. Нет, она тоже мальчика не приметила.
- Не волнуйся, - уговаривал Олег Инну.
Они сели в трамвай и поехали домой. Мишки дома не было.
По справочному Олег узнал телефон отделения милиции.
- Дежурный слушает, - ответили ему (фамилию Олег не разобрал).
Он спросил, куда ему обратиться, если у него семилетний сынишка убежал путешествовать.
- Куда убежал? - спросил дежурный.
- Путешествовать.
- Ох-хо-хо, - вздохнул дежурный. Видимо, случай ему хорошо знаком. Он уточнил адрес, по которому Олег проживает, и посоветовал обратиться в "детскую комнату" по месту жительства.
- Где это? - спросил Олег. Дежурный дал телефон и назвал адрес.
Трубку сняла женщина. Но голосу - уже не молодая, с правильной дикцией.
- "Детская комната"? - спросил Олег. - Меня направили к вам из отделения милиции.
- Мы уже два года как переименованы, - назидательно сказала женщина. - Что случилось?
- У меня сынишка вернулся из детского садика и удрал куда-то. Его приятели говорят, что поехал путешествовать.
- Вы сами его из садика брали? - поинтересовалась женщина.
- Нет, он приходит самостоятельно.
- Нужно брать.
- Здесь до садика всего два подъезда.
- Все равно надо брать самим. Придите ко мне, напишите заявление. Принесите с собой его фотографию. Конечно, не грудного возраста. Только постарайтесь побыстрее. Через полчаса я ухожу.
- А когда будете?
- В понедельник… Обращайтесь в отделение милиции, куда вы звонили. Фотографию обязательно возьмите.
- Что? - спросила Инна, когда Олег положил трубку.
- Ты не волнуйся. Будет все в порядке. Сейчас идем в милицию.
В коридоре раздался звонок. Она вскочила и побежала открывать. На лестничной площадке, улыбающийся, стоял Мишка.
- Ты где был? Где ты был? - напустилась Инна на него.
- Я гулял.
- Нет, где ты был?
- Ну чего? На Турухтанных островах.
До этого она думала, что как только он вернется, накажет его. А теперь ничего не могла сделать. И ей вдруг стало неловко за проявленную слабость. Пытаясь взять себя в руки, она повернулась к Олегу и сказала сухо:
- Спасибо.
16
Даже во сне Сережа Маврин куда-то бежал. Больше ничего ему и не снилось, только куда-то бежит, то ли догоняет кого-то, то ли боится опоздать. В гостинице спать с ним в одном номере не мог никто. Лучше поселиться с каким-нибудь храпуном, чем с Сережей. Утром, когда он просыпался, одеяло и подушка валялись на полу, а простыня оказывалась скрученной в жгут.
Главной задачей для него сейчас было - приобрести кооперативную квартиру. Сережа уже ознакомился со всеми типами строившихся домов, побывал и в "кораблике", и в "трехлистнике". В управлении кооперативного строительства его знал каждый работник. Так что вопрос о квартире мог решиться в один день. Нужно лишь достать деньги на первый взнос. Самый простой и реальный способ их накопить - поехать в длительную командировку. Так бы, наверное, он и поступил, но тяжело болела мать. Значит, надо что-то иное. И вот тут-то и пришла ему блестящая идея: продать люстру. Она висела у них в квартире еще с довоенных времен. Бронзовая громада. В ней было пуда на два металла. Литые листья, литые цветочки лотоса, виноградные лозы.
При всем желании ее не повесишь в современной квартире, ей требуются высокие, метра четыре, потолки. Значит, надо продать. В церковь!.. Сережа чуть не подпрыгнул от пришедшей мысли. Оригинально и просто! До такого, наверное, не додумывался еще никто. Или на киностудию. Там часто покупают различные старинные вещи, которые можно использовать как реквизит в каком-нибудь фильме. Можно снести и в комиссионный магазин. Предложить в разные места. Где больше дадут.
Чтоб показать товар лицом, Сережа вымыл люстру о содой, продраил суконочкой. Ехать с такой громоздкой вещью в трамвае или автобусе он не решился, поэтому пошел пешком.
В соборе в этот день службы не было, и народу - никого, за исключением одинокой сгорбленной старушки, которая бесшумно и почти незаметно, как бестелесная тень, бродила возле алтаря. Другая, тоже одетая во все черное и повязанная черным платком, с темными губами и темными провалами глазниц, справа от дверей за фанерной стойкой продавала свечи. Прикрепленная к стойке, висела большая жестяная кружка, похожая на почтовый ящик, с надписью "На храмъ".
Сережа поинтересовался, где бы он мог увидеть попа. Священника в церкви не оказалось, и к Сереже через некоторое время вышел церковный староста, бородатый старик в синей косоворотке. Выслушав Сережу, староста покачал головой и сказал:
- Нет, купить мы не можем. Видите, какая у нас паства. Но если вы решите ее подарить, мы примем.
Сережа решил поехать на киностудию. Добравшись туда, он долго и упорно звонил по разным телефонам, чтобы найти ведающего реквизитом человека. Мимо него взад и вперед сновали мужчины в кожаных или замшевых куртках, иногда останавливались ненадолго возле прилепившегося к телефону Сережи, беспокойно топчась, давая понять, что они очень спешат, но Сережа никак не реагировал, и тогда они устремлялись дальше. Сереже все казалось, что это киноартисты, даже когда двое из них протащили через турникет лестницу-стремянку. Наконец Сережа дозвонился, нашел нужного человека.
- Иду, иду, - сказал тот, выслушав Сережу. - Сейчас иду.
И действительно, к удивлению Сережи, почти сразу появился в вестибюле этот человек-гора, величаво вышел, будто катя перед собой свое громадное брюхо. С улыбкой осмотрел всех и направился к Сергею, изящно держа перед собой сигаретку. Аккуратно, сомкнутыми губами, он чуть прикасался к мундштуку этой сигаретки и выпускал дымок, будто посылал кому-то воздушные поцелуйчики.
- Здра-а-авствуй-те, - сказал он Сереже, как давнему знакомому. И подал руку так, будто Сереже следовало ее поцеловать.
Голова Сережи оказалась на уровне средней - и единственной - пуговицы его пиджака. Казалось, что сначала на него надели пиджак, а потом его раздули, как резиновую игрушку, от этого пуговица стояла ребром, готовая оторваться, а нитка, на которой она держалась, растянулась, как резинка в рогатке. Черный пиджак был засыпан пеплом, словно древние Помпеи. Пепел лежал и на лацканах пиджака, и на плечах, даже на голове у Помпея Помпеевича, как тут же мгновенно окрестил его Сережа.
- Здравствуй, Нюсенька! Здравствуй, Валюша! - приветствовал Помпей Помпеевич пробегавших мимо девушек.
- Что вы принесли, показывайте?
Сережа развернул плед.
- Очарова-а-ашка! - возликовал Помпей Помпеевич. - Очарова-а-ашка!
Сережа обрадовался было, но заметил, что Помпей Помпеевич смотрит не на люстру, а вверх, на спускающуюся по лестнице девушку.
- Очарова-а-ашка! Здравствуй, Машенька!
И только когда девушка скрылась, с постепенно тающей улыбкой он опустил очи долу.
- Какая пре-лесть! Произведение искусства! - и вздохнул. Теперь он рассматривал люстру. - Смотрите, как умели делать древние мастера. Пре-елесть! - Он еще послал кому-то несколько воздушных поцелуйчиков, а затем аккуратненько, двумя пальчиками снял у Сережи с лацкана воображаемую соринку. - И это вы хотите продать? Зачем?
- Как зачем?
- Через двадцать лет ей цены не будет. Не надо, не продавайте. - В голосе у него было столько хрупкой, с трудом сдерживаемой дрожи и волнения, что Сережа обеспокоился, как бы он не разрыдался. - Не продавайте. Тем более, что для моей картины это вовсе не нужно. Вы попали не по назначению.
- А кому же нужно? - растерялся Сережа.
- Никому! Очаровашка!.. Вы смотрите, какая очаровашка. Здравствуй, Люсенька!
Пришлось Сереже идти в комиссионный магазин. У дверей в комнату оценщика стояло несколько человек. Сережа встал в очередь, прикидывая, сколько же здесь придется торчать, но неожиданно раздался зычный возглас:
- Серж! Вы? - Маврин оглянулся. Перед ним стояла Лара Николаевна. - Вы по какому поводу?
На этот раз она была в водолазке навыпуск, в вельветовых, в обтяжку, как гимнастическое трико, брюках, на ногах римские сандалии, перепоясана широким ремнем с громадной пряжкой. Но это лишь условно сказано - перепоясана, ибо спереди ремень провисал свободной петлей. Сереже пришлось объяснить, зачем он здесь.
- Покажите, покажите! - потребовала Лара Николаевна. - Ого! Да это как раз то, что мне надо! - воскликнула она. - Продайте мне! Я очень люблю старую бронзу и собираю ее! Оцените сейчас, сколько будет стоить, и я беру. Только при одном условии! Деньги несколько позднее. Когда получим премию на конкурсе.
- А вы надеетесь получить?