Странное дело: от своих родственников я не принял бы никакого подарка, а от него принял, хотя мастер Чеботарёв был для меня совершенно чужим человеком…
Настал долгожданный выпускной вечер. Директор наш, добрейший Антон Алексеевич, вручая мне аттестат и грамоту за отличные успехи, даже прослезился.
- Наша школа может гордиться такими учениками как ты, Силин, - сказал он.
Особой радости от того, что окончил школу и что директор похвалил меня, я не испытывал. На душе было тревожно. Передо мной опять вставал проклятый вопрос: как быть дальше, что делать? Оставался единственный выход - работать. Но где? Кому я нужен без профессии, без трудовых навыков? Мои школьные знания и французский язык были ни к чему…
На школьном балу я не остался. Зашёл в свой класс, посидел за партой и мысленно попрощался со школой, где провёл семь лет.
Вышел на улицу. Было ещё совсем светло. В переулке, недалеко от школы, поджидал меня Костя. Это тронуло меня.
- Я знал, что ты на танцы не останешься, - сказал он и протянул мне свёрток.
- Что это?
- Подарок вот… по случаю окончания.
В свёртке оказался однотомник моего любимого поэта, Лермонтова.
- Спасибо, Костя.
- Чего там!..
Мы прошли вдоль железнодорожной насыпи и, поднявшись на холмик, сели. Тихо было кругом, не было видно ни единой живой души. Кто бывал в наших местах, тот знает, какие это унылые места - одни известковые холмы, заросли чертополоха да обрывы.
- Похвальную грамоту дали? - спросил Костя.
- Дали. - Я протянул ему грамоту. - Лучше бы работу дали… Не могу я больше сидеть на маминой шее!
- Подумаешь, работа! Как говорят наши мастеровые, была бы шея, хомут найдётся. Валяй к нам в мастерские!
- Просто у тебя всё получается: захотел - пошёл в мастерские, поступил на работу… А кто меня возьмёт?
- Возьмут, - убеждённо сказал Костя. - Наши заступятся. Они твоего батьку крепко уважают. То и дело слышишь: "Вот если бы Егор Силин", "Егор Силин подсказал бы, как поступить". А намедни мастер Чеботарёв отругал меня: "Что же, говорит, ты не сказал, что дружку твоему, Ване Силину, и его матери туго приходится? Знай мы это, подсобили бы". Обязательно заступятся, вот увидишь!
- Папины друзья, может быть, и захотят помочь мне, но я-то ничего не умею делать!
- Научишься, - уверенно ответил Костя.
Мы замолчали. Перелистывая страницы однотомника, я наткнулся на знакомые ещё с детства строки и прочитал их вслух:
…Краснеют сизые вершины,
Лучом зари освещены,
Давно расселины темны;
Катясь чрез узкие долины,
Туманы сонные легли…
Не знаю уж почему, но эти стихи с удивительной силой отозвались в моей душе.
- Здорово пишет! - негромко сказал Костя. - Если бы я учился, тоже стихи бы писал… Иногда в душе такое делается, что словами не скажешь, а вот стихами можно…
Спускались сумерки. Большой багряный диск солнца, скрывшись наполовину за дальними холмами, окрасил редкие облака в розовый цвет. Подул ветерок. Мы молча следили, как медленно угасал день, как в небе одна за другой зажигались звёзды…
Дома меня ожидал сюрприз. Мама приготовила подарок, да ещё какой! Тёмно-синий шерстяной костюм, белую рубашку, галстук. На столе красовался румяный пирог, бутылка вина.
- Мама, можно Костю позвать? - спросил я, поблагодарив за подарок.
- Ну конечно!
Я сбегал за Костей, затащил его к нам. Мы пили вино, вслух мечтали о будущем, пробовали петь. И мама развеселилась, у неё даже щёки порозовели.
Утром я заметил, что на её пальце нет золотого колечка с крошечным камнем - папиного подарка.
- Ой, мама, зачем ты это? - Я чуть не плакал.
- Мне так хотелось сделать тебе приятное в день окончания школы, - ответила она, улыбаясь сквозь слёзы.
Скорее на работу, на какую угодно, лишь бы хоть немножко помочь ей!..
Я пошёл в железнодорожные мастерские. Разыскав мастера Чеботарёва, начал было объяснять ему цель моего прихода, но он не дал договорить:
- Знаю, работа тебе нужна!
Я кивнул головой.
- Жаль, конечно, что не можешь дальше учиться. Слыхал, способности у тебя большие. Ну ничего, повариться в нашем котле тоже не мешает! Пошли…
Он повёл меня к начальнику мастерских, сказал тому, что я хочу поступить на работу, что меня можно принять учеником токаря, - парень я грамотный, школу железнодорожную с отличием окончил.
Начальник поправил пенсне, внимательно посмотрел на меня, взял карандаш.
- Как зовут?
- Иван Силин.
- Силин?.. Знакомая фамилия! Постойте, это не тот ли машинист Егор Силин, которого после пятого года выслали из Петербурга и отдали под надзор полиции?
- Так точно, это его сын. А год назад Егор Васильевич сложил голову за царя и отечество! - ответил Чеботарёв.
- Это ничего не значит! Была бы его воля, он поступил бы совсем по-другому… Так, так, сын Егора Силина, значит, - начальник ещё раз посмотрел на меня. - Ладно, я приму его. Но, молодой человек, не советую вам идти по стопам отца! - Он написал и протянул мне записку.
Я изо всех сил сдерживался, чтобы не нагрубить ему.
Спускаясь по лестнице, я спросил Чеботарёва:
- За что отца выслали из Петербурга и отдали под надзор полиции?
- Ты про большевиков, про Ленина слыхал?
- Нет.
- Придёт время - услышишь… Твой отец был большевиком-ленинцем.
Большевики-ленинцы, - кто они такие, почему власти боятся их? Всю дорогу домой я думал об этом.
Дома спросил маму: кто такие большевики-ленинцы?
- Кто тебе сказал о них? - встревоженно спросила она.
Я рассказал о разговоре с Чеботарёвым.
- Эго смелые, благородные люди, революционеры, борцы за счастье народа, - сказала мама и, помолчав, добавила: - Да, твой отец был большевиком… Но ты, Ваня, ты… - Она подняла на меня полные слёз глаза, в них я увидел страх, мольбу. Теперь я твёрдо знал одно: раз отец пошёл с ними, - значит, большевики стоящие люди.
На следующий день встал задолго до гудка, надел папину блузу, завернул в бумагу завтрак и зашагал! по направлению к мастерским.
Мама, поёживаясь от утренней прохлады, стояла у порога и долго смотрела мне вслед. Я обернулся и по-" махал ей рукой.
Детство моё кончилось.
По стопам отца
Всё получилось так, как я и предполагал: на первых порах работа у меня не ладилась. То резец неправильно поставлю, то чурку не так закреплю. В результате - брак. Видя, как я огорчаюсь, мой учитель, токарь Алексей Чумак, говорил:
- Ничего, парень! Ты шибко не переживай и хозяйского материала не жалей, - научишься!
Однако научился я не скоро - прошло больше трёх месяцев, прежде чем я сумел затачивать несложные детали.
Принёс я домой первую получку. Мама обняла меня, расплакалась.
Но что бы ни говорила мама, я гордился, что ем хлеб, заработанный своим трудом.
В мастерские ходил с удовольствием. Все рабочие считали меня своим и помогали чем могли. Особенно мастер Чеботарёв. Не проходило дня, чтобы он не подошёл ко мне. Он давал мне множество ценных советов и искренне радовался моим маленьким успехам.
Я был не настолько самонадеян, чтобы приписывать своим достоинствам внимание ко мне товарищей их трогательно-бережное отношение. Здесь не забыли большевика Егора Васильевича Силина. Мне посчастливилось быть его сыном.
Чувствовалось приближение грозы. На заводах и фабриках нашего города часто вспыхивали забастовки, рабочие и солдатские жёны выходили на улицу, требовали мира и хлеба. Казалось, только у нас в мастерских спокойно: ни митингов, ни забастовок. Я недоумевал и однажды спросил у Кости, почему наши стоят в стороне.
- Чудак ты, Ваня, ей-богу, чудак! Ты что, не знаешь, что на железные дороги распространяются законы военного времени? - объяснил он. - Чуть пошевелись, и готово - расстрел! Но ты зря думаешь, что наши сидят сложа руки. Придёт время - они покажут себя!
Вскоре это время пришло. Царя свергли. Большевики вышли из подполья. Они повели за собой народ, организовали Красную гвардию.
После Октябрьской революции и в нашем городе установилась Советская власть. Матвей Матвеевич Чеботарёв был избран председателем первого ревкома.
Наступили бурные дни; После работы, захватив винтовки, мы дежурили возле ревкома, патрулировали улицы. Вместе с солдатами, перешедшими на сторону революции, разоружали офицеров, а однажды остановили целый эшелон, шедший с турецкого фронта, захватили винтовки, пулемёты, несколько пушек.
Мама встретила революцию восторженно.
- Наконец-то! - воскликнула она и, по обыкновению, прослезилась. - Бедный Егор, не дожил до светлого дня…
Но радоваться было рано. Вскоре белые казаки генерала Каледина разгромили ревком и установили в городе кровавую диктатуру.
Из всех щелей повылезли прятавшиеся офицеры, воспрянувшие духом буржуи. К нам со всех концов страны хлынули белогвардейцы, Ростов-на-Дону стал центром контрреволюции на юге.
В городе творилось что-то неописуемое. На каждом шагу - ночные рестораны, казино, кондитерские. Улицы заполнили разряженные барыньки, накрашенные девицы, высокопоставленные царские чиновники при орденах и крестах, спекулянты, искатели лёгкой наживы, уголовники и, конечно, пьяное офицерьё. Драки, перестрелки, грабежи не прекращались ни днём, ни ночью. Шампанское лилось рекой.
А рабочие голодали.