В это время года люди с кочевой стороны не были частыми гостями на побережье, и оттого у дороги собралось много жителей селения. Еще издали они вглядывались в лица едущих и гадали, кто бы это мог быть.
Нарты уже вползли на сугробы, испещренные желтыми пятнами собачьей мочи, а по имени называли только учителя Быстрова, остальных же приветствовали сдержанно, как желанных, но незнакомых гостей.
Наконец какая-то старушка, пристально вглядевшись в Юнэу, всплеснула руками и прошамкала беззубым ртом:
- Да это же Юнэу со своим мужем Атыком!
Тогда все закричали и бросились обнимать их.
- Я-то увидел с самого начала, что это вы, но не решался признать, - смущенно сказал Кукы.
Раньше Атык знал его как самого многодетного и бедного человека в Нымныме, а теперь Кукы был одет в белую холщовую камлейку и в прочные камусовые торбаса.
- Надолго к нам гостить? - спросил он с достоинством, словно и не был бедным анкалином. Не дождавшись ответа и как бы вспомнив что-то, сообщил: - Я тут теперь председатель нацсовета.
- Что это такое? - с любопытством спросил Атык.
- Власть, - коротко и веско ответил Кукы и добавил: - Советская власть.
Атык не стал расспрашивать, что это такое, он и так видел, что в его родном селении произошли большие перемены и, видно, нужно много времени и терпения, чтобы привыкнуть к ним и понять их.
Старая яранга уцелела. Даже моржовая покрышка выглядела так, будто и не прошло семи лет. Только внутри полог был свернут и висел на деревянных подпорках.
Атык вопросительно посмотрел на неотступно следовавшего за ними Кукы, и тот с готовностью сообщил:
- Пока строили новое здание школы, мы здесь учили детей грамоте.
- Различать следы человеческой речи на бумаге? - оживленно переспросила Юнэу.
- Да, - ответил Кукы. - Я тоже учусь.
Юнэу и Атык озадаченно переглянулись: действительно, за время их отсутствия здесь произошло что-то значительное.
Кукы еще потоптался немного в чоттагине, глядя, как Атык с женой распаковывают полог и вешают его на деревянные подпорки. Он выспросил у девочки имя и озабоченно произнес:
- Дитя надо записать в книгу. Так полагается по новым обычаям. А взамен я дам большую красивую бумагу на всю жизнь. Это талисман советского гражданина.
Атык и Юнэу краем уха слушали разговоры Кукы, переглядывались и облегченно вздохнули, когда председатель нацсовета переступил порог, выразив на прощание готовность помочь в любое время.
Юнэу развела в чоттагине костер и поставила варить еду. Потом разыскала каменные жирники, растопила жир, засветила плошки, и ровное пламя озарило полог. Старое жилище в Нымныме обрело прежний вид, а жизнь в тундре ушла в прошлое, в то, чего уже нет.
Весь вечер заходили гости. Одни приносили кусок нерпятины, другие - жир, третьи - отрезок лахтачьей кожи на подошвы. Вспоминали покойного Гальмо, расспрашивали о тундровой жизни: как там оленьи стада перезимовали, не было ли нападения волков, не посещали ли оленьи болезни животных. Атык отвечал обстоятельно, а у самого на языке вертелось столько вопросов, что прямо рот сох. Но он был приезжим, и рассказывать полагалось ему.
Уснула утомленная Тынэна, а в чоттагине все еще теплилось пламя в каменной плошке.
Когда все разошлись, Юнэу постелила оленьи шкуры в пологе.
- Ты думаешь, правильно мы сделали, что приехали сюда? - спросил Атык, ложась рядом с ней.
- Я уверена, - ответила Юнэу. - Разве не интересно жить, когда впереди много нового?
4
Утром Тынэна сначала приоткрывала один глаз и, если тот удостоверялся, что вставать стоит, что мир так же прекрасен, каким был оставлен вчера, она вскакивала прямо на ноги.
- Ты меня пугаешь! - незлобиво ворчала Юнэу. - Будто куропатка из-под снега взлетаешь.
Тынэна съедала несколько ломтиков прошлогоднего моржового мяса, пила горячий чай из толстостенной, покрытой множеством трещин чашки и выбегала на улицу.
Жизнь в прибрежном селении мало походила на тундровую. Вместо оленей между ярангами бродило множество собак, мужчины отправлялись не к стаду, а в торосистое море, подступавшее обломками льдин прямо к жилищам.
Среди всей этой новизны самыми интересными были деревянные дома - школа, магазин, сельский клуб, в котором помещался и нацсовет, где за школьной партой, поставленной вместо письменного стола, важно восседал Кукы. Здесь он и выдал свидетельство о рождении, "советский талисман", как он выразился. Небольшая заминка произошла, когда Кукы спросил, какого числа родилась девочка.
- В те годы дни не считали, - сказал Атык.
- Это я и без тебя знаю, - строго заметил Кукы. - Но тут, - председатель поставил синий короткий ноготь на белую бумагу, - надо обязательно поставить число и месяц, иначе талисман не будет действителен.
- Я родила девочку в Длинные Дни, - вспоминала Юнэу.
Кукы долго размышлял, листал какие-то толстые книги.
- Сделаем так, - сказал он с оживлением, - поставим Тынэне день рождения восьмого марта. Это большой женский праздник. Согласны?
Атык в нерешительности переминался с ноги на ногу. На помощь пришла Юнэу:
- Пусть будет так.
- А русское имя возьмете? - деловито спросил Кукы.
- А это зачем? - встревожился Атык. - Разве мало своего?
- Конечно, для жизни тут и своего имени достаточно, - раздумчиво ответил Кукы, - но может и русское понадобиться. Вот я всегда был просто Кукы, а когда избрали председателем, так я еще дополнительно и русское имя себе взял - Кирилл. Для всяких документов, для произнесения на собраниях и митингах.
- Но мы не знаем ни одного русского женского имени, - с сожалением призналась Юнэу.
- Давайте так сделаем, - предложил Кукы, - я тут ничего не буду писать. Девочка пойдет в школу, а там учитель поможет русское имя подобрать. Только запомните: Тынэне идти в школу осенью - восьмого марта ей исполнилось восемь лет.
Юнэу и Атык молча кивнули.
Атык вернулся к морской охоте. Юнэу приводила в порядок жилище, а маленькая Тынэна помогала ей или бродила по селению, стараясь оказаться поближе к школе.
Там еще шли занятия. Если терпеливо подождать, можно услышать звонок, будто внутри здания начинал бегать вожак-самец из оленьего стада. Но Тынэна уже знала, что это не олень, а школьный хранитель огня Нонно, хромой и старенький мужчина маленького роста.
Звонок рождал веселые ребячьи голоса, и на улицу выбегали школьники, одинаково стриженные, в сатиновых рубашках, заправленных в меховые штаны.
Мальчишки и девчонки носились по подтаявшему снегу, будто их долго держали на цепи и только по звонку спустили. Тынэна издали смотрела на них. Умение различать следы человеческой речи на бумаге не прибавило ребятам ничего такого, что можно разглядеть в их внешности. Это были обыкновенные ребята. Заприметив Тынэну, которая частенько приходила под школьные окна, они зазывали ее, кричали, чтобы она подошла к ним. Но Тынэна остерегалась: у многих мальчишек и девчонок даже издали можно было заметить на руках большие синие пятна.
Увидел Тынэну учитель Быстров. Он поздоровался с ней, как со старой знакомой.
- Как ты живешь? - спросил он девочку.
Тынэна никогда не задумывалась над тем, как она живет, и поэтому не могла ответить на вопрос.
- Хочешь посмотреть школу? - спросил учитель.
Конечно, Тынэне давно хотелось войти внутрь этой большой деревянной яранги, посмотреть на огонь, который заперт в каменном мешке, увидеть черные доски, на которых пишут белым камнем, подержать в руках книгу, испещренную следами человеческой речи… Но боязно было даже признаться в этом. Однако учитель все это прочитал в ее глазах и взял Тынэну за руку. Тынэна слегка упиралась, но все же шла за учителем. Открылась дверь, за ней другая, и Тынэна очутилась в большом классе, щедро освещенном солнечным светом. Лучи проникали через огромные окна, и на крашеном дощатом полу лежали большие светлые пятна.
- С осени будешь учиться в этом классе, - торжественно сказал учитель Быстрое.
Рядами, как птицы на скалах, сидели мальчики и девочки. Они были неподвижны и молчаливы, только бегающий блеск в их черных глазенках выдавал нетерпение и любопытство. Тынэна догадалась, что постигающие премудрость грамоты обречены на неподвижность от звонка до звонка. Это как бы испытание, о котором рассказывала мать еще в тундре. Когда человек хотел получить нечто отличающее его от других людей - скажем, собирался стать шаманом, - он проходил испытание голодом и холодом, обрекал себя на одиночество в бескрайней тундре… Обрести способность различать следы человеческой речи на бумаге - это, наверное, тоже нелегкое дело.
Учитель повел Тынэну в другой класс. Когда проходили мимо выбеленного куска стены, Тынэна явственно услышала шум огня. Пламя хотело вырваться из каменного плена, гудело и гремело железной дверцей.
- Когда ты станешь старше, - продолжал учитель Быстрое, - перейдешь в этот класс.
Стены этой комнаты были увешаны огромными полотнищами с разноцветными пятнами.
- Посмотри, - показал учитель на одно из полотнищ. - Это наша земля. Вот тут Чукотка, - учитель ткнул заостренной палочкой в самый верхний угол. - Здесь мы с тобой и живем.
- Синее - это что? - спросила Тынэна.
- Вода, море, - ответил учитель.
- А почему не видно ни кораблей, ни моржей, ни китов?
- Земля и вода на этой карте очень сильно уменьшены, - объяснил учитель. - Звери тоже уменьшились и стали не видны.