- Очень много разговору было, - серьезно ответил Локэ. - Потыр Каколевич говорил, а Тэгрын сильно потел. О новой жизни рассуждали. И если мы будем усердны, то к концу зимы начнем различать знаки и узнавать начертанное.
Локэ рассказывал обстоятельно, стараясь припомнить слова учителя, переведенные Тэгрыном.
- На хорошо выделанных тонких шкурках, сшитых вместе, начертана эта мудрость, как у русских шаманов - попов…
- На попов, что ли, вас будут учить? - усмехнулся Каляч.
- Коо, - пожал плечами мальчик. - Может, и так… Но главное - мы будем делать революцию!
- Что? - переспросил Млеткын.
Он уже слышал это слово. В Сан-Франциско. Американцы много говорили об этом. То, что произошло в России, и называлось этим металлически звенящим словом.
Когда насытившийся мальчишка вполз в полог, Млеткын сказал:
- В Красной Силе много опасного, грозного для нашей жизни.
- Оружие? - спросил Каляч.
- Оружие и у нас есть, - заметил шаман. - Они лишают свободы тех, кто препятствует их делам.
- Связывают или сажают на цепь? - предположил Омрылькот.
- Запирают в сумеречном доме.
- Какомэй!-дружно воскликнули слушатели.
- Человек не видит ни настоящего света, ни друзей - его увозят далеко от родной земли…
- Наказание тоской, - уразумел Омрылькот. - Как это жестоко!
- Что же нам делать? - шепотом спросил Каляч.
- Внешние силы могут оказаться на нашей стороне, - важно заявил Млеткын, поймав на себе недоверчивый взгляд Омрылькота. - Проявление внешних сил может быть разным - бедствие какое-нибудь… снежная лавина, скажем… или что другое…
Омрылькоту оставалось только дивиться про себя хитрости шамана: вероломство у него в крови, но настоящей силы нет, потому что Млеткын по натуре человек ленивый.
Млеткын, пряча голову в просторный капюшон, отороченный росомашьим мехом, шагал под мокрым ветром, дующим с моря: он торопился к себе.
- Кыкэ вай! Всю воду мне расплескал! - неожиданно услышал шаман.
Оказалось, он столкнулся с Наргинау, хозяйкой соседней яранги.
Ручеек замерзал. Воды оставалось на самом донышке ямок, и надо было долго скрести по льду ковшиком, чтобы набрать ведро питьевой воды. Пройдет еще несколько дней, и она исчезнет совсем. Придется добывать из снега или льда.
- А, Наргинау! - воскликнул шаман. - Ты все молодеешь. Тоскуешь, однако, по своему тангитану?
- Чего уж тосковать по нему, - вздохнула Наргинау. - Он уехал, забыл меня. Приворожил бы мне нового тангитана.
- Уж слишком он для тебя молод, - укоризненно заметил шаман, примечая про себя, что Наргинау сейчас в той самой поре, когда любая женщина сладка, как перезревшая морошка: дотронься - и брызнет соком.
- Я говорю о другом, о том, который волосатый и с усами, - пояснила Наргинау. - Он мне мил. Даже во сне его видела. Ты уж помоги мне, нашли на него какой-нибудь уйвэл.
"А не худо бы привязать милиционера к здешней женщине. Конечно, настоящий мужчина никогда не выкажет своей зависимости… И все же…" Шаман хорошо знал, что женщина способна толкнуть человека на большие безумства.
- Ты сшей мне зимние рукавицы, - попросил Млеткын. - Мне придется просить богов на скалах Сенлуквина. А там холодно, воет ветер, и камень жгуче-холодный, голая рука к нему примерзает.
Это было обещание, и Наргинау обрадовалась:
- Сошью тебе рукавицы! Теплые, двойные, из самого лучшего белого камуса!
- Только помни: чтобы мездра была мягкая, как женское бедро, - попросил Млеткын.
Наргинау скрылась в темноте.
Глядя ей вслед, Млеткын думал о том, что Наргинау очень неуютно одной: разве может быть настоящим домом яранга без мужчины? Это все равно что трубка без табака, ружье без патрона…
Дверь в его жилище была прикрыта. Млеткын шагнул в дымный чоттагин, теплый, пахнущий свежей вареной рыбой.
10
Первая пурга накинулась на Улак с такой яростью, словно старалась наверстать упущенное за короткое лето. Все потонуло в белой кипящей пелене. Чуть ли не ползком Драбкин с Сорокиным добрались до школы и затопили печку. Пламя рвалось так, что Сорокин всерьез опасался пожара: искры могли попасть на деревянную крышу и воспламенить ее. Железная дверца печи дребезжала, а огонь ревел, как в паровозной топке.
Сорокин был уверен, что никто не придет на урок: невозможно дать сигнал - столб, на котором висел медный котел-колокол, занесло снегом, да и бить в него нет никакого толку - все равно никто не услышит.
При ураганном ветре неожиданно потеплело - снег стал липкий и хлестал по лицу, как мокрая простыня.
Первым ввалился в класс запорошенный снегом Унненер. За ним явился Тэгрын, а там потянулись и остальные ученики: никто не остался дома, даже маленькие девочки.
- Сегодня, - сказал Сорокин, вглядываясь в лица учеников, - я расскажу вам о русской земле, о большой нашей стране. Сейчас вот у нас пурга, а где-нибудь на Черном море - тепло и люди ходят без кухлянок…
Тэгрын добросовестно перевел.
- На больших ровных пространствах убрали хлеб…
- Куда убрали? - переспросил Тэгрын.
- Собрали, - уточнил Сорокин.
- На больших ровных пространствах, - перевел Тэгрын, - русские люди собрали в кучу хлеб точно так же, как мы вчера собирали рыбку-вэкын на берегу моря.
- Только у них, у русских, море черное, а наше - белое ото льда и снега, - вставил Унненер.
- В лесах, - продолжал рассказывать Сорокин, - деревья пожелтели: листья пожухли и упали на землю.
- И у нас такое бывает! - обрадовался Тэгрын. - Только наши листочки по земле стелются…
- Природа ждет наступления холодов. Может быть, кое-где по утрам уже появляется свежий ледок. Такая осень на Дальнем Востоке, в Сибири, вокруг Москвы, Ленинграда… А вот на юге до зимы еще далеко. И есть такие места, где всю зиму люди не увидят снега…
- Так это в жарких капиталистических странах, - заметил Тэгрын, демонстрируя свою осведомленность.
- Наша страна так велика, что и у нас есть такие районы, где круглый год не бывает снега, - повторил Сорокин. - На юге нашей страны живут другие народы…
- А разве не везде живут русские люди? - искренне удивился Тэгрын. - Я думал, что повсюду, кроме пашей чукотской земли - русские…
- Нет, - улыбнулся Сорокин. - В нашей стране живет очень много разных народов.
- Какомэй! - воскликнул Тэгрын, забыв о том, что он должен переводить ученикам. - Какие же это народы?
- Украинцы и белорусы, - начал перечислять Сорокин, - туркмены, грузины, узбеки, казахи и еще много-много разных национальностей - все их трудно перечесть…
- Чукчи, эскимосы, коряки и ламуты еще, - добавил Тэгрын.
- Правильно! - обрадовался Сорокин. - Молодец!
- Вы слышали, что сказал учитель? - взволнованно обратился к ученикам Тэгрын. - Оказывается, кроме нас и эскимосов, коряков и ламутов, в России живет множество других народов. И это потому, что наша страна - очень большая земля. Такая большая, что есть даже жаркие страны, где люди не видят снега и ходят голые…
Сказав это, Тэгрын остановился и взглянул на Сорокина.
- Я сказал, - обратился к нему Тэгрын, - что в нашей стране есть голые люди.
- Какие голые люди? - опешил учитель.
- Раз есть жаркие земли, значит, есть и голые люди, - убежденно произнес Тэгрын. - Я в Петропавловске видел большую книгу о всей земле, о разных народах. Там есть такая картинка - жаркая страна и голые люди под деревьями.
- Я полагаю, в нашей стране голых людей нет, - возразил Сорокин, с тревогой подумав о том, что переводчик может наговорить ученикам все что угодно.
- Почему нет? - не мог успокоиться Тэгрын.
- Ты переводи то, что я говорю, - мягко попросил Сорокин.
Тэгрын молча кивнул.
- Разные народы, которые живут в нашей большой стране, раньше любили драться между собой. Но Советская власть сказала - хватит, надо жить в дружбе, как живут на Чукотке чукчи и эскимосы. Пусть лучше добром берут жен друг у друга, а не уводят силком. И пусть помогают друг другу, особенно на китовой охоте, где одному вельботу или одной байдаре не под силу одолеть морского великана. Так сказали лучшие русские люди, которых называют большевиками…
- Что ты там говоришь о большевиках? - встревожился учитель.
- Я перевожу то, что ты говорил, - ответил Тэгрын. - Я сказал, что лучшие русские люди, которых еще называют большевиками, против вражды между народами.
- Большевики есть не только среди русских, - заметил Сорокин.
- Это правда? Большевиком может стать и эскимос, и коряк? Вы слышали? - Тэгрын обратился к ученикам. - Я тоже могу стать большевиком!
Дальше урок пошел ровнее. Несколько раз Тэгрын прерывал перевод и уточнял, что такое солома и отчего коровы такие нежные, что им надо подстилать еще и сухую траву. Сорокин рассказывал об осеннем поле, о желтых лесах… А за окном бесновался ветер, наметая сугробы, полируя торосы, подступавшие к берегу.
Сорокин видел, как трудно представить ребятам всю широту пашей страны, охватить мысленным взором огромные расстояния от Чукотки до Москвы и Ленинграда. Он понимал, что от него, от Тэгрына, зависит теперь будущее этих ребят.