Сорокин с благодарностью посмотрел на друга. У Драбкина было прямо-таки природное классовое чутье, которое его пока еще ни разу не подводило.
- Давай-ка ложиться спать, - посоветовал Драбкин, - завтра у нас трудный день.
Мистер Томсон появился в гостинице с утра, выбритый, благоухающий. Он пригласил гостей спуститься вниз, где для них был накрыт стол: яичница с беконом, кофе, поджаренный хлеб, отливающее янтарем сливочное масло. Да, это не утреннее чаепитие в Улаке с плоской пресной лепешкой и куском черного моржового мяса.
- А где наши спутники? - спросил Сорокин.
- Они в гостях у своих соплеменников, - улыбнулся американец. - Пусть это вас не заботит. Они хорошо устроены и даже отказались ночевать в своих номерах.
- И все же их надо найти.
- Они скоро явятся, - заверил Томсон. - Не правда ли, яичница превосходная?
Драбкин молча кивнул.
- Она сделана из специального порошка, - пояснил мистер Томсон. - Было бы глупо возить сюда куриные яйца, но в нашей стране нашлись предприимчивые люди, которые придумали способ изготовления яичного порошка.
Томсон привстал и из фаянсового молочника налил в чашку Драбкина молоко.
- И молоко из порошка? - с улыбкой спросил Драбкин.
- Разумеется.
Это было неслыханно, но ни Сорокин, ни Драбкин не выказали удивления, хотя притворяться перед Томсоном не было смысла - торговец не хуже их знал положение дел на Чукотке.
- Итак, вы приехали купить карандаши и тетради, - закурив трубку, наконец заговорил о деле Томсон.
- Да, - ответил Сорокин.
- Друзья, вы напрасно меня опасаетесь… Скажите честно - вы и впрямь хотите приобрести этот товар?
Сорокин удивленно посмотрел на Томсона.
- Почему вы в этом сомневаетесь?
- Видите ли, - Томсон погасил игравшую на губах улыбку, - я встречал многих начинающих деловых людей. Я отдаю должное вашей изобретательности: нет надежнее прикрытия, чем благотворительность или цели народного просвещения. Но меня-то вы не проведете… Я долго сотрудничал с торговым домом Караевых, и они научили меня не только русскому языку… Вы можете быть откровенны со мной. Я признаю за вами право приоритета в делах на вашей земле, но поле деятельности там настолько обширно, что тесно нам не будет. Надеюсь, мы договоримся… - и Томсон снова заулыбался.
Драбкин умоляюще посмотрел на Сорокина, но тот только развел руками:
- Ничего не понимаю…
Томсон аккуратно положил дымящуюся трубку на край стола и наклонился к Сорокину:
- Будем торговать вместе!
- Как - торговать? - удивился Сорокин. - Главная паша задача - открыть школу и начать обучение грамоте. Для этого нам нужны тетради и карандаши. Мы приехали сюда, чтобы купить…
- Значит, не хотите со мной сотрудничать? - прервал его Томсон. - Между прочим, Россия с Америкой заключила конвенцию по закупке пушнины на побережье Чукотки. Исключительное право на эти торговые операции от мыса Чаплина до Энурмина принадлежит нашему торговому дому. - Томсон сказал это довольно жестко, потом помолчал немного и вновь широко улыбнулся: - Друзья мои, рад сообщить, что ваши дела почти улажены. Осталось только оценить пушнину…
- Ну что ж, не будем откладывать, - сказал Сорокин. - Мы бы хотели сегодня отплыть домой.
- О'кей! Пойдемте со мной.
Склад торгового дома находился на соседней улице. Там и повстречали улакцев. Все они, кроме Тэгрына, были заметно навеселе, тут же на ящике стояла бутылка виски, и каждый, кто хотел, время от времени прикладывался к ней.
Омрылькот встретил русских радостно.
- Вот друг! - сказал он, показывая на огромного рыжего мужчину в синем комбинезоне. - Карпентер. Революция его выселила с нашего берега, разлучила с семьей, но он хранит верность нашему народу…
"Огненная жидкость" явно развязала язык Омрылькоту, но договорить он не успел: Млеткын, зло сверкнув глазами, что-то крикнул ему по-чукотски, и старик умолк, запив виски, неожиданно вырвавшиеся слова.
Карандаши были отличного качества, но самое удивительное: сделаны они были в России на фабрике американского предпринимателя Хаммера.
- Карандашики-то наши, - шепнул Драбкин Сорокину.
С тетрадями дело обстояло хуже - вместо них пришлось взять блокноты, записные книжки и даже несколько десятков толстенных амбарных книг с графами для доходов и расходов.
- Есть несколько коробок стальных перьев, - сообщил Карпентер, - и четыре бутыли чернил.
- И это возьмем! - решительно заявил Сорокин.
Когда подсчитали расходы, оказалось, что пушнины привезли слишком много. И Драбкин передал Томсону столько шкурок, сколько требовалось, чтобы оплатить покупку письменных принадлежностей.
- Вы что - хотите все это везти обратно на Чукотку? - с удивлением спросил Томсон.
- Да, - ответил Драбкин.
Торговец с недоумением посмотрел на него.
- Но это же нелепо: вы можете взять другие товары… Насколько я знаю - шкурки будут лежать без движения по крайней мере до начала навигации. А может случиться и так, что пароход не зайдет в Улак. Лучше…
- Нет, - решительно заявил Драбкин. - Пушнина - достояние Советской республики.
Не только мистер Томсон, но и все остальные удивились такому странному решению милиционера.
К отходу вельбота на берег приехал мистер Томсон. Каждому он вручил подарки: аккуратно запакованные картонные коробки.
- Желаем вам приятного и благополучного путешествия, - сказал на прощание Томсон.
Карпентер передал через Омрылькота подарки своей семье. Пожилой торговец был угрюм и неразговорчив. Видно, его что-то мучило.
Наконец вельбот отошел от берега и взял курс на выход из залива Нортон.
К полудню берега Америки остались призрачной синей полосой, и, глядя на них, Сорокин думал о том, что вся эта поездка - странное и неправдоподобное приключение, которое может только присниться. Разве мог он предположить, что его деятельность на ниве просвещения начнется с этих полузаконных торговых операций?
7
Рифы у нуукэнских берегов с кипящим белым прибоем напоминали сказочных морских зверей, купающихся в холодной воде.
Сорокин всматривался в унылые берега, в жилища, вбитые в каменный склон.
- Давай посмотрим, что нам подарил капиталист, - предложил Драбкин.
В картонной коробке оказались аккуратно уложенные банки со сгущенным молоком, хорошо помолотый кофе, чай, пачка сахару, жестяная банка трубочного табаку "Принц Альберт" и жевательная резинка.
- Отдадим это Леночке, - сказал Сорокин.
- Само собой, - согласился Драбкин.
В пестрой толпе встречающих Сорокин легко различил Леночку Островскую. Она стояла в окружении ребят.
- Петя! Семен! - кричала она. Сорокин поднялся и замахал руками.
- Ленка-а! Это мы! Из Америки плывем!
Вельбот, осторожно лавируя меж подводных камней, причалил к берегу. Десятки рук подхватили причальный канат и вытянули судно.
- Ох, какие вы молодцы!
Лена здоровалась с Сорокиным, с Драбкиным, вглядывалась в их лица и без умолку говорила.
- Я так соскучилась! Написала вам три письма, послала с оказией в Улак, а оттуда кто-то пришел через горы и сказал, что вы махнули в Америку… Перепугалась я, ребята… Потом объяснили, что вы поехали за пачкающим камнем и бумагой.
Крутая тропа вела наверх, к ярангам, к маленькому домику.
- Ну как ты тут? - спросил Петр.
- Привыкаю понемногу, учу эскимосский язык. Начала занятия в школе, - деловито ответила Лена.
Новость поразила Сорокина.
- Как - ты уже открыла школу?
- Да. Первого сентября, как полагается.
- Как же так, Леночка? - растерянно пробормотал он. - У тебя же нет письменных принадлежностей…
- У меня своих было двадцать карандашей и тридцать тетрадок, - сообщила Лена. - На первое время мне хватит.
"Вот так пожалел Леночку", - обескураженно подумал Сорокин.
Небольшой домик был разделен на две половины. В классной комнате стояли два длинных стола со скамейками, а на стене была прибита старая моржовая кожа со следами мела.
- И мел у тебя есть? - удивился Петр.
- Не мел, а белая глина, - пояснила Лена. - Утоюк принес. Писать можно, но стирать трудно. Все-таки нужна настоящая классная доска.
Лена затопила печку, поставила чайник, Сорокин передал ей картонные коробки.
- Это тебе американские подарки.
- Спасибо, ребята, - смущенно поблагодарила она, - ну, куда мне столько! Небось себе не оставили?
- Да что ты! - неуклюже соврал Драбкин. - У нас этого добра полный вельбот.
Лене было приятно получить сразу столько лакомств. И в эту минуту она совсем не походила на учительницу первой эскимосской школы, в эту минуту она была обыкновенной девчонкой, которой впору еще играть в куклы.
За чаепитием Сорокин спросил:
- Как у тебя с уроками?
- Ох! - вздохнула Лена. - Главная трудность - язык. Утоюк, правда, помогает, но ведь он еле-еле говорит по-русски. А ученики очень способные, быстро все запоминают… Будь у меня хороший переводчик, мы бы уже далеко продвинулись. На первых уроках я просто разговаривала с учениками, а Утоюк пытался переводить. Многое путал, но теперь мы все больше и больше понимаем друг друга. Главный девиз занятий: грамота - это паше будущее, надежда на новую жизнь.
Сорокину показалось, что он только сейчас по-настоящему увидел Лену. В техникуме, на пароходе он смотрел на нее, как на обыкновенную, ничем не примечательную девушку. А теперь… Теперь она была красивой - лицо ее раскраснелось, белокурые волосы выбились из-под косынки…
- А как тут одной-то, не тоскливо? - спросил Драбкин.