Книгу известного советского писателя Сергея Антонова составили две повести - "Овраги" и "Васька". Повесть "Овраги" охватывает период коллективизации. "Васька" - строительство Московского метро. Обе повести объединяют одни герои. Если в повести "Овраги" они еще дети, то в "Ваське" это взрослые самостоятельные молодые люди. Их жизненные позиции, характеры, отношение к окружающему миру помогают лучше и глубже понять то историческое время, в которое героям пришлось жить и становиться личностями.
Содержание:
ГЛАВА 1 - ГОД ВЕЛИКОГО ПЕРЕЛОМА 1
ГЛАВА 2 - ЧЕРТИЩЕ НА ПЕПЕЛИЩЕ 2
ГЛАВА З - САТИН-ЛЮКС 5
ГЛАВА 4 - КРАСНЫЙ ОБОЗ 8
ГЛАВА 5 - ШЛЯПА С ОПУЩЕННЫМИ ПОЛЯМИ 12
ГЛАВА 6 - ЭХ, ТОВАРИЩИ, ДРУЗЬЯ! 16
ГЛАВА 7 - ХОХРЯКИ 18
ГЛАВА 8 - ИСПОЛНЯЮЩИЙ ОБЯЗАННОСТИ 20
ГЛАВА 9 - ЦИФРЫ ЗНАЮ, БУКВЫ - НЕТ 24
ГЛАВА 10 - КАТЕРИНА 26
ГЛАВА 11 - СЕКРЕТНАЯ ТАКТИКА 31
ГЛАВА 12 - СЕМКИНА РАБОТА 32
ГЛАВА 13 - УТОПИСТЫ 35
ГЛАВА 14 - КУЛАКИ и ПРУСАКИ 36
ГЛАВА 15 - ЗА ПРЕДЕЛЫ РАЙОНА 39
ГЛАВА 16 - КРАТЧАЙШЕЕ РАССТОЯНИЕ 43
ГЛАВА 17 - СТЕГАНКА С ЦИГЕЙКОВЫМ ВОРОТНИКОМ 46
ГЛАВА 18 - ВСЕМ ДЕЛАМ ОТЕЦ 49
ГЛАВА 19 - СХОД "ПО-ЧЕРНОМУ" 51
ГЛАВА 20 - ПЕТЬКА ВЕЛИКИЙ 54
ГЛАВА 21 - БЕСПАРТИЙНЫЙ БОЛЬШЕВИК 57
ГЛАВА 22 - ГОЛОВОКРУЖЕНИЕ УСПЕХОВ 61
ГЛАВА 23 - ВОПРОСИТЕЛЬНЫЙ ЗНАК 64
ГЛАВА 24 - СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ 65
Время и его дети 67
Сергей Антонов
Овраги
ГЛАВА 1
ГОД ВЕЛИКОГО ПЕРЕЛОМА
Дружная жизнь Платоновых надломилась внезапно.
Поскольку продукты на базаре дорожали, а Роман Гаврилович Платонов из принципа брал получку не свыше партмаксимума, Клаша уговорила его встречать Новый год не дома, а в столовой Нарпита № 16. Она служила там третий год. Стояла на буфете.
Впрочем, денежные соображения играли не главную роль.
Клашины подружки по работе знали, что Роман Гаврилович - классный слесарь седьмого разряда, что на любом станке он играет, как на гармошке, про это даже и "Степная правда" писала; знали, что он секретарь партийной ячейки железнодорожных мастерских. Но Клаше этого было мало. Ей хотелось показать своего рыжика - Ромку, так сказать, в натуральную величину, в дружеской обстановке, похвастаться Романом Гавриловичем перед сменщицей по буфету Магдалиной Аркадьевной, корчившей из себя аристократку.
Магдалина Аркадьевна и подбила сослуживцев встретить славный Новый, 1929 год в узком кругу трудового коллектива.
Сбор гостей был назначен в одиннадцать часов вечера, но, поскольку каждый внес по пятерке, стали приходить раньше, когда только еще сооружалась из квадратных ресторанных столиков длинная праздничная столешница.
Посторонних оказалось трое: милиционер Кукин, бывший полковой адъютант Стефан Иванович и инженер Воробьев.
Инспектор службы пути инженер Воробьев, неухоженный молодой человек в тонкой шинельке и с отмороженными, похожими на пельмени ушами, забрел погреться. Зима выдалась вьюжная. Железные дороги заносились, и он застрял по пути в Ташкент. Его оставили из жалости.
Официантки, вокзальные лоточницы, истопники, повара, кассирши, собравшись стайками, забавлялись, впервые увидев друг друга в крепдешинах и шевиотах. Клаша пришла в любимой плюшевой шубейке. Настроение ее было с самого утра праздничное.
Роман Гаврилович явился позже всех, прямо из мастерских, в жеваном пиджачке и в бурках, прожженных металлической искрой.
- А вам чего? - поинтересовался бдительный Кукин. Обритый наголо участковый начинал трудовую деятельность вышибалой в ресторане "Бристоль", при нэпе выдвинулся в милиционеры и в новогоднюю ночь бодрствовал ради охраны общественного порядка.
- Мне? Выпить и закусить, - ответил Роман Гаврилович, протягивая руку. - Будем знакомы.
Кукин взвыл от крепкого пожатия. Клаша обернулась, увидела рыжую лохматую шевелюру и ахнула. Она быстренько сволокла мужа на кухню и поставила греть воду. Но Роман Гаврилович не стал дожидаться, кое-как отмылся чаем и вернулся в зал.
Вдоль длинного стола уже порхала Магдалина Аркадьевна и, принимая позы прелестниц с картин Боттичелли, разбрасывала по скатерти бумажные цветы. Изготовление их стоило бессонной ночи, но она обожала хлопоты, связанные с банкетами и балами, и ничуть не утомилась.
- Пардон, - щебетнула она, чуть не сбив с ног Романа Гавриловича.
- Пардон-то пардон, - возразил Роман Гаврилович, зачесывая на висок мокрую прядь, - а какая кура сообразила залу перегородить? Что же мне теперь, на ту сторону под столом пролазить?
- Пройдите к буфету. Там организован проход, - показала тонкой ладошкой Магдалина Аркадьевна. - Прогуляйтесь.
- Я, к вашему сведению, не беременный. Мне прогуливаться необязательно.
- Не спорь с ней, Роман, - шепнула Клаша. - Не спорь, ради Христа.
- А я разве спорю? Я не спорю, а факт налицо. Содрали пятерку, а гостям велят на карачках под стол лазить.
- Женский пол командует, - мрачно заметил Кукин. - Добра не жди. Зало перегородили, пожарную безопасность нарушили. В "Бристоле", бывало, столы скобой собирали.
- Вы хотите сказать, "покоем"? - вмешался транзитный инспектор. - Буквой П?
- Ну да… Скобой. "Покоем".
- Лучше сказать - каре, - Стефан Иванович гвардейски щелкнул каблуками. Был он сухой, продолговатый и вздрагивал, когда с ним заговаривали. Его два раза водили на расстрел: один раз белые - за то, что он критиковал Колчака, в другой раз красные - за то, что служил у белых. В столовой № 16 он оказался по просьбе Магдалины Аркадьевны, чтобы проводить ее ночью домой.
- В "Бристоле" мужская прислуга была, - объяснил Кукин. - А женщины, они и есть женщины.
- А в чем дело? Давайте переставим, - предложил Роман Гаврилович, азартно потирая руки. - Вон какой коллектив!
- Это как же? - испугался инспектор. - Все со стола снимать?
- А чего такого? Вы, к примеру, берете под свое шефство эти, как их, кувшинки…
- Во-первых, не кувшинки, а чайные розы, - объявила Магдалина Аркадьевна, - а во-вторых…
- Розы так розы, - отмахнулся Роман Гаврилович. - Соберете розы, а потом раскидаете, как было. Вы и вы, товарищ милиционер, бегом - тарелки на подоконник. А вы, дамочки, что пришли? Бабочек ловить? Клаша, организуй женщин прибрать винегрет, холодец и прочую петрушку.
- Стефан Иванович! - приказала Магдалина Аркадьевна. - Уймите его!
Она была вне себя. Крошечные часики, оправленные в золотое сердечко, гневно метались по ее скользкому бальному платью.
- Минутку, товарищ, - адъютант щелкнул каблуками, - вы уверены, что мы управимся к полночи?
- Прений разводить не будем, управимся. А не управимся, встретим Новый год по московскому времени. Вместе с товарищем Сталиным. Нет возражений?
Стефан Иванович вздрогнул и сказал:
- Нет.
- А коли нет, собирай бутылки и ставь на пол.
- Товарищ Кукин! - возопила Магдалина Аркадьевна. - У вас же свисток. Почему вы не свистите? - она бросилась наперерез милиционеру и встала на его пути, скрестив руки, словно разъяренная царица Софья на картине Репина. - Вы кто, блюститель порядка или такой же стрикулист, как некоторые?
Кукин, прижав подбородком стопку тарелок, молча вращал глазами.
- А он что делает, рыжая зараза! - Восклицание относилось к Роману Гавриловичу. Он хладнокровно собирал в пучок плоды души и бессонного труда Магдалины Аркадьевны - ее бумажные чайные розы.
С быстротой, которую позволяло узкое платье, она засеменила к месту преступления, сунула руку в сумочку и, не помня себя от ярости, метнула в лицо Романа Гавриловича горсть разноцветных бумажек.
- Вот вам! - произнесла она, гордо удаляясь за буфетную стойку.
Эта, в общем-то, невинная эскапада вдохнула в Романа Гавриловича новый прилив энергии. Он выплюнул зеленую бумажку, взмахнул веником цветов и крикнул:
- А ну веселей! Закуску на пол! Кто будет отлынивать, пошлем на кухню, картошку чистить! Товарищ инспектор, подыми салфетку.
Работа пошла быстрее, Магдалина Аркадьевна сидела за буфетом в позе девы, разбившей кувшин, и печально наблюдала, как оголялся стол, как он распадался на отдельные столики, как столики на четыре персоны снова смыкались друт с другом, образуя подкову с прямыми углами, как над ними парусом надувались и опадали скатерти.
Ко всеобщему изумлению, перестановка совершилась чрезвычайно быстро.
- Это другое дело, - сказал Кукин. - И друг дружку видать, и топать есть где.