В центре романа Ивана Лазутина "Родник пробивает камни" - рабочая династия Каретниковых, пять поколений которой связаны с Московским заводом имени Владимира Ильича. Автор рассказывает о судьбе молодой девушки Светланы Каретниковой, яркой, одаренной личности, не поступившей после окончания школы в театральный институт и пришедшей на завод, где работали ее отец и дед. В дружном рабочем коллективе формируется характер девушки, определяется ее четкая жизненная позиция.
Содержание:
ПРОЛОГ 1
ГЛАВА ПЕРВАЯ 3
ГЛАВА ВТОРАЯ 4
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 7
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 7
ГЛАВА ПЯТАЯ 11
ГЛАВА ШЕСТАЯ 14
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 18
ГЛАВА ВОСЬМАЯ 21
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 23
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 26
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 29
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 30
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 33
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 35
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ 36
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ 38
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ 43
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ 45
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ 47
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ 49
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ 51
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ 52
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ 54
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 55
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ 56
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ 57
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ 58
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ 61
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ 63
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ 64
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ 66
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ 69
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ 72
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 74
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ 77
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ 78
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ 80
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ 82
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ 90
ГЛАВА СОРОКОВАЯ 97
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ 100
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ 101
ЭПИЛОГ 101
ОБ АВТОРЕ 102
Родник пробивает камни
ПРОЛОГ
Несчастье случилось в самый неожиданный момент, когда Саше Коробову, тринадцатилетнему светловолосому мальчугану, нужно было выходить на сцену. Это была предпоследняя, перед прогонами, репетиция спектакля. Стоя за темными кулисами, затаив дыхание, Саша с волнением ждал реплики: "Павлик!.. Павлик!.." Ее произносил слесарь-инструментальщик Владимир Путинцев, исполнявший главную роль в спектакле - краснвгвардейца с завода Михельсона Александра Киреева, который в самый разгар штурма Кремля будет сражен юнкерской пулей.
Но в это время кто-то из рабочих сцены открыл люк. И ведь надумал, когда регулировать тяги поворота круга! Конечно, рабочий не рассчитывал, что через несколько секунд открытый люк окажется на пути Коробова, игравшего в спектакле мальчугана Павлика Андреева, сына кузнеца с завода Михельсона. В баррикадных боях на Остоженке Павлик Андреев вместе со взрослыми красногвардейцами-михельсоновцами дрался с юнкерами, засевшими в Московском Кремле.
Но вот наконец до Саши донесся голос Александра Киреева:
- Павлик!.. Павлик!..
Сжав кулаки, он кинулся из-за темных кулис на сцену…
Но что случилось?.. Почему Павлик так долго не появляется на баррикадах? Почему не видно его выгоревшей на солнце золотистой головенки?
- Павлик!.. Павлик!.. Где ты, черт возьми, застрял?! - Голос режиссера Корнея Карповича Брылева, сидевшего за столиком между рядами кресел, гулко раздавался в пустом зале.
Действие спектакля приостановилось. Непривычные к таким грубым "накладкам", самодеятельные артисты застыли на своих местах.
Все ждали команды режиссера.
- Где же он есть, пострел?! Вытолкните его скорее на сцену! - грохотал Брылев, стоя со скрещенными на груди руками посреди зала.
И вдруг в наступившей тишине все услышали слабенький, как писк, голос Саши Коробова:
- Я зде-е-сь… Я провали-и-и-лся…
Из люка Сашу вытащил Владимир Путинцев. Ему помогала суфлерша Серафима Цезаревна, которая знала все ходы и выходы под полом сцены.
Стараясь не причинить мальчишке боли, Владимир осторожно, на руках, пронес его через весь зал, спустился на первый этаж и бережно уложил на жестком диване в кабинете директора. И пока он звонил в "Скорую помощь", Саша смотрел на него глазами, в которых затаилась такая горечь и такая тоска, будто его навсегда разлучали с боевыми друзьями, с кем ему только что предстояло штурмом брать Кремль.
- Володя, как же Павлик-то?.. Как же без него-то?.. А в больнице… - всхлипывал Саша, - ведь там, поди, продержат не день и не два… А скоро "генералка"…
Саша даже мысли не допускал, что вместо него роль Павлика Андреева сможет сыграть кто-нибудь другой.
- Ничего, Сашок, не горюй, подлечишь ногу и будешь играть своего Павлика. Да так, что публика навзрыд заплачет, - успокаивал юного друга Владимир Путинцев. - У тебя, наверное, даже не перелом, а чепуховая трещинка или просто растяжение связок. У пацанов это быстро проходит. Заживет, как на собачатах.
Саша потихоньку скулил и кулаком вытирал на щеках слезы.
С переломом ноги Сашу Коробова увезли на "Скорой помощи" в больницу.
Брылев был вне себя от ярости. Он метался по сцене, пинал старые, расшатанные и отслужившие свой век стулья и ящики, из которых во время репетиции сооружали "баррикады". Размахивая руками, он чертыхался и настаивал, чтобы пьянчугу рабочего немедленно арестовали и отдали под суд.
- На пятнадцать суток его, мерзавца!.. Чистить общественные сортиры!..
Артисты не расходились. Все участники спектакля собрались на сцене. Никто не лез с советами. Брылева боялись. Он был самым строгим из всех режиссеров, которые прошли через Дом культуры завода за тридцать с лишним лет работы драматического коллектива. Об этом говорили все ветераны сцены, пришедшие в драмкружок еще юнцами, а теперь уже изрядно поседевшие.
Высокий, костистый, с растрепанными, буйными волосами, в которых седина не просто проблескивала серебристой паутиной, а напоминала белые голубиные перья, брошенные в гудрон, Брылев стоял посреди "баррикад" и, потрясая сжатым кулаком, костерил молодого рабочего, который, если бы было можно, готов был в эту минуту провалиться не только под сцену, но и в тартарары.
- Вон отсюда!.. Так и передайте директору - чтобы в Доме культуры не было больше вашей ноги!.. - Последние слова Брылев уже бросал, как подхлесты кнутом, в спину удаляющегося через полутемный зал парня.
Все, кто находился на сцене, молчали. Жалко было Сашу Коробова, жалко было и паренька, рабочего сцены, который с особым усердием играл в спектакле красногвардейца в массовке.
Когда рабочий вышел из зала, Брылев резко повернулся к притихшим "баррикадам":
- Что же будем делать? Ведь через неделю первые прогоны, а через двадцать дней - генеральная. Премьеру планировали на Восьмое марта. Вы понимаете - я чуть ли не поклялся самому директору и Таранову, что к женскому дню мы подарим работницам завода новый спектакль!.. По цехам уже распределяют билеты… Вы только вдумайтесь: не просто раздают, а распределяют!.. На премьеру придут лучшие люди завода!.. И вдруг… Какой-то шалопай, мамай губастый, срывает все наши планы! Это же неслыханное безобразие!..
Артисты по-прежнему подавленно молчали. Все ждали решения Брылева. А он, развевая длинными полами давно не утюженного пиджака, то принимался расхаживать по сцене, то, окаменев, смотрел в темноту пустынного зала, где на переднем ряду, в самой середине, сидел старик Петр Егорович Каретников. Как ветерана завода (а туда он пришел еще до его последнего хозяина - Михельсона, когда заводом владели братья Гопперы) и как участника баррикадных боев на Остоженке Петра Егоровича пригласили быть консультантом спектакля. А когда при первой встрече Брылев сказал старику, что его имя крупным шрифтом будет красоваться на афише, Петр Егорович разгладил свои жесткие усы, колко ухмыльнулся и ответил:
- Мы, товарищ режиссер, революцию совершали без афиши. Защищали ее тоже без реклам. Так что об этом у вас пусть душа не болит. Чем могу, тем помогу.