Содержание:
ХРОНОЛОГИЯ 94
ГЕНЕАЛОГИЯ 94
Примечания 95
Уильям Фолкнер
Авессалом, Авессалом!
В самом начале 1934 года Фолкнер приступил к работе над новым романом, которому он первоначально дал то же название "Темный дом", что и черновым наброскам "Света в августе". В основу романа были положены два рассказа писателя о семействе Сатпенов: неопубликованная "Евангелина" (1931), где в основных чертах уже намечена сюжетная линия Чарльза Бона, Генри Сатпена и его сестры, и "Уош" (1933) - вариант будущей VII главы "Авессалома", где речь идет об убийстве полковника Сатпена бедным арендатором Уошем Джонсом (в "Евангелине" Сатпен умирает своей смертью). Определяя свой замысел, Фолкнер писал Г. Смиту: "Роман - о распаде или, вернее, насильственной смерти семьи в период с 1860 примерно по 1910 г... Его основная тема - человек, который совершил насилие над землей, и земля восстала против него, уничтожив весь его род. Историю рассказывает или связывает воедино Квентин Компсон из "Шума и ярости". Он сам выступает как действующее лицо, а не просто как сказитель легенд. Я ввел его, потому что он находится на пороге самоубийства, и я могу использовать его озлобленность, переходящую в ненависть к Югу и южанам, чтобы выжать из этой истории больше, чем позволил бы обычный исторический роман. Так сказать, чтобы избавиться от кринолинов и цилиндров".
Долгое время, однако, Фолкнеру не удавалось продвинуться дальше первой главы нового романа. Осенью 1934 года он вообще прервал работу над рукописью и вернулся к ней лишь полгода спустя, в марте 1935 года, написав в промежутке целый ряд рассказов и роман о летчиках "Вышка". Только в январе 1936 года "Авессалом, Авессалом!" был завершен и 26 октября того же года вышел в свет в издательстве "Рандом Хаус". В издание вошли также хронологическая таблица к роману, генеалогия персонажей и карта Йокнапатофы, составленные Фолкнером.
Основные рассказчики "Авессалома", Квентин Компсон и его отец, перешли в роман из "Шума и ярости". Там же среди персонажей фигурировал сосед Квентина по гарвардскому общежитию, канадец Шрив, хотя в "Авессаломе" он получил другую фамилию (Маккенон вместо Маккензи). Оба романа связаны между собой не только общими персонажами, не только общим местом действия, но и множеством тематических и ситуативных перекличек (например, тема инцеста), а также общим литературным "подтекстом" - монологом Макбета, давшим название "Шуму и ярости" и несколько раз цитируемым в "Авессаломе".
Название романа восходит к библейскому преданию о царе Давиде и его сыновьях Авессаломе и Амнове. Авессалом убил своего брата за то, что он обесчестил их сестру Фамарь. Прощенный отцом, он поднял бунт против него, но был убит рабами Давида, когда в сражении он "запутался волосами своими в ветвях дуба и повис между небом и землей". Узнав о смерти сына, царь Давид "пошел в горницу над воротами и плакал, и когда шел, говорил так: сын мой Авессалом! сын мой, сын мой Авессалом! о, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой!... И обратилась победа того дня в плач для всего народа; ибо народ услышал в тот день и говорил, что царь скорбит о своем сыне.... А царь закрыл лицо свое и громко взывал: сын мой Авессалом! Авессалом, сын мой, сын мой!"
А.Зверев, А.Долинин
I
С третьего часа пополудни и почти до заката долгого, тихого, томительно жаркого, мертвого сентябрьского дня они сидели в комнате, которую мисс Колдфилд до сих пор называла кабинетом, потому что так называл ее отец, - в полутемной, жаркой и душной комнате, где уже сорок три лета подряд все ставни были наглухо закрыты - когда мисс Колдфилд была девочкой, кто-то решил, что от света и движения воздуха веет жаром, а в темноте всегда прохладнее, и которую (по мере того, как солнце все ярче и ярче освещало эту сторону дома) рассекали на части желтые полосы, трепещущие мириадами пылинок, - Квентину казалось, что это ветер вдувает внутрь с облупившихся ставен чешуйки старой пожухлой и мертвой краски. За окном вилась по деревянной решетке расцветшая второй раз этим летом глициния, на нее время от времени невесть откуда обрушивалась стайка воробьев, с сухим шелестящим звуком поднимала клубы пыли и снова улетала прочь, а напротив Квентина сидела мисс Колдфилд в своем вечном трауре - она носила его уже сорок три года - по сестре ли, по отцу или по немужу - этого не знал никто; прямая как жердь, она сидела на простом жестком стуле, который был ей настолько высок, что ноги ее свисали с него прямо и не сгибаясь, словно берцовые кости и лодыжки были сделаны из железа, - не доставая до полу, как у маленькой девочки, они как бы выражали застывшую и бессильную ярость, а сама она мрачным, измученным, полным изумления голосом все говорила и говорила - до тех пор, пока отказывал слух, а слушатель терял нить и окончательно переставал что-либо понимать, между тем как давно умерший предмет ее бессильного, но неукротимого гнева, спокойный, безобидный и небрежный, возникал из терпеливо сонного торжествующего праха, словно пробужденный к жизни этим негодующим повтором.
Голос ее не умолкал, он лишь исчезал. В сгущавшейся вокруг туманной мгле стоял едва уловимый запах гробов, подслащенный и переслащенный ароматом вторично расцветшей глицинии, что вилась по наружной стене под свирепым и тусклым сентябрьским солнцем - лучи его, казалось, сначала уплотняли этот аромат, а потом снова превращали в легкое, почти неуловимое дуновенье; словно свист гибкого хлыста, которым от нечего делать размахивает ленивый мальчишка, в наступавшую тишину временами врывалось громкое хлопанье воробьиных крыльев и острый запах старого женского тела, давным давно стоящего на страже своей девственности, а со слишком высокого стула, на котором она казалась распятым ребенком, поверх смутно белеющего треугольника кружев вокруг шеи и на запястьях на Квентина смотрело бледное изможденное лицо и звучал голос - он не умолкал, а лишь на время исчезал, но после долгих пауз приходил обратно, подобно ручейку или струйке воды, что течет от одной кучки сухого песка к другой, между тем как призрак с сумрачной покорностью размышлял о том, что вот он вселился только в голос, а любой другой, более удачливый его собрат наверняка бы захватил весь дом. Из беззвучного удара грома он (человек-лошадь-демон) внезапно врывался в пейзаж, мирный и благопристойный, словно получившая премию на школьном конкурсе акварель; от его одежды, волос и бороды все еще исходил слабый запах серы, за ним виднелась свора черномазых - дикие звери, которых только-только обучили ходить вертикально подобно людям, - в позах диких и непринужденных, и среди них, словно закованный в цепи, мрачный, измученный, оборванный француз-архитектор. Недвижимый, бородатый, всадник сидел, вытянув вперед руку ладонью вверх, а за ним молча топтались черномазые и пленный архитектор, держа в руках топоры, кирки и лопаты - парадоксально бескровное оружие мирного завоеванья. Потом в долгом неудивленье Квентин, казалось, увидел, как они внезапно заполонили сто квадратных миль безмятежной и потрясенной земли, яростно вырвали из беззвучного Ничто дом и регулярный сад, словно карты на стол, швырнули их под вытянутую вперед недвижимую державную руку - и тогда возникла Сатпенова Сотня, Да Будет Сатпенова Сотня , как в незапамятные времена Да Будет Свет . Вслед за тем слух его как будто смирился, и теперь он, казалось, стал слушать двоих разных Квентинов - того Квентина Компсона, который готовился поступить в Гарвард на Юге, глубоком Юге, мертвом с 1865 года и населенном болтливыми негодующими растерянными призраками; он слушал - вынужден был слушать - одного из этих призраков, который даже еще дольше, чем все остальные, отказывался утихомириться и толковал ему о старых призрачных временах, и другого Квентина Компсона, который был еще слишком молод, чтобы заслужить честь стать призраком, но все равно обреченного им стать, ибо он, как и она, родился и вырос на Юге, - двоих разных Квентинов, которые теперь разговаривали друг с другом в долгом молчании нечеловеков, на неязыке, приблизительно так: Сдается, что этот демон - его звали Сатпен - (Полковник Сатпен) - полковник Сатпен. Который ниоткуда нежданно-негаданно явился на эту землю со сворой чужих черномазых и основал плантацию - (Яростно выбил плантацию, как говорит мисс Роза Колдфилд) - яростно выбил. И женился на ее сестре Эллен и произвел на свет сына и дочь - (Произвел на свет без ласки, как говорит мисс Роза Колдфилд) - без ласки. Которые должны были сделаться жемчужиной его гордости, опорой и утешением его старости, но - (Но не то они погубили его, не то он погубил их или еще что-то в этом роде. И умер) - и умер. И никто о нем не пожалел, говорит мисс Роза Колдфилд - (Кроме нее). Да, кроме нее. (И кроме Квентина Компсона.) Да. И кроме Квентина Компсона .