- Виски тут ни при чем. Все не так просто. По-моему, мой недуг скорее душевного, чем телесного свойства.
- Опять ты начитался заумных критических статей, - сказала Этельберта, смягчившись. - Почему бы тебе не послушать моего совета и не бросить их в огонь?
- Статьи тут ни при чем. Между прочим, за последнее время мне попалось несколько весьма лестных отзывов.
- Так в чем же тогда дело?
- Ни в чем. Одно могу сказать: в последнее время меня охватило какое-то странное волнение.
Этельберта посмотрела на меня с любопытством, но ничего не сказала.
- Знаешь, - продолжал я, - утомительное однообразие жизни, сплошная череда тихих, безоблачно счастливых дней способны вселить беспокойство в кого угодно…
- Не греши, - сказала Этельберта. - Безоблачное счастье надо уметь ценить, оно ведь не вечно…
- Я с тобой не согласен. Жизнь, наполненная одними лишь радостями, однообразна. Я иногда задумываюсь, не считают ли святые в раю полнейшую безмятежность своего существования тяжким бременем. По мне, вечное блаженство способно свести с ума. Возможно, я странный человек, порой я сам себя с трудом понимаю… Бывают моменты, - добавил я, - когда я себя ненавижу…
Нередко такого рода философские рассуждения, отмеченные глубиной и некоторой таинственностью, производят впечатление на Этельберту, однако на этот раз, к моему огромному удивлению, она осталась равнодушной. Относительно жизни в раю супруга посоветовала мне не волноваться, заметив, что это мне не грозит; эксцентричность же моя известна всем, и тут уж ничего не поделаешь.
- Что же касается однообразия жизни, - добавила она, - то от этого страдают все. - Тут она со мной совершенно согласна. - Ты даже представить себе не можешь, - сказала Этельберта, - как иногда хочется уехать куда-нибудь, бросив все, даже тебя. Но я знаю, что это невозможно, поэтому всерьез об этом не задумываюсь.
Прежде я никогда не слышал, чтобы Этельберта говорила такое. Это меня озадачило и безмерно опечалило.
- С твоей стороны очень жестоко говорить мне такие слова. Хорошие жены придерживаются иного мнения.
- Я знаю, поэтому раньше ничего подобного и не говорила. Вам, мужчинам, этого не понять. Как бы женщина не любила мужчину, он ее порой утомляет. Ты даже представить себе не можешь, как иногда хочется надеть шляпку и пойти куда-нибудь - и чтобы никто тебя не спрашивал, куда ты идешь и зачем, сколько времени ты будешь отсутствовать и когда вернешься. Ты даже представить себе не можешь, как хочется иногда заказать обед, который понравился бы мне и детям, но при виде которого ты нахлобучил бы шляпу и отправился в клуб. Ты даже представить себе не можешь, как иногда хочется пригласить подругу, которую я люблю, а ты терпеть не можешь; встречаться с людьми, с которыми мне приятно встречаться, ложиться спать, когда клонит в сон, и вставать, когда заблагорассудится. Если два человека живут вместе, то они вынуждены приносить в жертву друг другу свои желания. Вот почему иногда необходимо расслабляться.
Теперь, хорошенько обдумав слова Этельберты, я понимаю, насколько они мудры, но тогда они меня возмутили.
- Если ты желаешь избавиться от меня…
- Не валяй дурака, - сказала Этельберта. - Если я и хочу избавиться от тебя, то всего на несколько недель. За это время я успею забыть, что ты не лишен кое-каких недостатков, вспомню, что в целом ты довольно милый, и с нетерпением буду ждать твоего возвращения, как ждала тебя раньше, когда мы виделись не столь часто. А то бывает, я перестаю замечать тебя - ведь перестают же замечать солнце, оттого что видят его каждый день.
Тон, взятый Этельбертой, мне не понравился. Столь неоднозначную философскую проблему она обсуждала с неподобающим легкомыслием. То, что женщина предвкушает трех-четырех недельное отсутствие мужа, показалось мне ненормальным: хорошие жены об этом даже не помышляют. Прямо скажем, на Этельберту это было не похоже. Мне стало не по себе; ехать никуда не хотелось. Если бы не Джордж и Гаррис, я бы от поездки отказался. Но поскольку мы уже договорились, отступать было некуда.
- Отлично, Этельберта, - сказал я, - будь по-твоему. Хочешь отдохнуть от меня - отдыхай на здоровье. Боюсь показаться чересчур навязчивым, но, как муж, осмелюсь все же полюбопытствовать: что ты собираешься делать в мое отсутствие?
- Мы хотим снять тот самый домик в Фолкстоне, - сообщила Этельберта, - и поедем туда вместе с Кейт. Если же хочешь удружить Кларе Гаррис, - добавила она, - уговори Гарриса поехать с тобой, и тогда к нам присоединится и Клара. Когда-то - еще до вашей эры - мы славно проводили время втроем и теперь с радостью объединимся. Как по-твоему, тебе удастся уговорить Гарриса?
Я сказал, что постараюсь.
- Вот и отлично. Уж постарайся, пожалуйста. Кстати, можете взять с собой Джорджа.
Я ответил, что брать с собой Джорджа нет никакого резона, ведь он холостяк и в его отсутствии никто не заинтересован. Но женщины иронии не понимают. Этельберта пропустила мою тираду мимо ушей, сказав лишь, что бросить Джорджа одного было бы жестоко. Я пообещал передать ему эти слова.
Днем в клубе я встретил Гарриса и спросил, как у него дела.
- Все в порядке, меня отпустили.
Чувствовалось, однако, что он от этого не в восторге, и я попытался узнать подробности.
- Все шло как по маслу, - рассказал он. - Жена сказала, что Джордж хорошо придумал и мне это пойдет на пользу.
- Значит, все в порядке, - сказал я. - Что же тебе не нравится?
- Все было бы в порядке, если бы разговор не зашел на другую тему.
- Вот оно что…
- Ей взбрело в голову установить в доме ванну.
- Я в курсе. Эту же мысль твоя жена подсказала Этельберте.
- Делать было нечего, пришлось согласиться: меня застали врасплох, и спорить я не мог - ведь она со мной не спорила. Это обойдется мне фунтов в сто, не меньше.
- Неужели так дорого?
- Дешевле не выйдет. Одна только ванна стоит шестьдесят фунтов.
Мне было искренне его жаль.
- Потом еще эта кухонная плита. Во всех бедах, случившихся в доме за последние два года, виновата кухонная плита.
- Это мне знакомо. За годы совместной жизни мы сменили семь квартир и, соответственно, семь плит, которые были одна хуже другой. Нынешняя наша плита не только неумела, но и зловредна. Она словно бы заранее знает, когда придут гости, и в этот момент нарочно выходит из строя.
- А вот мы покупаем новую, - сказал Гаррис без особой, впрочем, гордости. - Клара считает, что, установив одновременно и плиту, и ванну, мы сильно сэкономим. По-моему, если женщине взбрело в голову купить бриллиантовую тиару, она сумеет убедить вас, что таким образом экономит на шляпках.
- Во сколько, по-твоему, вам обойдется плита? - Вопрос этот меня заинтересовал.
- Не знаю, наверное, фунтов в двадцать. Но и это еще не все: потом речь зашла о пианино. Ты когда-нибудь замечал, чем одно пианино отличается от другого?
- Одни звучат громче, другие тише. Но к этому привыкаешь.
- В нашем первая октава никуда не годится, - сказал Гаррис. - Между прочим, что такое первая октава?
- Это справа, визгливые такие клавиши, - объяснил я. - Они визжат, как будто им наступили на хвост. Используются для эффектных концовок.
- Одного пианино им, видишь ли, мало. Мне велено старое передвинуть в детскую, а новое поставить в гостиной.
- Что еще?
- Все, - сказал Гаррис. - На большее ее не хватило.
- Ничего, когда ты придешь домой, то выяснится, что они придумали еще что-нибудь.
- Что?!
- Снять домик в Фолкстоне, сроком на месяц.
- Зачем ей домик в Фолкстоне?
- Жить, - отрезал я. - Жить там летом.
- На лето она с детьми собиралась к родственникам в Уэльс.
- Быть может, в Уэльс она съездит до того, как отправится в Фолкстон, а возможно, заедет в Уэльс на обратном пути. Ясно одно: ей обязательно захочется снять на лето домик в Фолкстоне. Я, конечно, могу ошибаться, и слава Богу, если ошибаюсь, - но есть у меня предчувствие, что так оно и будет.
- Похоже, наша поездка нам дорого обойдется.
- Это была с самого начала идиотская затея.
- Не надо было его слушать. То ли еще будет!
- Вечно он что-нибудь выдумает, - согласился я.
- Упрямый болван, - добавил Гаррис.
Тут из передней раздался голос Джорджа. Он спрашивал, нет ли ему писем.
- Лучше ничего ему не говорить, - посоветовал я. - Теперь уже поздно отступать.
- И бессмысленно, - согласился Гаррис. - Покупать ванну и пианино мне ведь все равно придется.
Вошел Джордж. Он был в отличном настроении.
- Ну, все в порядке?
Что-то мне в его вопросе не понравилось. Я заметил, что и Гарриса возмутил его тон.
- Что ты имеешь в виду? - поинтересовался я.
- Удалось отпроситься? - уточнил Джордж.
Я понял, что пришло время поговорить с Джорджем начистоту.
- В семейной жизни, - провозгласил я, - мужчина повелевает, а женщина подчиняется. Это ее долг, жена да убоится мужа своего.
Джордж сложил руки и воззрился на потолок.
- Мы можем сколько угодно зубоскалить и острить на эту тему, - продолжал я, - но вот что происходит в действительности. Мы известили своих жен, что уезжаем. Естественно, они огорчились. Они были не прочь поехать с нами, но, убедившись, что это невозможно, стали умолять нас не покидать их. Однако мы разъяснили им, что мы думаем на этот счет, и на этом тема была исчерпана.
- Простите меня, - сказал Джордж, - в этих вещах я, холостяк, не разбираюсь. Мне говорят, а я слушаю.