Климова. Я Золушка.
Катя. Мы к бабушке не едем?
Климова. Едете, едете. Только сейчас Вера нашу сотрудницу к доктору свозит, и вы с ней опять к бабушке поедете.
Катя. К зубному доктору?
Климова. Почему к зубному?
Катя. А какие еще доктора бывают?
Климова (замявшись). Какие?! Ухо-горло-нос бывают.
Катя. Какие смешные доктора.
Климова. Да уж, смешные, обхохочешься.
Катя (оглядываясь по сторонам). Как у вас здорово! Фонарики, такие дамы интересные, в платьях все красивых. Они, наверное, на бал с вами все поедут или в театр.
Климова (едва сдержавшись от язвительного смешка). На бал у нас редко попадают, чаще в театр.
Катя. Я тоже в театр ходила. На "Синюю птицу".
Климова. Ив буфет тебя водили?
Катя. Водили, мы сок пили и пирожное с мамой ели, а папа не ел. Он сладкое не любит. Он суши любит.
Климова. Суши?
Катя (объясняя). Это рыбка сырая в рисе. Японские люди ее вместо хлеба едят. У японских людей очень мало хлеба.
Климова (загораживая от ребенка картину\ как Вера и Зоя перетаскивают окровавленное тело Милы). Бедные японские люди.
Окружная больница
Вера и Зоя помогают санитарам уложить тело своей изуродованной подруги на носилки и идут рядом с ними. Навстречу выходит молодой врач с папкой в руке.
Молодой врач (Вере). Салют, весталки. Чего опять?
Вера. Сотрудницу клиенты искалечили. Медсестра все там уже записала.
Молодой врач. Злые у тебя клиенты.
Вера. Какие есть.
Молодой врач. Клиент всегда прав?
Вера. Слушай, а можно вот без этого? Девку на куски порвали.
Молодой врач. Извини тогда. Хасаныч сейчас в лаборатории сидит. Зайдешь?
Вера. Само собой - зайду. Чего он так поздно?
Молодой врач. Завтра комиссию ждут. Бумаги в порядок приводит. Не хочет досрочно на пенсию.
Вера. Хасаныча на пенсию?! А кто людей лечить будет?
Молодой врач. Пришлют ветеринара из Питера. Побегу, Верок, за одно и на твою сотрудницу взгляну.
Вера. Увидимся. Правда, за Милкой пригляди. Я отблагодарю.
Молодой врач. Скидки сделаешь?
Вера. Сделаю, само собой, только сначала с твоей женой посоветуюсь.
Молодой врач. Легче, легче. Я морально устойчивый.
Когда молодой врач скрывается за углом, Вера поворачивается к Зое.
Вера. Подождешь, я к Хасанычу на секунду загляну?
Зоя (присаживаясь на скамейку у стены). Я тут посижу.
Вера. Спасибо.
Вера поднимается по лестнице на второй этаж и стучится в дверь с надписью "Лаборатория".
"Открыто", - раздается оттуда мужской голос.
Вера входит внутрь. В полумраке за столом, в свете настольной лампы, сидит пожилой мужчина в белом халате.
Вера. Можно, Джавахир Хасанович?
Хасаныч. Входи, Савельева. Чего не спишь?
Вера. Заботы у меня кое-какие.
Хасаныч. Эх, Савельева, какие у тебя могут быть заботы?! Это у меня заботы, а тебе пожить в удовольствие торопиться надо. Всех денег не заработаешь.
Вера. Завтра последний день, и начну жить в удовольствие, как сумасшедшая. Дотяну я до завтра?
Хасаныч. Кто тебя знает? По моим расчетам, ты уже год перехаживаешь. Но рак - болезнь с интригой. Не добивает тебя никак. Ждет чего-то. Купила квартиру-то?
Вера. Купила.
Хасаныч. Хорошую?
Вера. Лучше некуда. У Академии, окно на Сан-Марко, внизу Большой канал.
Хасаныч. Академия! Ты не поленись - сходи в Академию, на "Грозу" Джорджоне полюбопытствуй. Свой вариант сюжета предложишь. Я, помню, когда с женой, покойницей, серебряную свадьбу в Венеции отмечал, свой вариант определил: лежащая на картине обнаженная гражданка страдает язвой двенадцатиперстной кишки, а проходящий мимо гражданин - доктор, и она ему жалуется на характерные боли в желудочной области.
Вера. Хасаныч, почему у меня уже ничего не болит? Значит - со дня на день?
Хасаныч (резко посерьезнев). Значит - так. Обычно так. Но опять же - у тебя болезнь в той стадии, когда и прогнозировать толком невозможно, кроме как - со дня на день. Боишься?
Вера. Устала бояться. Скорее бы, и желательно во сне.
Хасаныч. Во сне! Во сне - это роскошь, доступная только людям высочайшей духовной пробы, не нам с тобой, греховодникам. Мы обязаны помучиться. Коньяком не побрезгуешь?
Вера. Наперсток.
Хасаныч (вытаскивая из ящика стола фляжку). Я больше и не предлагаю. Пятьдесят лет коньяку. На пятнадцать больше, чем тебе.
Доктор аккуратно разливает коньяк по двум продолговатым мензуркам и протягивает одну гостье.
Вера (поднимая мензурку к глазам). Красивый коньяк. Багрянцем переливается. За тебя, Хасаныч!
Хасаныч (чокаясь с Верой). Коньяк рожден быть ароматным, а не красивым, дурочка. За тебя, Савельева!
Они выпивают и втыкают мензурки обратно в подставку. Вера встает и направляется к двери.
Вера. Прощай, Хасаныч. Не приду я больше.
Хасаныч. Понял уже. Не запамятовала, что Наргиз следует от меня передать?
Вера (заученно). Не запамятовала: не потерял ты ее кольцо с камнем на выставке, сестре отдал, чтобы продала, у нее мужа посадили.
Хасаныч. Правильно, Гульмирке отдал. Фарух заворо-вался совсем. Но не помогли деньги. Другие нравы были. Деньги ничего или почти ничего не решали. Слово в слово передай.
Вера. Нет, Хасаныч, ты все-таки немного с придурью.
Хасаныч. Почему с придурью? Что кольцо отдал?
Вера (засмеявшись). Да нет, просто с придурью, и все. Но ты, Хасаныч, славный старик. Я буду скучать. Правда, наверное, недолго.
Хасаныч. Мне все равно приятно, что по такой старой клизме, как я, девки сохнут.
Вера. Да ну тебя! Намекни, когда минуты останутся.
Хасаныч. Сама поймешь. Кровь горлом обычно. Не думай об этом.
Вера выходит из лаборатории и быстрым шагом возвращается к ожидающей ее подруге.
Зоя. Чего говорит?
Вера (весело). Сдохнешь со дня на день, говорит.
Зоя (недоуменно). И чего веселого?
Вера. Так он по-особенному говорит. Весело. Все, пошли.
Шоссе
Петрович гонит свой грузовик по ночному шоссе, напевая себе под нос. Свет фар грузовика вырывает из придорожного мрака силуэты стоящих у обочины девиц. Те призывно машут руками.
Петрович (продолжая напевать, но уже внятно). Жизнь моя - дорога без конца. (Переходя на прозу.) А в дороге без бабы скучно, но с бабой опасно. Прикинем на середину, и будет в самую точку. (Опять белым стихом.) Брюнетку с камышовыми бровями и грудями на двадцать два поцелуя, а потом на коня железного, к доле холостяцкой.
Петрович останавливает грузовик и выходит на обочину. От стоящего неподалеку в тени легкового автомобиля к Петровичу, не торопясь, направляется крепко сложенный молодой человек.
Петрович. Почем нынче любовь, служивый?
Бильбо. Дорого не просим, но себя уважаем.
Петрович. Сердцем чую, что ты, служивый, сейчас мне на фене прейскурант изложишь. Так я заранее прошу - не надо, я по позиции в отрицалове, феня мне ухи режет. Назови по-граждански ваши предложения. Диапазончик - от чего до чего. Может, у меня и средств таких нет.
Бильбо. Цена одна - двести вечнозеленых, и бери, кого хочешь. Далеко только не отвозить, так чтобы могли своими ногами дотопать.