Мужской голос: Это не шутка, у нас в зале заложники – в "Норд-Осте", в театре.
Оператор: Да…
Мужской голос: Метро "Пролетарская", в театре.
Оператор: Адрес называйте.
Мужской голос: Понимаете, я не знаю адреса. Это мюзикл "Норд-Ост".
Оператор: Сколько там заложников взяли? Сколько человек?
Мужской голос: Заложников? Весь зал.
Оператор: А что требуют?
Мужской голос: Что требуют? Чтоб выводили армию из Чечни.
Оператор: Ясно. Я поняла. Телефон не отключайте. (Пауза.) Молодой человек, скажите, что сейчас происходит в зале?
Мужской голос: В зале? Ну, в принципе ничего, все сейчас дозвониться пытаются, но не у всех получается. И боевики ходят с оружием.
Оператор: Они вас не выпускают, но вы можете свободно передвигаться по залу?
Мужской голос: Нельзя ходить, сидим. Как смотрели спектакль, так и сидим. По краям, там, где откидные сиденья, стоят женщины, заминированные все.
Оператор: Стоят? Как?
Мужской голос: Заминированные, все женщины заминированные. В середине лежит заминированное взрывное устройство.
Оператор: И женщины стоят около него?
Мужской голос: Да. Около него и по всему периметру, по всему залу.
Оператор: А в проходах женщины стоят?
Мужской голос: И в проходах, и по всему кругу. Стоят как бы.
Оператор: Это они специально женщин выделили?
Мужской голос: Нет, женщины ихние как раз. Заминированные, с оружием. Камикадзе… (неразборчиво)…нереально. Мне кажется, мы все здесь ляжем. И это не шутка.
(Конец записи)
В зале
Заложники
Светлана Губарева, инженер из Караганды (партер):
Сэнди, мой американский жених, раньше меня понял, насколько это серьезно. Я еще порывалась что-то ляпнуть захватчикам по поводу свободы личности, а в какой-то момент у меня появилось безудержное желание просто встать, сказать, что я не желаю играть в эти игры с захватом, и выйти из зала. Это было похоже на поведение упрямого ребенка, которому говорят "сиди", а он встает. Я по натуре очень строптива, упряма и в тот момент почти не контролировала себя. Но Сэнди взял меня за руку, обнял, сказал, что это очень опасные люди, что я должна сохранять спокойствие. И какое-то время еще продолжал меня обнимать, контролировать, внушать, что тут не до шуток. Потом расстегнул рукав своей рубашки и на руке написал авторучкой: "Debora, I love you!" Дебра – это его 15-летняя дочка, которая осталась у него в Штатах, в Оклахоме. Затем стал мне и Саше, моей дочке, объяснять, что если будут стрелять, то надо прятаться так, чтобы голова не высовывалась. И лучше, если задница тоже не будет высовываться…
Анна Андрианова, газета "Московская правда":
Мы сидели, окруженные вооруженными людьми в камуфляжной форме. У нас в ногах была мина. Боевики с нами в контакт не вступали, общались в основном между собой, ходили туда-сюда, женщин своих ставили определенным порядком, у женщин на поясах висела взрывчатка. Минировали по всему периметру зала. Два обмотанных взрывчаткой стула поставили на сцену. Сзади, где окошко звукорежиссера, тоже. И по бокам. Везде.
Николай Любимов, 71 год, сторож ДК на Дубровке:
Когда произошел захват, мы с моим напарником-сторожем в этом ДК были снаружи здания. Мы услышали шум, решили, что кто-то бьет в зале окна и пошли искать хулиганов. Тут на меня выскочил один из чеченцев, наставил автомат и повел в зал. Там все уже сидели в оцепенении, чеченцы минировали зал и стреляли над головами, а прятаться не давали. Взрывные устройства они привязывали к спинкам кресел, а провода тянули к пульту, который был в центре зала. У пульта стояла вооруженная чеченка. Другой чеченец минировал зал – громко разматывал ленту-скотч, рвал ее, вставлял детонаторы, приматывал детонаторы и взрывчатку к креслам. Потом, орудуя автоматом, стал зачем-то выламывать спинки кресел. Когда он достал нож, я испугался…
Зинаида Окунь, менеджер телекоммуникационной компании (первый ряд партера):
А возле нас с Аллой Петровной, на сиденье в первом ряду – сумка большая, тяжелая. Боевики ее туда бросили, когда в зал ворвались. И вот чеченец стоит теперь над ней, нервничает, что-то достает, какие-то пакеты, взрывчатку, а нам все говорит, как им там, в Чечне, тяжело. Как там люди страдают из-за этой войны, сколько детей погибло, женщин. "Скажите спасибо, – говорит он, – что мы вас четыре года не трогали…" Я думаю: молчать надо. А он все правительство наше ругает. Мы молчим. Он опять ругается. Я ему говорю: "С ума каждый сходит по-своему". И тут он вскидывает на меня автомат: "Ты мне надоела. Я сейчас тебя пристрелю!" Вот таким тоном. Я говорю: "Не надо, я молчу". Взяла платочек, накрыла лицо и сказала себе: все, меня здесь нет…
Александр Сталь, 21 год, студент (балкон):
Один флаг – арабская вязь на черном фоне – повесили на сцене, второй такой же – в бельэтаже, на перегородке, за которой размещались звуковая аппаратура и компьютеры. Кстати, первое время эта аппаратура передавала на сцену и декорации световые эффекты – солнечные зайчики, узоры, ромашки. Потом один из боевиков залез туда и прикладом разбил часть мониторов, некоторые опрокинул, пару раз, кажется, выстрелил. После этого никаких ромашек на сцене не было…
Марина Колчина и Наташа Салина, студентки, школа танца "Иридон":
В боковом флигеле ДК шли занятия нашей школы. Мы занимаемся ирландскими народными танцами, никакого отношения к "Норд-Осту" не имеем. И про захват ничего не знали, наверное, до 10 часов – у нас музыка гремела, и мы ирландский стэп репетировали, а это такой грохот!.. Но когда террористы стали минировать зал, там стало так тихо, что они услышали наш топот и решили, что это где-то стреляют. Они выскочили из зала, ворвались во флигель и видят: мы двадцать пять человек в туфлях с эбонитовыми подошвами, синхронно отбиваем стэп. А они-то думали, что это пулеметная очередь. Ну и тот, который ворвался, – у него вот такие глаза, он закричал: "Ложись!" Мы ничего не поняли, у нас было впечатление, что он шутит. Но только до тех пор, пока он не выстрелил. Два выстрела в потолок, штукатурка с потолка полетела на нас, стало страшно, мы упали под гимнастический станок. Он еще раз выстрелил, потом приказал всем подняться и идти за ним. Мы пошли. Он кричит: "Бегом!" Мы побежали. Мы бежали по стеклам, потому что стеклянные двери в переходе из флигеля уже были разбиты – они били их прямо перед нами, чтобы мы быстрее прошли. Мы пробежали в зал, нам приказали садиться на свободные ряды в конце зала – это был четвертый, наверное, сверху ряд. Мы сели, стали ждать. Мне казалось, что сейчас все рассядутся и эти люди скажут, чего они от нас хотят. Может быть, какая-то лекция будет и нас отпустят. Рядом сидела моя подружка, я с ней поделилась этими мыслями, но она посмотрела на меня так удивленно и сказала: "Нет, Марина, мы в заложниках, и, наверное, надолго". И тут наступил ужас, просто ужас…
Сергей Лобанков, режиссер по пластике, руководитель детской труппы "Норд-Оста":
Параллельно со спектаклем шла репетиция с детьми в репетиционном зале. Я и Галина Делятицкая разучивали с ними сцену из мюзикла "Оливер Твист". Поскольку звукоизоляция между репетиционным и зрительным залами очень хорошая, мы никаких выстрелов не слышали и не знали, что происходит. Когда в двери показался человек в камуфляже, первая мысль была, что это, видимо, какая-то эвакуация. Я стал торопить детей: быстрее, быстрее собирайтесь. Но когда мы вышли из репетиционного зала, нас повели на балкон. Тут-то я увидел чеченцев-боевиков и понял, что это что-то очень серьезное. Нас посадили на свободные места. Я оказался рядом с плачущей девочкой. Эта девочка сидела со своими одноклассниками, из школы "Золотое сечение", и захват на нее произвел очень сильное впечатление, она плакала навзрыд. Я стал ее успокаивать, старался вывести ее из шокового состояния…
Светлана Губарева, инженер из Караганды (партер):
У женщин-чеченок была валерьянка, они всем давали валерьянку, чтобы успокоить. А Сэнди молился. Он не крестился, но его руки были так сложены и он так пристально смотрел перед собой куда-то в пространство – было видно, что человек молится. Я смотрела на него и чуть не ревела: надо же! Мы с таким трудом нашли друг друга, и нате вам – угодили в такой кошмар!
А ведь как хорошо все у нас начиналось…