-- Честное слово, -- сказала она, вытянувшись ко мне и неловко прижимая мои руки к своей груди. Разумеется, она понятия не имела, как на меня это действует. Стремянку завертело вихрем.
Она снова поцеловала меня -- на этот раз, языком. Ее язык скользнул мимо моего языка струйкой раскаленного стекла.
Решение продолжается
В общем, я принял решение начать с вершины, и это решение нужно было выполнять, как только нам пришло время снимать с нее одежду.
Я знал заранее -- ей вообще никак не хотелось с этим связываться. Она не собиралась мне помогать. Это дело мое.
Черт побери.
Я вовсе не этим собирался заниматься, когда начинал работать в библиотеке. Я хотел всего лишь присматривать за книгами, поскольку другой библиотекарь с этим уже не справлялся. Он боялся детей, но сейчас, конечно, бесполезно вспоминать о его страхах. У меня тут свои проблемы.
Я зашел гораздо дальше того, чтобы просто принять книгу у этой странной, неловкой, прекрасной девушки. Теперь мне предстояло принять ее тело -- оно лежало передо мной, с него следовало снять одежду, чтобы мы смогли соединить наши тела, словно две половинки моста над пропастью.
-- Помоги мне, -- сказал я.
Она ничего не ответила. Только продолжала смотреть на меня. В ее глазах снова вспыхнула эта голубая молния, но излом ее был спокоен.
-- Что мне сделать? -- спросила она.
-- Привстань, пожалуйста.
-- Хорошо.
Она неловко поднялась и села.
-- Подними, пожалуйста, руки, -- сказал я.
-- Все вот так просто, да? -- сказала она.
Как бы оно ни называлось, я определенно начал это делать. Гораздо проще было бы любезно принять книгу, а ее саму отправить своей дорогой, но теперь это уже история -- или грамматика забытого языка.
-- Так нормально? -- спросила она и улыбнулась. -- Я чувствую себя кассиршей в сан-францисском банке.
-- Так хорошо, -- ответил я. -- Только делай то, что написано на банкноте. -- Я начал нежно скатывать с нее свитер. Он проскользил по ее животу, перевалил через груди, чуть-чуть зацепившись за одну, поэтому пришлось вытянуть руку и помочь ему, затем в свитере исчезли шея и лицо, а потом появились снова -- свитер уже спадал с кончиков ее пальцев.
Выглядела она неимоверно. Я мог бы зависнуть очень надолго, но двинулся дальше -- выхода не было. Теперь целью всей моей жизни было снять с нее лифчик.
-- Я чувствую себя ребенком, -- сказала она. Она отвернулась от меня чуть в сторону, чтобы я достал у нее на спине застежку бюстгальтера. Несколько мгновений с нею пришлось повозиться. С бюстгальтерами мне никогда не везло.
-- Тебе помочь? -- спросила она.
-- Не надо, я справлюсь, -- сказал я. -- Может пройти несколько дней, но я справлюсь. Не падай духом. Сейчас-сейчас... АГА!
Вайда расхохоталась.
Ей совершенно не нужен был лифчик. Ее груди остались там же, где и были, когда он покинул их, словно лишняя крыша дома, и попал в компанию к свитеру. Та кучка одежды далась мне тяжело. Каждый предмет в ней был выигран в странной войне.
Соски оказались маленькими и очень нежного оттенка по сравнению с полнотой и размахом грудей. Еще одно несоответствие, дверью навешенное на Вайду.
Тут мы одновременно бросили взгляд на ее сапоги -- длинные, черные и кожаные, точно у ее ног сгрудилась туча зверья.
-- Я сниму с тебя сапоги, -- сказал я.
С вершиной было покончено -- пришло время заняться подножьем. У девушек слишком много разных частей.
Я стащил с нее сапоги, а потом и носки. Мне нравилось, как мои руки текут по ее ногам, словно вода по ручью. Милее гальки, чем пальчики у нее на ногах, я никогда не видел.
-- Встань, пожалуйста, -- сказал я. Мы набрали приличную скорость. Она неловко поднялась на ноги, и я расстегнул на ней юбку. Потом по бедрам спустил ее на пол, и она переступила через нее, а я положил юбку на кучу остальных побед.
Перед тем, как снять с нее трусики, я посмотрел ей в лицо. Оно было спокойно, и хотя в глазах по-прежнему мелькали голубые молнии, взгляд по краям оставался мягким и нежным, и края эти становились все шире.
Я снял с нее трусики. Дело сделано. Вайда -- без одежды, обнаженная, прямо передо мной.
-- Видишь? -- сказала она. -- Это не я. Я не здесь. -- Она вся вытянулась ко мне и обвила руками мою шею. -- Но я постараюсь быть здесь для тебя, господин библиотекарь.
Два (37-19-36) монолога
-- Я просто не понимаю, зачем женщины желают такие тела. Какой абсурд -- а они так стараются их себе заполучить, идут сквозь огонь, и воду, и медные трубы: диеты, операции, инъекции, непристойное белье -- что угодно, лишь бы оторвать себе эту мерзость, а когда перепробуют все, и ничего все равно не получится, эти тупые мокрощелки обзаводятся муляжами. А тут -- вот оно, берите бесплатно. Приходите и забирайте, сучки.
Они просто не понимают, во что влипают, или же им это нравится. Может, они все -- такие же свиньи, как те, кто своими телами всасывает деньги: кинозвезды, модели, шлюхи.
Ох ты ж, Господи!
Я просто не понимаю, чем эти тела так фатально притягивают к себе мужчин и женщин. У моей сестры -- мое тело, длинное и костлявое. Зачем все эти слои сверху, не понимаю. Это не мои груди. Это не мои бедра. Это не моя задница. Ты видишь за ними меня? Присмотрись внимательнее. Я там, внутри этого хлама, господин библиотекарь.
Она вся вытянулась ко мне, обвила руками мою шею, а я положил руки ей на бедра. Мы стояли так и смотрели друг на друга.
-- Мне кажется, ты неправа, -- сказал я. -- Нравится тебе это или нет, но ты -- очень красивая женщина, и сосуд, в котором ты хранишься, роскошен. Может, тебе не этого нужно, но это тело -- твое, и ты должна о нем хорошенько заботиться и к тому же -- гордиться им. Я знаю, что это трудно, но не бери в голову, чего бы там ни хотели другие люди и чего бы ни получали. У тебя есть нечто прекрасное -- попробуй жить с ним в мире.
Черт возьми, труднее всего в этом мире понять красоту. Не ведись на подростковые сексуальные позывы остального мира. Ты -- умница, и голова для тебя важнее, чем тело, -- так и должно быть.
Рассчитывать на выигрыш тоже не стоит. Жизнь для этого коротка. Это тело -- ты, и лучше к нему привыкнуть, поскольку миру больше ничего не завещано, и от себя не спрячешься.
Это ты.
Пускай у твоей сестры останется ее тело, ты научишься ценить это и жить с ним. Мне кажется, тебе понравится, если только ты успокоишься и перестанешь думать о сточных трубах посторонних людей.
А если будешь зависать на чужих зависах, весь мир покажется одной большой виселицей.
Мы поцеловались.
КНИГА 3:ВЫЗЫВАЕМ ПЕЩЕРЫ
Вызываем пещеры
К счастью, я смог связаться с Фостером в пещерах, когда Вайда обнаружила, что беременна. Мы с Вайдой все обсудили. Решение делать аборт далось нам без горечи -- к нему нас спокойно подвела нежная необходимость.
-- Я не готова рожать ребенка, -- сказала Вайда. -- Да и ты тоже, пока работаешь в этой шарашкиной конторе. Может, как-нибудь позже -- обязательно позже, только не сейчас. Я люблю детей, просто теперь не время. Если не можешь отдавать им всего себя, то лучше подождать. На свете и так слишком много детей и слишком мало любви. Аборт -- единственный выход.
-- Пожалуй, ты права, -- сказал я. -- Не знаю, действительно ли эта библиотека -- шарашкина контора, но к ребенку мы пока не готовы. Возможно, через несколько лет. Но после того, как мы сделаем аборт, тебе будет лучше пить таблетки.
-- Да, -- согласилась она. -- Отныне и впредь -- таблетки.
Затем она улыбнулась и сказала:
-- Похоже, наши тела до нас добрались.
-- Иногда такое случается, -- сказал я.
-- А ты что-нибудь знаешь о таких делах? -- спросила Вайда. -- Я почти ничего. Сестра в прошлом году делала аборт в Сакраменто, но перед тем она ездила к врачу в округ Марин, он колол ей какие-то гормоны, но они не помогли, потому что оказалось слишком поздно. Уколы помогают на ранних сроках, и они намного дешевле аборта.
-- Нужно позвонить Фостеру, -- сказал я. -- С ним в прошлом году приключилась такая же история, одну из девчонок-индеанок пришлось везти в Тихуану.
-- Кто такой Фостер? -- спросила Вайда.
-- Он отвечает за пещеры, -- сказал я.
-- Какие пещеры?
-- Это здание -- слишком маленькое, -- сказал я.
-- Какие пещеры? -- спросила она.
Меня, видимо, слишком потрясли события, происходившие у Вайды в животе. Я сразу не сообразил. Потом немного успокоился и сказал:
-- Да, у нас есть пещеры в Северной Калифорнии, где мы храним большую часть книг, потому что здание слишком маленькое, и все фонды в нем не помещаются.
Библиотека очень старая. Фостер отвечает за пещеры. Каждые несколько месяцев он приезжает сюда, загружает книги в фургон и отвозит в пещеры.
Еще он приводит мне еду и всякие мелочи. Остальное время он пьет и ухлестывает за местными женщинами, в основном -- индеанками. Такой себе парняга. Просто взрывной.
В прошлом году ему пришлось ехать в Тихуану. Потом он мне рассказывал. Там он знает одного очень хорошего врача. В пещерах есть телефон. Я ему позвоню. Я этим никогда раньше не занимался. Никогда не приходилось. Здесь обычно спокойно. Можно хоть прямо сейчас. Ты присмотришь за библиотекой, пока я схожу позвоню?
-- Да, -- ответила Вайда. -- Конечно. Это большая честь. Никогда не думала, что мне суждено стать библиотекарем, да еще в таком месте, но, наверное, склонность была, раз я пришла сюда в самом начале с книгой подмышкой.
Она улыбалась, и на ней было короткое зеленое платье. Улыбку она носила поверх платья. Как цветок.