- Ну, конечно, - воскликнула леди Эдвард, - я совсем забыла! Он ведь и есть предводитель пиратов. В действительной жизни. Разве не так, Уэбли?
- О, разумеется, разумеется, - рассмеялся Эверард Уэбли.
- Видите ли, - конфиденциально сообщила леди Эдвард Иллиджу, - это мистер Эверард Уэбли. Вождь Свободных Британцев. Знаете, которые ходят в зелёных мундирах. Как хористы в оперетке.
Иллидж злорадно улыбнулся и кивнул. Так вот он каков, Эверард Уэбли, основатель и вождь Союза Свободных Британцев!
Враги называли эту организацию по начальным буквам С-ы С-ы Б-и. Как заметил однажды прекрасно осведомлённый корреспондент "Фигаро" в статье, посвящённой Свободным Британцам, "les initials В. В. F. ont, pour le public anglais, une signification plutot pejorative" . Уэбли не учёл этого, когда он придумывал имя для своей организации. Иллидж не без удовольствия подумал, что теперь ему часто придётся вспоминать об этом.
- Если вы кончили ваши шуточки, - сказал Эверард, - я попрошу у вас разрешения уйти.
"Игрушечный Муссолини, - думал Иллидж, - впрочем, подходит к своей роли. - Он испытывал личную ненависть ко всем высоким и красивым или вообще представительным людям. Сам он был небольшого роста и похож на очень смышлёного уличного мальчишку. - Большая дубина!"
- Надеюсь, я не сказала вам ничего обидного? - спросила леди Эдвард, изображая на своём лице великое раскаяние.
Иллидж вспомнил карикатуру в "Дейли геральд". Уэбли имел наглость сказать, что "Миссия Свободных Британцев состоит в том, чтоб защитить культуру". Рисунок изображал Уэбли с полдюжиной одетых в мундиры бандитов, которые насмерть избивали рабочего. Капиталист в цилиндре одобрительно смотрел на это зрелище. На его чудовищных размеров животе красовалась надпись: культура .
- Я не обидела вас, Уэбли? - повторила леди Эдвард.
- Ничуть. Только я очень занят. Видите ли, - объяснил он своим самым медовым голосом, - у меня есть дела. Я работаю, если вы понимаете смысл этого слова.
Иллидж предпочёл бы, чтобы этот удар был нанесён кем-нибудь другим. Грязный негодяй! Сам-то он был коммунистом.
Уэбли покинул их. Леди Эдвард смотрела, как он пробивается сквозь толпу.
- Как паровоз, - сказала она. - Какая энергия и какая обидчивость! Политические деятели хуже актрис: они так тщеславны. А нашему дорогому Уэбли не хватает чувства юмора. Он хочет, чтобы с ним обращались как с его собственным памятником, воздвигнутым восторженной и благодарной нацией. Посмертно, понимаете? Как с великим историческим героем. А я, когда с ним встречаюсь, вечно забываю, что передо мной Александр Македонский. Мне все кажется, что это просто Уэбли.
Иллидж захохотал. Леди Эдвард положительно начинала ему нравиться: она так здраво смотрела на вещи.
- Нельзя отрицать, конечно, что его Братство - весьма неплохая вещь, - продолжала леди Эдвард. - Не правда ли, мистер Бэббедж?
Он сделал недовольную гримасу.
- Ну… - начал он.
- Кстати, - сказала леди Эдвард, обрывая в самом начале его изумительно остроумное замечание по адресу Свободных Британцев, - советую вам быть осторожней, когда вы спускаетесь по этой лестнице: она ужасно скользкая.
Иллидж покраснел.
- Ничуть, - пробормотал он и покраснел ещё больше. Он стал красным, как свёкла, до корней своих рыжих, как морковь, волос. Его симпатия к леди Эдвард таяла с каждой минутой.
- Нет, не говорите: она все-таки скользкая, - любезно настаивала леди Эдвард. - Кстати, над чем вы работали сегодня с Эдвардом? Меня это так интересует.
Иллидж улыбнулся.
- Что ж, если это действительно интересует вас, - сказал он, - мы работаем над регенерацией утраченных органов у тритонов. - Среди тритонов он чувствовал себя как дома; симпатия к леди Эдвард понемногу возвращалась.
- Тритоны? Это такие штучки, которые плавают? - (Иллидж кивнул.) - Но как же они теряют свои органы?
- Ну, в лаборатории, - объяснил он, - они теряют органы потому, что мы их вырезаем.
- И они снова вырастают?
- Они снова вырастают.
- Господи Боже мой! - сказала леди Эдвард. - Вот уж никогда не подумала бы! Как все это увлекательно! Расскажите мне ещё что-нибудь.
В конце концов, она не так уж плоха. Он начал объяснять. Он как раз дошёл до самого важного и существенного, до критического пункта их опытов - до превращения пересаженного хвоcтового отростка в ногу, когда леди Эдвард, взгляд которой блуждал по залу, положила ему руку на плечо.
- Идёмте, - сказала она, - я познакомлю вас с генералом Нойлем. Он очень забавный старичок - не всегда по своей воле, впрочем.
Объяснения застыли в горле Иллиджа. Он понял, что все, о чем он рассказывал леди Эдвард, нисколько её не интересовало и что она даже не потрудилась отнестись сколько-нибудь внимательно к его словам. Остро ненавидя её, он следовал за ней в злобном молчании.
Генерал Нойль разговаривал с каким-то джентльменом в мундире. Голос у него был воинственный и астматический. Приближаясь, они слышали, как он говорил:
- "Дорогой мой, - сказал я ему, - не вздумайте выпускать его теперь на ипподром: это будет преступление, - сказал я. - Это будет сплошное безумие. Снимите его, - сказал я, - снимите его со списка!" И он снял своего коня со списка.
Леди Эдвард дала знать о своём присутствии. Оба военных были подавляюще вежливы: они были в таком восторге от сегодняшнего вечера.
- Я выбрала Баха специально для вас, генерал Нойль, - сказала леди Эдвард с очаровательным смущением, словно юная девушка, открывающая свою сердечную тайну.
- Гм… да… это очень мило с вашей стороны. - Смущение генерала Нойля было неподдельным: он решительно не знал, что ему делать с её музыкальным подарком.
- Я колебалась, - продолжала леди Эдвард тем же многозначительно интимным тоном, - между генделевской "Музыкой на воде" и b-moll'ной с Понджилеони. Потом я вспомнила о вас и остановилась на Бахе. - Её взгляд отмечал признаки смущения на багровом лице генерала.
- Это очень мило с вашей стороны, - повторил генерал. - Не скажу, чтобы я был большим знатоком по части музыки, но я твёрд в своих вкусах. - Эти слова, казалось, придали ему уверенности. Он откашлялся и снова начал: - Я всегда говорю, что…
- А теперь, - торжествующе закончила леди Эдвард, - разрешите познакомить вас с мистером Бэббеджем, он помогает Эдварду в работе, и он прямо специалист по тритонам. Мистер Бэббедж - генерал Нойль - полковник Пилчард. - Улыбнувшись им на прощание, она удалилась.
- Черт меня побери совсем! - воскликнул генерал. - Полковник сказал, что она истинное божеское наказание.
- Без сомнения, - с чувством поддержал Иллидж.
Оба военных джентльмена взглянули на него и решили, что со стороны этого представителя низшего класса подобное замечание является дерзостью. Добрые католики могут сами слегка подшучивать над святыми и над нравами духовенства, но они возмущаются, слыша те же шутки из уст неверных. Генерал воздержался от словесных замечаний, а полковник удовлетворился тем, что взглядом выразил неодобрение. И они с таким нарочито пренебрежительным видом отвернулись от него, возобновив прерванный разговор о скаковых лошадях, что Иллиджу захотелось их поколотить.
- Люси, дитя моё!
- Дядя Джон!
Люси Тэнтемаунт с улыбкой обернулась к своему названому дяде. Она была среднего роста, тонкая, как её мать; её коротко подстриженные тёмные волосы, зачёсанные назад и покрытые бриолином, казались совершенно чёрными. От природы бледная, она не румянилась. Только её тонкие губы были накрашены, а вокруг глаз положены голубые тени. Чёрное платье подчёркивало белизну её рук и плеч. Со смерти её мужа (и троюродного брата) Генри Тэнтемаунта прошло больше двух лет. Но она все ещё носила траур, по крайней мере при искусственном освещении: чёрное было ей очень к лицу.
- Как поживаете? - добавила она, подумав про себя, что он сильно постарел.
- Умираю, - сказал Джон Бидлэйк. Он фамильярно взял её под руку своей большой рукой со вздувшимися венами. - Пойдёмте поужинаем вместе. Я голоден, как волк.
- Но я не голодна.
- Ничего не значит, - сказал Бидлэйк. - Моя нужда сильней твоей, как справедливо заметил сэр Филип Сидни.
- Но я не хочу есть. - Она не любила подчиняться; она предпочитала вести других за собой, а не следовать за ними. Но отделаться от дяди Джона было не так-то легко.
- Ничего, - объявил он, - я буду есть за двоих. - И с весёлым смехом он потащил её в столовую.
Люси перестала сопротивляться. Они пробирались сквозь толпу. Зеленовато-жёлтая крапчатая орхидея в бутоньерке Джона Бидлэйка напоминала голову змеи с раскрытой пастью. Монокль поблёскивал в его глазу.
- Кто этот старик с Люси? - осведомилась Полли Логан, когда они проходили.
- Старый Бидлэйк.
- Бидлэйк? Тот самый, который… который написал те картины? - Полли говорила неуверенно, тоном человека, сознающего, что в его образовании есть пробелы, и боящегося сделать грубую ошибку. - Вы хотите сказать, тот самый Бидлэйк? - Её подруга кивнула. Полли почувствовала огромное облегчение. - Вот уж никогда не подумала бы! - продолжала она, подымая брови и широко раскрывая глаза. - Я всегда считала, что Бидлэйк - один из Старых Мастеров. Но ведь ему, должно быть, по крайней мере сто лет!
- Да, что-нибудь в этом роде. - Норе ещё не исполнилось двадцати.