Трубочист отпустил ее руку, и, выйдя на мостки над улицей, остановился на середине. Легко, будто стоя на тротуаре, обернулся. У девушки перехватило дыхание: он стоял над пропастью на двух тоненьких досочках, сбитых поперечными планками. Лена не только не могла представить, что перейдет сама, она была готова упасть в обморок уже от страха за спутника.
- Не бойся, - улыбнулся трубочист и протянул руку. - Посмотри, как здесь красиво!
- Очень красиво. И мне совершенно неплохо на этой стороне.
- Пойдем, - позвал он. - Останешься здесь - не увидишь моря.
Лена помотала головой:
- Увижу как-нибудь в другой раз.
Не сразу, но она нашла в себе силы и перешла через улицу. Хотя, когда шагнула на доски, чуть не умерла от страха.
- Дальше пойдет легче.
- Правда?
- Обещаю.
Они шли по узким крышам старого города, взбирались по мосткам на высокие кровли, крались мимо узких чердачных оконцев. Город с его темнотой и серыми сумерками остался внизу, а здесь было полыхающее закатом небо, красная черепица под ногами и лес труб и флюгеров. Раньше, глядя с земли, она и представить не могла, что на самом деле флюгера такие большие. Захотелось остановиться, прислониться к печной трубе и стоять, глядя по сторонам, дышать свежим морским воздухом, но трубочист все время тянул дальше - вдоль Южного вала к Медному рынку. И Лене нравилось, что он держал ее за руку.
- Подожди! - все-таки попросила она. - Дай передохнуть. У меня голова кружится. Наверное, от свежего воздуха.
- Хорошо, - присел он на мостки, взбирающиеся на крутую крышу.
Лена вдруг захотелось, чтобы он встал за спиной и обнял ее. Такой настоящий, надежный. Ее даже удивило, что она вообще может так думать о другом мужчине после того, что случилось. Девушка покачала головой и глубоко вздохнула.
Здесь обзор был не так хорош - за спиной высокая крыша, похожая на островерхую шляпу с широкими полями, и точно такие же крыши напротив. Взгляд Лены остановился на прикрывающей дымоход ажурной жестяной крышечке, похожей на кровлю маленького домика. Такие же, только более или менее затейливые, были и на остальных трубах.
- Зачем их делают? - спросила Лена.
Трубочист даже не посмотрел и не переспросил, просто пожал плечами:
- Чтобы дождь и снег не попадал в трубу. Только из-за них птицам порой приходится несладко.
- Почему?
- Когда холодно, они часто прилетают погреться, а потом засыпают от угарного газа и падают в трубу.
Девушка распахнула глаза:
- А потом?
- А потом жильцы вызывают нас, и мы их достаем, - пожал плечами трубочист, - был случай: кто-то привез из дальних стран экзотическую птицу. Такую яркую, с цветными перьями.
- Попугая?
- Наверное. А потом этот попугай улетел. Было уже холодно, и бедолага никак не мог найти себе места. Отощал, облез. Прилетел к трубе. Может, ему показалось, что это маленький кусочек теплой родины…
- И вы его спасли?
- Да. Успели. Он большой был, закупорил собой дымоход. Когда мы его достали, отдали хозяевам дома.
- И как он?
- Освоился. Хотя все еще тоскует по родине.
- Грустная сказка, - вздохнула она.
- Грустных сказок не бывает, - сообщил трубочист.
- А можешь меньше менторства? - поддела Лена.
Трубочист кивнул, и они пошли дальше. Еще дважды пришлось перебираться через улицы, причем второй раз не понадобились даже мостки - так близко сходились крыши домов. Наконец они перешли через улицу Медников и остановились. Эта линия домов стояла прямо на берегу моря.
Давным-давно, задолго до всех революций, здесь была крепостная стена города. Она проходила ровно над водой, чтобы не оставалось места для высадки врага. А потом, когда крепость стала ненужной, стену начали разбирать, но магистрат решил, что ее можно продать горожанам и те устроят в ней дома. Так и сделали. Разделили стену на участки, жильцы выстроили узкие фасады, выкрасили их в разные цвета, надстроили этажи, перекрыли черепичными крышами, и теперь только с моря можно было увидеть, что это старая крепостная стена. А люди жили на самом краю города, и в их окна стучался морской ветер.
Башни тоже не остались пустыми. В Медной обустроили жилье, а в другой какая-то маленькая неортодоксальная церковь открыла часовню Девы Марии. Сюда на берег приходили матери и жены просить святую заступиться за родных в далеком море. И морской ветер, врывающийся в открытые узкие окна башни, чудесным образом не трогал пламя свечей перед фигуркой святой.
Трубочист помог Лене перебраться через конек крыши и остановился:
- Ну, вот мы и на месте.
Она остановилась и ахнула. Справа были видны башни замка, подсвеченные лучами заходящего солнца, крутой дугой выгибался берег залива, обрамленный пирсами порта и увенчанный портовыми кранами, а за ними темнел лес. Слева берег выгибался такой же плавной дугой в другую сторону, и там за городом на горке поднималась над соснами розовая в закатном свете башня маяка. А под песчаным обрывом, беззаботно побросав велосипеды, стояли мальчишки, и пускали по воде окатыши.
- И что теперь? - спросила Лена.
- Теперь, - улыбнулся трубочист, развязывая полотняный мешочек, в котором что-то перекатывалось с глухим стуком, - мы будем сидеть на краю, свесив ножки, кидать в воду камешки и разговоры разговаривать.
Он шагнул с мостков на плоский скат крыши и подошел к краю. Лена уже привыкла ходить по мосткам, но старая черепица вызывала опасения.
- А мы не упадем?
- Нет, - улыбнулся трубочист. - Ведь это волшебная крыша в волшебном городе. Здесь это просто невозможно.
- Фраза, конечно, красивая… но все-таки…
- Чтобы упасть, ты должна перестать быть собой.
Лена помнила, что в книжках в таких случаях герой всегда говорил что-то обнадеживающее, и героиня тут же переставала бояться, но после целых двух ответов, один страннее другого, не почувствовала прилива смелости. Поэтому так и не решилась подойти к краю, а села рядом с высоким скатом крыши, обняв колени. Трубочист же расположился полулежа, опираясь на локоть, свесив одну ногу с края, а другую поставив на черепицу, и пододвинул к девушке мешочек, в котором обнаружились небольшие окатыши гальки.
А потом они сидели на крыше, под закатным небом и кидали в море камешки.
Лене все-таки было несколько не по себе от высоты и трудно было понять, как ему удается так беззаботно сидеть прямо на краю.
- Неужели вы, трубочисты, не боитесь упасть?
Он усмехнулся и с широким взмахом кинул камешек в воду.
- Трубочисты не падают. Они взлетают!
Лена улыбнулась и тоже бросила в воду окатыш:
- Как чайки?
- Ну… - пожал плечами. - Разве что как чайки с необычными именами.
Лена хихикнула, вспомнив давно читанную и так же давно забытую книгу. Подумала, что это действительно здорово: сидеть на чуть влажной прохладной черепице, болтать о ерунде и смотреть на море.
Наконец солнце закатилось за горизонт, оставив небо вечерней голубизне.
- Странная штука закат, верно? Это всего лишь свет, падающий на предметы, а как впечатляюще! Тебе никогда не было интересно, почему это так?
Она пожала плечами. И даже не стала ничего говорить, было ясно, что он продолжит и сам:
- Красота заката внутри нас. Мы сами наполняем игру света и тени смыслом. Гармонией, красотой. Мы не просто видим сочетания цветов и линий, они будят в нас чувства и эмоции. Но эти эмоции наши собственные.
Лена опять пожала плечами, кинула камешек и замерла, стараясь различить в шуме вялого прибоя всплеск от его падения.
- На самом-то деле так же мы видим и все остальное, - трубочист тоже кинул свой камешек. - Мы общаемся не с теми людьми, какие они есть на самом деле, а с теми, какими мы их видим. Мы слышим их слова, видим их поступки и на основе всего этого создаем образ. Разве может образ точно соответствовать человеку? Нет. Точно так же мы одушевляем предметы вокруг нас. Мир вокруг нас живой, мы сами его делаем живым, ведь он - отражение наших мыслей и чувств. Разноцветные занавески на окнах веселят. Пустая темная комната давит, кажется зловещей. Чьи это мысли? Комнаты? Нет, наши. Одиночества - нет. Всегда есть еще и мы сами!
- Какие странные мысли, - поежилась Лена. - В них есть что-то ненормальное.
Он улыбнулся.
- Тебе и должно так казаться.
- Почему?
- Потому что одиночество нужно. Оно очень нужно обществу. Обществу очень важно, чтобы люди боялись быть вне его, чтобы они стремились к остальным, потому-то и существует идея одиночества! Множество людей сознательно, а больше невольно, потрудилось над этим. Они создали книги, стихи, песни. Нам с раннего детства объясняют про одиночество и пугают им. Но это нужно не людям, а обществу. Чтобы, как только человек избавился от общества, он тут же чувствовал себя одиноким. Ведь без людей не будет самого общества.
- Что же, по-твоему, есть какой-то заговор? Злой умысел писателей и поэтов против людей? - иронично улыбнулась Лена.
Он покачал головой: