Мистер Пузо поспешно уточнил:
- Мы встретились на школе танца "в линейку". Только не подумайте, будто в той поездке произошло что-то предосудительное, ни в коем случае.
Я сказала:
- А помните ту кошмарную заправочную станцию? - Все туалеты в нашей гостинице были забиты самым настоящим папье-маше, потому что сантехники на целый месяц ушли в забастовку - вот и пришлось изыскивать другие средства.
- О-о, такое не забывается. А ребята из обслуживающего персонала - никогда не видела таких красавчиков!
Мистер Пузо взглянул на Кристи.
- Мне ты ничего такого не рассказывала. - Пригубил коктейль "Американо" с горькой настойкой, сладким вермутом и содовой. - Я чуть рак в той поездке не заработал.Нет, теперь меня в подобные авантюры калачом не заманить. За вами, сорванцами, не уследишь - только и смотри, чтобы кто не пропал и не покалечился.
За столиком повисло неловкое молчание, и взгляд Кристи остановился на моем безымянном пальце без обручального кольца.
- Лиз, ты так и не вышла замуж?
- Я? Нет. Не нашла свою половину.
- М-м-м.
Поверьте на слово: как только человек, у которого с личной жизнью порядок, узнает, что у меня никого нет, его взгляд начинает блуждать. Мне захотелось привлечь внимание собеседников:
- А знаете, из того, что я видела и слышала в разных ток-шоу, у меня сложилось весьма определенное понятие о личных отношениях. - Пузо и Кристи взглянули на меня, как на сумасшедшую. - Я, конечно, не сижу целыми днями перед телевизором, но когда удается посмотреть, то все запоминаю, слово в слово.
- Вот как?
- Еще бы. В одной передаче игрокам задали вопрос: сколько раз в жизни человек способен влюбиться? Ответ: шесть.
Кристи удивилась:
- Шесть?
Мистер Пузо сказал:
- По-моему, это чересчур. На чем основываются подобные вычисления?
- Понятия не имею. Зато легко объяснить, почему люди заводят романчики на стороне. Внутри большой любовный резерв сидит - вот они и торопятся его израсходовать. - Кристи и ее муж обменялись такими взглядами, что стало сразу ясно: я задела за живое - правда, не понятно, за что именно. Они поспешно встали, так и не допив кофе.
Кристи стала прощаться:
- Приятно было повидаться, Лиз.
Мистер Берден явно злился на Кристи (я так и не поняла, из-за чего). Он сердито попрощался со мной, и они ушли прочь, туда, где птицы копались в отбросах, прохожие сновали по своим делам, и уличные музыканты фальшиво распевали Нейла Янга.
Глядя вслед удаляющейся парочке, я все удивлялась, как сильно изменился мистер Берден. Так уж вышло, что учитель латыни преподавал физкультуру - единственный в своем роде случай; Берден неизменно щеголял в толстых белых носках из плюшевой ткани и серой куртке-кенгурятнике; на шее болтался извечный тренерский аксессуар: никелированный свисток. Меня мистер Пузо почти не замечал; он и имя-то мое запомнил лишь на второй год. Ему даже не нравилось, когда я поднимала руку - просто потому, что вызвалась я, а не кто-нибудь другой.
Только не думайте, будто у меня очередной приступ самобичевания. Вовсе нет. Я не испытывала неприязни к самой себе. Никогда. Подростком я вообще ни о чем подобном не задумывалась - ведь мне никто не объяснил по-хорошему, как важны для человека внешность и фигура, а во взрослой жизни - деньги и власть. Уильям с Лесли в этом деле толк знали, и мне они казались почти кинозвездами. Уже потом, повзрослев, они стали моими друзьями и советчиками, просветив меня на тему устройства мира. А до той поры я наивно и твердо верила, что все мы выходим в жизнь с равными (более или менее) шансами на успех, а потому и вела себя соответственно.
Сначала мы приземлились в Монреале, и нас перевезли в другой аэропорт, Мирабель, в часе езды от первого. Пришлось целых шесть часов проторчать в зале ожидания - сильно задерживался рейс, который должен был перенести нас через Атлантику. Когда же самолет наконец подали, вся наша группа, включая и самого мистера Пузо, едва переставляла ноги. Мы, спотыкаясь, ковыляли по узким проходам "Боинга 747"; в голове гудело от недосыпания и непривычной пищи. От радостного волнения, предшествовавшего полету, не осталось и следа. Элиот набрался в баре хлебной водки, и теперь его рвало. Я сосала таблетки от тошноты, из-за которых неприятно пахло изо рта, но в сон меня не клонило. Когда мы пролетали над Ирландией, звуки и предметы словно начали сливаться воедино; помню, у ребят на щеках отпечатались ямочки от твидовой обивки подголовников. А потом - наверное, уже где-то над Францией - мистер Пузо встрепенулся, как на утренней физкультуре по понедельникам, и проорал: "Подъем! Приземление через час!"
Я сидела в больничной палате и, глядя на мирно посапывающего Джереми, гадала, что же ему сейчас снится. Так, пытаясь понять, что за парень мой сын, я и сама незаметно уснула. За двадцать лет человек не успевает до конца повзрослеть, хотя как личность он уже сформировался, тем или иным образом. Я не заметила ни дорожек от иглы на его руках, ни татуировок, но задумывалась о его детстве и… понятия не имела, что мне теперь с ним делать.
Когда взошло солнце, а Джереми даже не шелохнулся, несмотря на суету сестер в коридоре, голоса пациентов и включившиеся в работу аппараты, я оставила сыну записку, в которой дала четкие указания позвонить, как только он проснется. И поехала домой. Несколько часов я не вспоминала о своих зубах, и теперь челюсти ныли. Впервые за многие годы квартира не показалась мне тоскливой - скорее в ней ощущалось какое-то напряжение.
Я не могла ни присесть, ни прилечь. Хотя ночь выдалась бессонная, энергия била из меня ключом. Я чувствовала себя как человек, в жизни которого появилось что-то новое, и поэтому занялась пустой, однообразной ерундой: раздвинула шторы, прошлась по квартире с мешком для макулатуры и собрала ненужные журналы, помыла полы и окна. Покончив с уборкой и оценив чистоту и порядок, я решила, что теперь сюда напрашиваются цветы. Так что завела машину, сгоняла в один магазинчик в западной части Ванкувера, где почти в середине лета можно купить крепкие белые пионы, и вернулась домой, наслаждаясь прохладой раннего летнего утра. Знать бы, что от недосыпания я становлюсь такой деятельной, давным-давно ограничила бы себя в ночном отдыхе. Самочувствие было превосходное и настроение отличное.
И тут, через восемь полос от меня, по ту сторону автострады я заметила нечто, что сначала показалось мне черной собакой, бредущей вдоль кромки дороги. Однако это было не животное: мой Джереми на четвереньках полз на запад. Бог ты мой!
Я рванулась вбок, одним махом пересекла три полосы и, резко саданув по тормозам, остановилась на обочине. Выскочила из авто - и прямиком на противоположную сторону; пересекла среднюю линию и оставшиеся четыре полосы встречного движения, выкрикивая имя сына. Он заметил меня, улыбнулся, помахал рукой и пополз дальше.
- Ты что, ненормальный? Ты что творишь-то?
Джереми не остановился, и мне пришлось идти рядом.
- Ползу к солнцу. В бухту Подковы, - ответил он.
- За каким фигом?
- Там свет. Меня после вчерашнего к свету тянет.
- До бухты пятнадцать миль. И почему ползком?
- Это поза смирения. Нелепо вести такие разговоры.
- Почему бы просто не пойти с опущенной головой? Это тоже смиренная поза. - Я пригляделась к нему: он разодрал в кровь ладони и колени. - Джереми, ты порежешься. - На асфальте поблескивало битое бутылочное стекло. - Ну хватит. Вставай, а то не хватало еще перед копами объясняться. - Меня сильно занимал вопрос: почему до сих пор никто не вызвался ему помочь или, на худой конец, не арестовал?
- Я вполне способен о себе позаботиться.
- Тогда докажи, что ты взрослый человек: встань. Джереми, ты под кайфом?
- Нет.
- А записку мою прочел?
- Ага. Хотел позвонить тебе, когда доберусь.
- До бухты Подковы?
- Мне казалось, что туда вполне реально доползти.
Я все шла рядом, мимо проносились машины - казалось, картина никого не беспокоит (мало ли вокруг ходит полных женщин и ползает молодых людей).
- Ты сколько уже прополз?
- Пока немного.
- Господи.
Вдруг парень взглянул на меня и сказал:
- Ладно, такое предложение: ты немножко со мной проползешь - и хватит на сегодня.
- "Немножко" это сколько?
- Отсюда - вон до того брошенного колеса. Рукой подать.
- Идет.
Вот таким образом я ползла по Трансканадской магистрали на пару с сыном. Я слышала, что, став родителями, люди забывают о себе и плюют на собственное достоинство. Можно сказать, теперь я лично проходила ускоренный курс.
Он спросил:
- Как вчера спалось?
- Глаз почти не сомкнула. Однако чувствую себя прекрасно.
- Рад слышать. Чем занималась?
- В квартире прибралась. - Мимо с гудением проехало несколько машин, а вот то, что полицейские до сих пор не объявились, вызывало серьезные опасения за судьбу нашей цивилизации. - Еще за букетом съездила. Цветы не покупала уже лет - м-м… да никогда в жизни.
- Прелесть. А какие?
- Пионы.
- Какого цвета?
- Белые.
- Нежные, да?
- Очень.