Поезд приближался к концу пути, и генлейт сумрачно глядел на открывавшийся ему пейзаж - убогие каркасные дома, бараки и вагончики, бревенчатые избы и бесконечные склады, путаницу рельсовых путей и колючую проволоку, заткавшую концлагерь. На горе возносилась деревянная церквушка, ниже, у Семёновой бухты, клонились подъёмные краны, а на рейде подымливали сизые крейсера Антанты - "Глория", "Кокрен", "Юпитер", "Адмирал Ооб"… У причалов тулились русские эсминцы "Бесшумный", "Бесстрашный", "Капитан Юрасовский" - вот и вся флотилия. Линкор "Чесма" не в счёт - это старьё, выкупленное у япошек и остро нуждавшееся в срочном ремонте, вконец сгубили "революционные матросы" - разграбили подчистую, даже пушки сменяли на самогон. "Зато какой высококачественный лом получился!" - невесело шутил полковник Сергей Констанди.
А немецкие подлодки то и дело беспокоили мурманчан, шакалили в море, топили пароходы. Эсминцы гонялись за ними, одну даже потопили у Кильдина, но что проку отмахиваться от ос? Надо гнездо жечь! База у "немаков" на Лафонтенах, недалече, но кто выйдет грозить супостату? Союзники? "Да ни в жисть!", как говорит Курилло…
Миллер перевёл взгляд на Кольский залив - пусть глаза отдохнут от созерцания земных безобразий. Западный берег фиорда был пологим, скатывая склоны безлесых сопок к холодным водам, а вверху, в индиговом небе, кружились чайки. Картинка!
На вокзале главноначальствующего встречал адъютант Марушевского, князь Гагарин.
- Здравия желаю, ваше превосходительство! - молодцевато козырнул он. - Владимир Владимирович в Александровск отъехал, а флотские передали: "Подкрепление идёт!"
- Вы не ошиблись, князь? - встрепенулся генлейт.
- Никак нет! Эскадра Черноморского флота на подходе!
Волнуясь и надеясь, сомневаясь и коря себя за неверие, Евгений Карлович поспешил в порт. Басовитые гудки входившей в залив эскадры застали его на полдороге. Генерал замер на скалистом склоне.
С севера приближался огромный линкор "Генерал Алексеев" - бывший "Эджинкорт". Его сопровождали ещё два сизых гиганта - "Императрица Екатерина Великая" и "Севастополь". Пассажирские пароходы "Царь" и "Царица" следовали под их охраной.
"В кои-то веки, - вертелось у Миллера в голове, - в кои-то веки…"
Носовая орудийная башня на "Генерале Алексееве" плавно развернулась, и оба орудия дали залп. Гром салюта прокатился по фиорду, заметался между скал. Взвыли сирены субмарин в порту, горнисты сыграли "Захождение", флаги на кораблях Антанты приспустились в знак почтительного приветствия.
- Марковцы, ваше превосходительство! - возопил князь Гагарин, словно возвращаясь к летам кавалергардской юности. - Марковцы!
На мачте "Царицы", пониже военно-морского Андреевского флага, реял подобный ему, с белым косым крестом на чёрном фоне - стяг Марковской дивизии.
По-над заливом разнёсся грохот - салютовали "Глория", французский "Адмирал Ооб" и крейсер "Олимпия", дошедший сюда из САСШ.
А Евгению Карловичу будто бы и задышалось легче, вольней, радостней. Гордость за свой флаг, давно притупленная и оплёванная чернью, поднялась в нём, заиграла, резанула глаза жгучей влагой. Сняв фуражку, главнамур осенил себя крестным знамением:
- Боже, спаси и сохрани Россию!
Глава 8
КОМИССАР
Сообщение ОСВАГ:
Добровольческая армия продолжает наступление по всему фронту. Дивизии генерала Бредова, полковников Непенина и Шкуро овладели Астраханью и нижним плёсом Волги, что дало возможность войти в реку Каспийской флотилии. Основные силы Добрармии под командованием генерал-лейтенанта барона Врангеля очистили Донскую область и вышли на фронт Саратов - Ртищево - Балашов.
Штаб 1-й Революционной армии располагался на станции Инза, где Казанская железная дорога разветвлялась, уходя на Симбирск и Сызрань. Пристанционный посёлок был убог и уныл - несколько домов, старая кирпичная казарма да десятка два дощатых бараков питательного пункта, выстроенного для проходящих воинских эшелонов. А кругом степь да степь…
Штабной поезд командарма 1 Тухачевского не впечатлял - после грозного "Предреввоенсовета" любой состав казался Авинову обшарпанным и мелким.
Паровоз потихоньку разводил пары. Кирилл прошагал мимо классного вагона охраны, мимо теплушки для лошадей, мимо открытой платформы для автомобиля, мимо мягкого пульмана и вышел к салон-вагону, где обитал бывший лейб-гвардии поручик. У тамбура стоял молодой, худенький красноармеец, коему длиннущая винтовка с примкнутым штыком явно "не шла" по калибру - ему бы "мелкашку" на плечо.
- Стой, - солидно сказал он и шмыгнул носом. - Сюда нельзя!
Обратился как к своему - Авинов был одет в английский френч табачного цвета с огромными накладными карманами, в русские синие бриджи, на голове - серая "богатырка" шинельного сукна. Вылитый краском.
Кирилл молча достал мандат, подписанный самим Львом Давидовичем. Красноармеец выгнул кадыкастую шею, заглядывая в документ - и отпрянул, вытягиваясь по стойке "смирно".
По-прежнему и слова не промолвив, Авинов взобрался в вагон. Заглянул в рабочее купе командарма - по письменному столу, по тяжёлым креслам красного дерева раскиданы карты, кроки, исписанные, исчёрканные листы плохой бумаги. Сабля в ножнах брошена на пухлый кожаный диван. На круглом столике - "Прикладная тактика" Безрукова, "Стратегия" Михневича, "Походы Густава Адольфа" в солидном кожаном переплёте. И никого.
Низкое жужжание, донёсшееся из соседнего купе, подвигло Кирилла просунуться и туда. Михаил Тухачевский был там - он работал за токарным станочком, вытачивая из дерева какую-то сложную загогулину. По стенкам висели лобзики, стамески, рубанки. В углу лежала стопка тонких досок, а на верстаке покоилась нижняя дека будущей скрипки, похожая на восьмёрку. Пахло стружками и политурой.
Командарм - высокий, лубочно-красивый шатен с серыми глазами со странным разрезом и чуть навыкате - недовольно обернулся. Его породистое лицо было сумрачно и холодно.
- Да-а? - протянул Тухачевский ровным голосом, выключая станок.
- Виктор Павлович Юрковский, капитан, - отрекомендовался Кирилл. - Направлен к вам политкомиссаром.
Небрежно ознакомившись с бумагами, командарм кивнул.
- Мы вас ждали, комиссар, - сказал он. - Можете занять третье купе в пульмане. Поезд отходит в четырнадцать ноль-ноль.
И, повернувшись к Авинову спиной, снова занялся своими деревяшками. Дескать, разговор окончен.
Кирилл не обиделся - заносчивость и отчуждённость составляли доминанту характера Тухачевского, человека явно не компанейского.
В третьем купе было голо и пусто, за стенкой напевала Маруся Игнатьева, жена командарма, очаровательная домохозяюшка. За пыльным окном открывались пути, заставленные теплушками. На рельсах сидели в рядок бойцы 1-й армии, смоля цигарки и гогоча. Конники перекидывали в вагоны тюки сена и заводили по сходням фыркавших лошадей.
1-я Революционная армия только-только создавалась, это был настоящий интернационал - в полках тасовались пленные венгры, питерские коммунисты и рабочие-большевики с Урала, направленные "в добровольно-принудительном порядке", латышские стрелки, партизаны-чапаевцы, красные башкиры, красные калмыки, китайцы…
И всё это разнузданное сборище, привыкшее митинговать и лузгать семечки, командарму Тухачевскому нужно было взнуздать и "перековать".
Ровно в 14.00 эшелоны 1-й армии отправились в Симбирск, под руку главнокомандующего Восточным фронтом Муравьёва.
Всю дорогу до Симбирска Кирилл как-то странно ощущал себя. Он словно наблюдал за самим собою вчуже, как бы со стороны, с болезненным любопытством ожидая неминуемого провала.
…Вот в дверях купе возник массивный, с крупной головой Куйбышев. Неприятно улыбнувшись, он велел провести с бойцами политбеседу на тему: "Почему выборность командиров плохо влияет на борьбу с белобандитскими бандами?"
Вот появился и сам командир Симбирской дивизии - бесшабашный кавказец Гай, не снимавший бурки и папахи круглый год. Путая армянский с русским, начдив поздравил "товарища Юрковского" с назначением.
Вот забежал худой длинноволосый молодой человек в гражданском костюме - председатель революционного трибунала Лившиц.
- Я зашёл до вас не для поговорить, - решительно заявил он и растолковал, как в 1-й армии дают бой мародёрству, бесчинствам и пьянству.
- Расстреливать гадов! - искренне высказался Авинов, и Лившиц с чувством пожал ему руку.