Авинов вздрогнул - он так задумался, что не заметил, как появился Бехаеттин. Торговец слегка поклонился и рукою повёл в сторону двери за коврами: пожалуйте, мол.
Кирилл встал, поправил ремень - и нырнул в темень проёма. "Сейчас, как дадут по башке…" - мелькнуло у него. Но нет, всё тихо, зловещие тени не мелькают…
Авинов попал в узкий коридорчик, еле освещённый керосинкой, приткнувшейся на полочке. Пахло пылью, нафталином и кошками.
Заблудиться было невозможно - в конце прохода обнаружилась всего одна дверь. Открыв её, штабс-капитан невольно прищурился - яркий свет электрических ламп бил в глаза. Негодуя и страшась, он заслонился ладонью. Кто здесь?!
Он увидел лишь тень человека, сидевшего за столом в углу, - чёрный силуэт с нечёткими очертаниями.
- Здравствуйте, товарищ Юрковский, - сиплым голосом сказал "невидимка".
- С революционным приветом, - сухо ответил Кирилл.
Мысли сыпались горохом. "Визирь" это или кто? Тот самый резидент или чекист рангом поменьше? Или тут вовсе западня?!
- Понимаю! - хохотнул грузный визави Авинова. - "Маска, я тебя не знаю!", да? - и протянул из тени на свет мозолистую пятерню: - Афанасий Терентьич.
- "Визирь"? - ляпнул Авинов - и ужаснулся.
Но резидент лишь лапищей своей махнул - дескать, ну их, эти кликухи, давай уж по-человечьи.
- Слыхал я, - деловито начал "Визирь", - "дроздов" обратно отправляют, вроде как в Новочеркасск?
- Дроздовская дивизия вливается в Добровольческую армию.
- Ага-а… Ага-а… - оживился чекист. - Кадеты укрепляют Добрармию…
Авинов мрачно улыбнулся.
- Да-с! А обмундирования шьют на полтора миллиона штыков и сабель. Корнилов объявил мобилизацию. Чуете, чем пахнет? Наступлением по всему фронту!
Чекист до того разволновался, что вскочил, вышел из тени и заходил по скрипучему паркету - сутулясь, сложив руки за спиною, словно на прогулке в тюремном дворе.
Походив из угла в угол, резидент остановился перед Авиновым, помахивая мухобойкой.
- Когда белые перейдут в наступление? - спросил он.
- В июле "кадюки" возьмут Царицын, - раздельно сказал Кирилл в ответ.
- Хрен они возьмут… - проворчал Афанасий Терентьич.
Походив, почесав концом мухобойки под лопаткой, чекист приподнял шторы, впуская свет из провала двора-колодца. "Как в Питере…" - мелькнуло у Кирилла.
- Мне нужны будут связники, - медленно проговорил он, глядя в широкую сутулую спину "Визиря". Афанасий Терентьич покивал: понимаю, мол.
- В Задонье действует наш Регистрод, - неторопливо проговорил он, - регистрационный отдел Южного фронта. "Регистрод" занимается военной разведкой по всему Северному Кавказу. Регистрационный пункт номер три находится как раз в Новочеркасске, а есть ещё особые пункты Ортчк и тайные станции. Службу связи товарищи из Регистрода наладили хорошо, так что… За вами будет закреплён курьер Рафаил Курган Фоля.
- Рафаил Курган, - повторил Авинов. - "Фоля".
- Этот жидок жидковат, - хохотнул чекист, - но на безрыбье и рак - улов! Так что…
Он красноречиво протянул могучую длань - мол, аудиенция закончена, и Кирилл пожал руку врагу.
Глава 4
ДРОЗДОВЕЦ
Сообщение ОСВАГ:
Рабочие Ижевского и Воткинского заводов подняли восстание против большевиков. Сразу же были сформированы полноценные военные части - Ижевская и Воткинская рабочие дивизии, под командованием офицеров из потомственных мастеровых. В ходе боёв ижевцы и воткинцы на севере вышли к Глазову, на западе заняли левый берег Камы у Оханска, на юге взяли Сарапул и Агрыз, захватив железнодорожную ветку Казань - Екатеринбург.
1
Пути двух самых славных дивизий Белой армии - Марковской и Дроздовской - расходились. Марковцы отправлялись за семь морей, к суровым мурманским берегам, а дроздовцы как будто возвращались домой - на Дон. До Таганрога добирались на транспорте "Кронштадт", а в Новочеркасск отправились поездом.
Заняв место в пульмановском вагоне, Авинов хмыкнул: словно и не случилось революции и войны не было. Ну это если не приглядываться, не видеть тщательно вымаранной похабщины на стенках, не замечать пулевых отверстий в окнах, стыдливо прикрытых занавесочками…
Всё так же перестукивались колёса, будочники с зелёными флажками провожали поезд. Чубатые казаки, возлежа на возах, равнодушно поглядывали в окна "пульмана".
Громкий смех сбил задумчивое настроение Авинова - в купе, похохатывая, ввалился темноволосый невысокий офицер, налитой здоровьем, с серыми глазами, с широким круглым, чисто выбритым подбородком. Его твёрдое лицо отдавало броской, чуточку азиатской красотой.
Кирилл напрягся, памятью возвращаясь к групповой фотографии офицеров-дроздовцев, которой его снабдил Ряснянский. Лица, лица, лица… Имена, звания… Петерс!
Командир второй роты 3-го Офицерского стрелкового полка капитан Евгений Борисович Петерс. Да, это был он. Сын учителя гимназии, студент Московского университета, Петерс ушёл на большую войну в чине прапорщика 268-го пехотного Новоржевского полка, а то быть бы ему учителем…
- Юрковский? - удивился Евгений Борисович.
- Как вы угадали? - откликнулся Авинов, ухмыляясь - и страшась: Юрковский-то во второй роте служил… В животе у него словно бабочки запорхали.
Петерс наметил робкую улыбку.
- А вы изменились… - протянул он.
- Вы даже не представляете себе насколько, - криво усмехнулся Кирилл. - Кузьмич!
Исаев явился тотчас и щёлкнул каблуками.
- Ракия ещё осталась? - поинтересовался штабс-капитан.
- Да есть маленько. Кхым-кхум…
- Тащи!
- Слушаю, ваш-сок-родь! И закусь?
- Всё тащи!
Проводив Елизара Кузьмича глазами, Петерс только головою покачал:
- Вы же не признавали вестовых и ординарцев, - проговорил он.
- Признал-с, - с усмешечкой сказал Авинов.
А тут и денщик Евгения Борисовича нарисовался, старый солдат Ларин. Он приволок особый чемодан для папирос и табаков - была такая странность у Петерса. Всюду капитан таскал с собой коробки по сто штук "Лаферм" и "Шамшалов", "Месаксуди" и "Стамболи", "Асмоловых № 7" и "Ферезли". Клад!
Правда, на табак был Евгений Борисович скуп. Чаем делился и сахарку отсыпать мог, а вот в куреве отказывал - такую характеристику выдал на Петерса полковник Ряснянский…
Строго поглядывая на Кирилла, Ларин выудил из поклажи наливку в плетёной фляжке, достал серебряные стаканчики. Тут и Кузьмич подоспел - выставил бутылку ракии на столик, мигом вскрыл "аглицкую консерву".
- Ну-с, поехали! - сказал тост Авинов.
Крепкая ракия подрастопила отчуждённость, напряг помалу отпускал штабс-капитана.
Ларин, забившись в угол, бубнил что-то про гвардию, про георгиевские петлицы, а Исаев, сидевший широко, разлаписто, руки уперев в колени, щурился презрительно: "Да куды там… Гвардея тоже… Что гвардея, когда мы, сибирячки, с ашалонов Аршаву брали!"
Захмелевший Петерс вдруг прочистил горло, да и молвил с постной любезностью:
- Виктор Палыч, разрешите вам папиросу.
Кирилл до того удивился, что и слова не сказал - ухватил пальцами коричневую "пушечку" Асмолова да и сунул в рот.
- Благодарю-с! - улыбнулся он, вытягивая из кармана свой кожаный портсигар, набитый турецкими пахитосками, изысканными "Кара-Дениз". - Тогда и вы угощайтесь, Евгений Борисович!
Исаев чиркнул спичкой, поднося огоньку сначала "своему" капитану, а опосля - ларинскому.
Авинов курил редко, но папироска "от Петерса" была крепка, вкусна, душиста.
- Прелесть! - похвалил он табачок. - Сладенький дымок такой… Газообразный десерт!
В улыбке Евгения Борисовича уже не было прежней кислой приветливости. Он затягивался пахучим "Кара-Денизом" так, что западали щёки, и выпускал дым неторопливо, смакуя, щурясь и стряхивая пепел трёхгранным ногтём.
- Господа, слышали новость? - донеслось из соседнего купе. - Барона Врангеля назначили командующим Добровольческой армией.
- А выпивоху Май-Маевского выгнали!
- Выпьем за командармдобра!
- Командармдобр телеграфирует из штарма начштабглаву… - пробормотал Петерс, словно в скороговорке упражняясь. - Виктор, - неожиданно спросил он, ударяя по-французски, в последний слог, - а вы верите в нашу викторию?
Авинов подумал.
- Верилось мне зимой, - сказал он, - а ныне я уверен.