"Понятно, - усмехнулся про себя Валентин. - А то - отдохнем, покатаемся…" Улица начиналась с большого щита, на котором белыми буквами по красно-синему фону было написано "Ореховск" и изображен герб города - какая-то пичуга на ветке, протянувшейся по диагонали песочно-желтого прямоугольного щита. На другой стороне улицы стоял небольшой одноэтажный дом с огромной вывеской "Автовокзал", с трудом умещающейся на фасаде. Возле здания автовокзала на центральную улицу города выходил одной стороной вполне себе городской скверик с чахлыми кустиками и кривыми болезненными березками. За сквериком начинался ряд частных домов, перемежающихся иногда зданиями общественного назначения. Всего на этой не самой длинной улице располагались кроме частных домов двенадцать магазинов, четыре отделения различных банков и солидный православный храм, сияющий новизной, как пятирублевая монета, только что вылетевшая из-под штампа. Заканчивалась улица перекрестком, образующимся при пересечении центральной улицы улицей поуже и поплоше. Метров через сто в каждую сторону от перекрестка асфальт на ней сходил на нет, превращаясь в подсыпанную щебенкой грунтовку. В одном конце этой улицы маячила длинная кирпичная труба и старинное фабричное здание из красного кирпича.
Сам же перекресток представлял собой солидных размеров площадь с клумбой посередине. В центре клумбы возвышался выкрашенный серебрянкой постамент, на котором громоздился посеребренный же Ильич. Скульптор, его изваявший, явно был либо диссидентом, либо просто двоечником, ибо результат его труда походил не на солидного и значительного вождя мирового пролетариата, а на бомжа Колю, выползшего из своей норы после трехнедельного запоя.
С одной стороны площади находились крытые ряды продуктово-вещевого рынка и стеклянно-металлический параллелепипед торгово-развлекательного комплекса, а с другой - бетонный трехэтажный дом, при одном взгляде на который у Лобова кислой оскоминой, сводящей челюсть, возникла догадка-знание: "Райком партии". А рядом с казенным райкомом, то бишь нынешней администрацией, стоял - нет, красовался - большой двухэтажный дом-игрушка из темно-красного кирпича, кое-где по фасаду украшенный бирюзовыми изразцами. Было в нем что-то и от средневекового русского терема, и от особняка в стиле "русский модерн" одновременно.
- Пойдемте глянем, что это за конек-горбунок такой, - предложил Лобов, остановив машину. - А уж после этого сходим вон туда за вином. - Он указал на здание торгового центра.
- Ореховский краеведческий музей, - прочитал Валентин надпись на табличке, когда они поднялись на высокое крыльцо.
Он широко распахнул входную дверь и, пропустив внутрь Веру и Лобова, шагнул вслед за ними. Они оказались в высоком, просторном холле, свет в который проникал сверху, через стеклянный фонарь. Прямо перед ними широкой белой лентой протянулась парадная мраморная лестница, ведущая на второй этаж. Ощущение безмерности внезапно открывшегося перед ними пространства было таково, что холл, в котором они находились, казался больше, чем все здание.
- Ух ты, красотища какая! - констатировал Валентин, смущенно переминаясь своими запыленными кроссовками на наборном паркете.
- Да, по такому паркету так и хочется скользить в невесомых туфельках неземной красоты, - поддержала его Вера. - И в соответствующем платье!
- Вы хотели бы осмотреть нашу экспозицию? - прозвучал вопрос откуда-то сбоку.
Лобов и его команда разом повернулись в ту сторону, откуда прозвучал вопрос. Его задала миловидная, смущенно улыбающаяся женщина средних лет, неслышно появившаяся в холле из одной из боковых дверей, только теперь увиденных Лобовым и его спутниками.
- Экспозицию? Нет, не хо… - начал было Валентин, но его тут же перебил Лобов:
- Конечно же хотим. Именно за этим мы сюда и явились.
- Самостоятельный осмотр экспозиции у нас - бесплатно, а с экскурсоводом сто двадцать рублей для взрослых, для школьников - десять рублей, а для студентов - сорок.
- У нас нет ни школьников, ни студентов, - уверенно заявила Вера.
- Как это нет? - возмутился Валентин, доставая из заднего кармана джинсов студенческий билет.
- Ах, простите, - съязвила Вера, - я и забыла, что вы у нас - вечный студент.
Лобов извлек из кармана пятисотрублевку и протянул женщине.
- Сейчас я принесу вам билеты и сдачу, - сказала она, собравшись вновь исчезнуть за одной из дверей. При виде лобовской пятисотки она стала выглядеть еще более смущенной.
- Да постойте же, - остановил ее Лобов. - Потом сдачу, потом билеты… - Неизвестно отчего, но Лобов тоже смутился, внезапно ни с того ни с сего впав в легкое косноязычие.
Мимолетное лобовское смущение под прямым взглядом больших серых глаз этой простодушной провинциалки не могло укрыться от Веры, и она, дабы не дать усугубиться этому пагубному обоюдному смущению, тут же взяла инициативу на себя, выступив вперед и прикрыв собой Лобова.
- Здравствуйте! Как вас величать? Меня звать Вера. - Она протянула незнакомке руку для рукопожатия.
Та, еще больше смущаясь, неумело пожала протянутую ей руку.
- Ой, знаете, лучше я вовсе не буду брать с вас денег! - И она попыталась вернуть Вере лобовские пятьсот рублей. - Меня зовут Анастасия Федоровна. Это несправедливо - брать с вас деньги за осмотр экспозиции. Ведь вы могли бы осмотреть ее самостоятельно и бесплатно. Но у нас уже уволили смотрительниц залов, и пустить вас туда без сопровождения я не имею права. Извините, правила… Наш музей закрывают уже на следующей неделе. Так что я проведу экскурсию бесплатно: ведь вы, похоже, наши последние посетители.
- Кто же посмел закрыть такой замечательный музей? - с возмущением поинтересовался Валентин. Он, еще не увидев экспозиции, был уже твердо уверен, что музей действительно совершенно замечательный, ибо только замечательный музей может располагаться в таком замечательном доме и иметь своим сотрудником такую замечательную женщину, как Анастасия Федоровна.
- Давайте же приступим к осмотру экспозиции, - строго потребовала Вера, почувствовав, что и Валентин уже подпал под обаяние серых глаз.
Анастасия Федоровна, так и продолжая комкать в руке злополучную купюру, проследовала вверх по широкой лестнице. Следом за ней гуськом потянулись Валентин и Лобов. Замыкала процессию с некоторым отставанием Вера.
Экспозиция занимала собой весь второй этаж, состоящий из двух больших залов и восьми небольших комнат. Один из залов был отведен под небольшую картинную галерею из трех десятков полотен.
- Это… Это ведь Лентулов? - не веря своим глазам, воскликнул Валентин, обращаясь к еще не успевшей ничего сказать Анастасии Федоровне. - А это… Мама дорогая! Шагал!
- Да. И Лентулов, и Шагал… - подтвердила она. - У нас…
- Послушайте, - перебил ее Валентин, - такие сокровища - и без всякой охраны…
- Почему ж без охраны? - возразила она. - У нас на дверях и на окнах сигнализация имеется. - И указала рукой на допотопные датчики, наклеенные на стекла. - Это все наследие семьи купцов и промышленников Стрельниковых. Сейчас мы с вами находимся в особняке, построенном в тысяча девятьсот восьмом году последним представителем этого рода, жившим в нашем городе, Артемием Ивановичем Стрельниковым. После большевистского переворота он бежал за границу, по слухам в Китай, и канул там в неизвестности. Во всяком случае, до сих пор никто из стрельниковских потомков не объявился и никаких материальных исков музею не предъявлял.
Дальше последовал рассказ о селе Ореховском, впервые упомянутом в официальных документах в эпоху Петра I, из которого впоследствии и вырос славный город Ореховск. Ореховское всегда славилось своими ткачами. Земля здесь была бедная, нормально родила через три года на четвертый. Вот крестьяне и вынуждены были заниматься еще и ткаческим ремеслом. После отмены крепостного права в Ореховском появились Стрельниковы. Они-то и построили здесь ткацкую фабрику. В следующем зале посетителям был продемонстрирован ткацкий станок, и Анастасия Федоровна сообщила, что в таком виде этот шедевр инженерной мысли Средневековья просуществовал века с пятнадцатого до самой отмены крепостного права. Лобов, тут же заинтересовавшись этим сообщением, потребовал уточнить:
- А этот вот конкретный экземпляр, он какого века?
- Ну что вы… Это реконструкция, - развеяла лобовские надежды Анастасия Федоровна. - В семидесятые годы прошлого века фабричные умельцы изготовили его специально для музея.
Экспозиция Ореховского краеведческого музея оставляла у посетителей странное чувство. С одной стороны - шедевры русского изобразительного искусства, имеющие ныне, наверное, умопомрачительную рыночную стоимость. С другой - полнейшее отсутствие каких-либо экспонатов старше сороковых - пятидесятых годов двадцатого века.
- Все очень просто, - объяснила сие странное обстоятельство Анастасия Федоровна. - Музей был создан в тысяча девятьсот семьдесят пятом году, к пятидесятилетнему юбилею Ореховска, ведь до двадцать пятого года Ореховское числилось селом. Созданию музея весьма поспособствовал первый секретарь Калужского обкома Иван Ильич Верховцев. Он был уроженцем и большим патриотом нашего города. Он же похлопотал и о передаче нам бывших стрельниковских картин из Калужского областного музея изобразительных искусств. А все остальные экспонаты сотрудники музея уж сами собирали здесь, в городе. Сами понимаете, немногое осталось у людей. Гражданская война, коллективизация, голод, потом снова война, снова голод… Вот и создается впечатление, что история города началась в сороковые.
- Похоже, что так у нас не только с историей города Ореховска дела обстоят, - мрачно заметил Лобов.