Маледикта он оставил в покое, как, впрочем, и Карборунда; Страппи мог быть кем угодно, но уж точно не самоубийцей. Игорь же его озадачивал. Он выполнял все глупые указания, что давал ему капрал, и делал это настолько быстро, искусно и с таким видом, будто был счастлив от этой работы, что капрал оставался в полнейшем замешательстве.
Остальных он выбирал беспричинно, кричал на них, пока они не делали какой-нибудь незначительной ошибки, и затем орал еще сильнее. Чаще всего его жертвой оказывался рядовой Гум, более известный как Уоззи. Он был тощим, с круглыми глазами, нервным, а перед едой он громко произносил молитву. К концу первого дня его могло стошнить от одного крика Страппи. А потом капрал смеялся.
Хотя он не совсем смеялся, заметила Полли. Вместо этого получалось нечто похожее на резкое полоскание слюны за гортанью, что звучало примерно как гхнссссш.
Его присутствие становилось проклятием. Джекрам редко вмешивался, хотя часто наблюдал за ним, и однажды, когда Полли поймала его взгляд, он подмигнул ей.
В первый же вечер Страппи криком заставил их вытащить из повозки палатку, криком приказал поставить ее и, после ужина из черствого хлеба с сосиской, он криком собрал их у доски, чтобы поорать на них. Поверх доски было написано «ЗА ЧТО МЫ СРАЖАЕМСЯ», а ниже стояли пункты 1, 2, 3.
— Внимание! — ударил он по доске прутом. — Кое-кто считает, что вы, юнцы, должны знать, за что именно мы сражаемся в этой войне, ясно? Так что — слушайте. Пункт Первый, помните город Липцз? Он был вероломно атакован армией Злобении год назад! Они…
— Простите, но мне казалось, что мы атаковали Липцз, капрал, — перебил Шафти. — В том году говорили…
— Ты что, пытаешься умничать, а, рядовой Маникль? — взвился Страппи, обозначив величайший грех из своего собственного списка.
— Просто хотел уточнить, капрал, — ответил Шафти. Он был коренастым и немного полноватым и походил на тех людей, что постоянно суетятся вокруг, надоедая своими попытками помочь и берясь за те небольшие дела, с которыми вы не прочь были бы справиться и сами. Было в нем что-то странноватое, хотя, если учесть то, что сейчас он сидел рядом с Уоззи, который был странным во всех отношениях, и, возможно, даже заразным…
… и который попался на глаза Страппи. Связываться с Шафти не было никакого толку, но Уоззи, что ж, на Уоззи всегда стоило поорать.
— Ты слушаешь, рядовой Гум? — вскричал он.
Уоззи, уставивший вверх закрытые глаза, вдруг встрепенулся.
— Капрал? — задрожал он, глядя на подходящего Страппи.
— Я спросил, ты слушаешь, Гум?
— Да, капрал!
— Правда? И что же ты слышал, а? — Голос Страппи источал патоку, приправленную кислотой.
— Ничего, капрал. Она не говорит.
Страппи глубоко вдохнул.
— Ах, ты, бесполезная, никчемная кучка…
И тут раздался звук. Он был скромным и невзрачным, одним из тех, что вы слышите каждый день, звук, который выполнял свою работу, и который никто никогда не стал бы насвистывать или вставлять в сонату. Это был просто скрежет стали о камень.
С другой стороны костра Джекрам опустил саблю. В одной руке был точильный камень. Почувствовав их взгляд, он повернулся.
— Что? А. Просто решил заточить их, — невинно ответил он. — Прости, если перебил тебя, капрал. Продолжай.
Животное чувство самосохранения заставило капрала оставить Уоззи в покое и вернуться к Шафти.
— Да, да, мы тоже напали на Липцз… — начал он.
— А до злобениан, или после? — спросил Маледикт.
— Вы будете слушать или нет? — прикрикнул Страппи. — Мы храбро заняли Липцз, провозгласив его территорией Борогравии! А потом эти вероломные брюквоеды отобрали его у нас…
На этом месте Полли слегка отвернулась, поскольку перспективы увидеть обезглавливание Страппи уже не было. Она знала эту историю.