- Конечно, он наверняка обращался к Бокштейну. А может, даже просто взял деньги со счета, ведь председатель имеет право подписи наряду с казначеем. Вот вам мотив, а?
- Возможно, - уклончиво сказал Беркович. - У Бокштейна были другие враги?
- Саша Зильберман, - подумав, назвал имя журналист. - Но это другая история. Романтическая. Не знаю, имею ли я право…
- Господин Брук, - усмехнулся Беркович, - о том, что Бокштейн пытался увести у Зильбермана любимую жену, я читал в вашей статье от… - инспектор заглянул в лежавшее перед ним досье, - от двенадцатого марта. Это было в рубрике "Сплетни от Амоса Берна". Амос Берн - ваш псевдоним, вы не станете отрицать?
- Мой. Значит, вы и это знаете.
- От вас. С госпожой Зильберман я еще не беседовал. А ее муж утверждает, что в тот вечер и близко не приближался к Бокштейну.
- Не приближался, - подтвердил Брук. - А причина понятна: боялся, что, если Бокштейн с ним заговорит, то драка окажется неизбежной.
- Драка - не убийство, - заметил старший инспектор.
- Я не утверждаю, что Зильберман хотел Бокштейна убить, - пожал плечами журналист. - Да и не мог он этого сделать при всем желании. Ходил весь вечер по залу с сумочкой через плечо… А вот Познер…
- Что Познер? - переспросил Беркович минуту спустя, потому что журналист неожиданно замолчал.
- Нет, это, пожалуй, слишком, - сказал Брук, покачав головой. - Еще привлечет меня к суду за клевету. Познер такой, с него станется…
- Я не стану использовать полученные от вас сведения, - объяснил инспектор, - если они не имеют отношения к убийству.
- Ну, если так… Понимаете, я слышал - не стану называть источник, - что Познер купил в Москве квартиру в центре, а денег у него нет, он ведь не работает, живет на пособие от Института национального страхования. Так на какие шиши? И почему в Москве, а не в Тель-Авиве?
- Думаете, тоже позарился на кассу землячества? Но ведь у него, в отличие от председателя, не было права подписи? Как он мог заполучить нужную сумму?
- Элементарно! Попросил Бокштейна дать взаймы - насколько я знаю, в землячестве это практикуется. Краткосрочные ссуды. Бокштейн деньги выдал, а вернуть их Познер не мог. А может, и не собирался.
- И решил убить Бокштейна, чтобы списать долг? - с сомнением сказал Беркович. - Не убедительно.
- Я и не утверждаю, - насупился журналист. - Просто вы спросили…
- Да, я понимаю. Давайте вернемся в тот вечер. Вспомните, что делал Бокштейн после того, как вы закончили разговор.
По словам журналиста, Бокштейн перешел к группе своих бывших земляков, стоявшей у столика с закусками. В отличие от Брука, эти люди оказались куда менее наблюдательными. Их было четверо, и Беркович вызвал к себе всех. Мог и не вызывать - толка от их показаний оказалось немного. Один утверждал, что Исак пил из бокала, другой - что Исак из бокала не пил, третий - что Исак взял со стола бутерброд и съел, четвертый - что Исак стоял к столу спиной и ничего на столе не трогал.
Мог кто-то из четверых бросить в бокал яд? Нет, не мог - уж это было бы замечено. И к тому же, не было в бокале яда в нужной концентрации! Заколдованный круг.
После трагедии пошли вторые сутки, допросы свидетелей Беркович закончил, но ему хотелось еще раз поговорить с официантами, и он отправился в "Шератон". Оба - Гилад и Орен - работали, обслуживали встречу болельщиков "Маккаби", проходившую в банкетном зале, огромном, как футбольное поле, на котором игроки тель-авивской команды показывали свое мастерство. Людей здесь было раз в десять больше, чем на вчерашней вечеринке. Работали восемь официантов, и Берковичу удалось отловить Гилада с Ореном, когда они начали разносить салаты.
- Извините, старший инспектор, - сказал Гилад, - вы видите, у нас совершенно нет времени разговаривать.
- Я вас надолго не задержу, - торопливо сказал Беркович. - Я прекрасно знаю, что официанты - люди наблюдательные, любое происшествие будет замечено.
- Спасибо за комплимент, - сказал Орен. - Но обо всем, что видел, я рассказал еще вчера.
- Да, конечно. Но все-таки… Важна любая мелочь. Представьте, как это происходило, вспомните… Гилад, вы разносили закуски и могли видеть, как Бокштейн брал бокал с подноса вашего коллеги.
- Нет, не видел, - огорченно сказал Гилад. - И вчера я об этом уже говорил.
- А потом? Может, потом Бокштейн попадал в поле вашего зрения?
- Может быть, - нетерпеливо сказал Гилад, - но я же не знал, что он скоро умрет, и за ним нужно следить. Я просто не обращал внимания.
- И вы, Игаль?
- Знаете, инспектор, - задумчиво сказал Орен, - со вчерашнего вечера мне не дает покоя… Я действительно обратил внимание на одну мелочь. Немного странную…
- Какую?
- Не помню, в том-то и дело! Мелькнуло что-то, я тогда подумал: "Вот странно". И тут же забыл, работы было много. Потом, уже после разговора с вами, пытался вспомнить - и без толку. Знаете, как это бывает…
- Знаю, - вздохнул Беркович. - Давайте попробуем вместе. Что-то связанное с Бокштейном?
- Нет, на Бокштейна я тогда не обращал внимания - как и Гилад. Всех ведь не упомнишь. Нет, что-то другое…
- Что-то с коктейлями?
- Нет, пожалуй, не с коктейлями. Я держал поднос и прекрасно видел бокалы и руки, которые к ним тянулись. Нет, другое. Может, все это на самом деле ерунда и не имеет никакого отношения…
- Какой-то человек делал что-то странное?
- Человек? Нет… Не помню.
- Вот номер моего телефона, - сказал Беркович. - Если что-нибудь вспомните, сразу звоните, хорошо?
- Да, - кивнули оба официанта.
- В лобби сейчас кто-нибудь собирается? - спросил старший инспектор. - Я бы хотел посмотреть…
- Там какие-то политики, - сказал Орен. - У них и официанты свои.
Беркович спустился на первый этаж - в лобби оказалось не так уж много народа, он узнал двух-трех членов Кнессета, но популярные политики отсутствовали, должно быть, встреча была не из важных. Два официанта разносили напитки и закуски. На столах, как вчера, стояли тарелочки с маленькими бутербродами, салаты лежали в больших блюдах, а еще здесь были сосуды с соками и кока-колой, хрустальная чаша с кубиками льда, одноразовые стаканчики, вилочки…
Постояв несколько минут и посмотрев, как общаются народные избранники, Беркович отправился в управление полиции, но, не проехав и половины пути, остановил машину у тротуара и достал из кармана телефон. Председатель Лещинский ответил после первого же звонка.
- Вы, видимо, лучше других знали Бокштейна, - сказал Беркович.
- Считайте, что да, - согласился председатель, - а в чем дело?
- Он пил коктейли теплыми или со льдом?
- Со льдом, - не задумываясь, ответил Лещинский. - Всегда со льдом. Когда он бывал у меня, я готовил для него кубики по его рецепту.
- Обычные кубики?
- Странно, что вы это спросили, старший инспектор! Исак обычно добавлял в воду разные пряности и потом сосал эти кубики, а не клал их в бокал. Сосал и запивал коктейлем. А в чем дело?
- Спасибо, - сказал Беркович и отключил связь.
В отель он вернулся, когда веселье в банкетном зале было в самом разгаре. Орена нашел с трудом и с еще большим трудом заставил официанта остановиться.
- Ваза со льдом, - сказал Беркович. - Она все время была в вашем поле зрения?
Орен посмотрел на старшего инспектора невидящим взглядом.
- Черт! - воскликнул он. - Вспомнил! Именно! Ледяные кубики! В какой-то момент, когда я проходил мимо, мне показалось, что один из кубиков необычного зеленого цвета. Но я сразу об этом забыл, а вы напомнили…
- Ясно, - сказал Беркович.
Пожалуй, теперь действительно все было ясно. Оставалось "малое" - вычислить преступника.
- На самом деле землячество - настоящий клубок змей, - рассказывал Беркович полчаса спустя эксперту Хану, придя к нему в лабораторию. - Там ведь немалые деньги крутятся, а Бокштейн распоряжался финансами. Лещинский утверждает, что его все любили, но это ему или мерещится, или он просто водит меня за нос. Брук дал больше информации, но можно ли доверять журналисту бульварной газеты? Как бы то ни было, один человек точно хотел избавиться от Бокштейна. А привычки Бокштейна знал каждый - в частности, то, что он любил сосать ледяные кубики.
- А! - воскликнул Хан. - Я понял! Отравлен был кубик со льдом, а вовсе не коктейль в бокале!
- Именно. Бокштейн взял из вазы ледяной кубик, опустил в бокал, подождал, чтобы коктейль немного охладился, потом достал кубик и начал сосать. Вот почему концентрация яда в бокале оказалась такой маленькой.
- Ловко! Но это все равно не объясняет фактов - ведь отравленный кубик мог взять из вазы кто-нибудь другой.
- Не мог, в том-то и дело. Бокштейн любил особый лед - с добавками, кубики получались цветными: розовыми, зелеными, сиреневыми… Лично ты взял бы такой кубик? Нет, ты подумал бы: "Странный цвет, лучше не надо", и взял бы из вазы обычный - белый. Убийца дождался, когда Бокштейн, разговаривая с журналистом, взял себе бокал с коктейлем (кстати, поморщился, потому что коктейль был тепловатым). После этого убийца положил в вазу с ледяными кубиками еще один - зеленоватого оттенка, единственный среди белых. Никто бы не взял такой кубик, а Бокштейн предпочел именно его.
- Ловко, - повторил Хан. - И что, убийца принес на вечеринку отравленный лед в кармане?
- В термосе, естественно!
- Значит… - начал эксперт.
- Нужно найти гостя, который имел при себе небольшой термос.
- Такая работа тебе нравится, - заметил Хан. - Ищи.