* * *
- Я просто хочу объяснить тебе, Тумфи, что империи появляются или естественным путем, или противоестественным, - спокойно и убаюкивающе текла речь нойона. - Империю создает либо сильный правитель, стоящий над подданными, согласными признавать его силу, либо сильное колдовство, морок и обман, исподволь заставляющее подчиняться чужой воле. Иного не дано. Моему народу милостивым Небом-Тэнгри был послан Потрясатель Вселенной, пред которым склонились прочие ханы. При Хейдорхе же служит могущественный шаман, укрепляющий власть своего императора с помощью чародейства.
Бельгутай резко повернулся к Тимофею, царапнув его колючим взглядом:
- А кто и что есть у вас, Тумфи, в ваших холодных урусских краях? Справедливый и сильный правитель? Разумные коназы-ханы, готовые без ссор и взаимных обид избрать на курултае достойнейшего? Вожди-нойоны и воины-нукеры, поддерживающие лишь одного из многих? Простой люд, желающий встать под единую руку и как-то выражающий это желание? Или, быть может, где-то в ваших краях кроется великая колдовская сила, способная сравниться с силой Махал-шамана? Может, твой Угорим-коназ, о котором говорят всякое, втайне владеет такой силой?
Узкие глаза Бельгутая смотрели на него внимательно и без тени насмешки. Слишком внимательно и серьезно они смотрели.
Тимофей скривился. Ну, ведет свой род Угрим Ищерский, хозяин небольшого, затерянного в дремучих лесах княжества, от волховского племени. Ну, поговаривают в народе, будто княжий град Острожец возведен на древнем языческом капище и поставлен там неспроста. Ну, знает и умеет князь многое из того, что недоступно обычному человеку. И что с того?
Да, приколдовывал Угрим понемногу - так, самую малость. Во врачевании, к примеру, ему не было равных. И защитный заговор против черного глаза и недоброй ворожбы на Тимофея опять-таки наложил именно князь. Но в ищерских землях, где по сию пору чтут старое язычество, где ведуны и берегини встречаются в каждой деревеньке, а земля буквально пропитана магическими токами, подобное легкое кудесничество и за чародейство-то не считается.
- Обладал бы мой князь силой, на которую ты, Бельгутай, намекаешь, так давно бы ею воспользовался, - раздраженно пробурчал Тимофей. - Вся Русь была бы уже под его началом, как латинянская империя под рукой Феодорлиха. И еще неизвестно, кто кому дань платил бы - мы твоему хану или хан нам.
- Да, - задумчиво кивнул Бельгутай. - Может быть, и воспользовался бы.
Может быть?! Ишь, он еще сомневается, бесермен косоглазый!
- Э, да чего с тобой говорить-то! - досадливо махнул рукой Тимофей, отказываясь от дальнейшей беседы.
Сытый голодного не разумеет. И сильный не поймет - нет, не слабого даже, но никак не умеющего собрать в единый кулак свою тоже немалую, в общем-то, силушку. Немалую, но разбросанную, рассеянную, раскиданную. Растрачиваемую на бестолковую и бессмысленную борьбу против себя самой.
Хотя, пожалуй, кривил тут все же душой Тимофей. Понимали они с Бельгутаем друг друга, хорошо понимали. Но только горше от того понимания становилось. Тимофей аж давился лютой бессильной злобой, чувствуя в глубине души: прав татарский посол, кругом прав. Как ни крути, а нечем нынче похвастаться Руси-матушке, вконец ослабевшей в междоусобных раздорах. И надеяться ей пока не на что.
Дальше ехали молча. Бельгутай искоса поглядывал на толмача. Тимофей угрюмо смотрел вперед. В голове неподъемными валунами ворочались тяжелые, безрадостные думы.
Вот Германо-Римская империя - это не Русь, это совсем другое дело. Верно ведь подметил ханский посланник: Феодорлиху в последнее время действительно сопутствовала небывалая, невиданная, необъяснимая удача. Везде, во всем. За короткое время латинянскому императору удалось объединить разрозненные немецкие княжества и герцогства, приструнить гордых курфюрстов, вернуть и приумножить влияние в заальпийских областях, подчинить своей воле богатые города Германии и Италии и всю торговую северную Ганзу, сломить сопротивление швейцарских кантонов и урвать изрядные территории у соседей.
Феодорлих умудрился также завершить затянувшееся противостояние императорской короны с папской тиарой в свою пользу. Случилось это после странной и внезапной, но пришедшейся так кстати кончины Геогория Девятого - того самого понтифика, что проклинал и отлучал Феодорлиха от церкви за пособничество чернокнижию.
Со смертью Папы словно бы умерли и все обвинения против императора. Что произошло на самом деле - неведомо никому, но некоторое время спустя святой престол занял если и не прямой ставленник Феодорлиха, то уж во всяком случае не желавший вступать в открытую конфронтацию с императорской властью новый понтифик Оцелесиан.
Заручившись поддержкой Рима, демонстрируя мощь имперской армии и необыкновенную удачливость, Феодорлих легко заключал выгодные договора с европейскими государями. Священная Германо-Римская империя столь же стремительно набирала мощь на западе, сколь неотвратимо росло на востоке могущество татар. Столкновение было неизбежным, и меж двух жерновов попадали раздробленные, ослабленные междоусобными войнами русские княжества.
Особого выбора тут не было: не имея возможности отбиваться от наседавших с двух сторон чужаков, приходилось либо идти под латинян, либо водить дружбу со степняками. Большая часть князей предпочла последнее, рассудив, что татары будут меньшим из зол. Что, впрочем, и неудивительно. Германские рыцари приходили на захваченные земли всерьез и надолго. В завоеванные территории латиняне вцеплялись мертвой хваткой: занимали города и крепости, строили новые замки, огнем и мечом насаждали римскую веру, истребляли или полностью онемечивали население, которое и за людей-то не считали. Степняки же по большому счету не особенно и зарились на малопригодные для кочевий русские земли и практически не вмешивались в управление княжествами.
Хан, в отличие от императора, предлагал не столько рабство, сколько союз. Да, облагал данью, но она была не больше, чем та, что допрежь сами русские князья платили друг другу, или та, что платят младшие ханы старшему. И уж во всяком случае, дань эта оказалась несоизмеримо меньше платы, взимаемой с покоренных народов латинянами.
Собственно, дело было даже не в дани как таковой. В грядущей войне с Западом татарам требовались беспрепятственные проходы по неприветливым русским лесам, продовольствие, фураж и хотя бы маломальская поддержка населения. Хану нужны были надежные тылы, а потому кочевники старались не восстанавливать русичей против себя. Наоборот - всячески привлекали на свою сторону. Немало русских ратников, жаждавших поквитаться с латинянами за прежние обиды, вступали в татарские войска. Особенно много желающих приходило из новгородских земель, разоренных тевтонскими и ливонскими крестоносцами.
Орденские рыцари и примкнувшие к ним многочисленные полубратья нанесли удар по Северной Руси не случайно. Татарская конница не могла вовремя поспеть на помощь по непролазным болотам и чащобам, а потому новгородцы бились с рыцарями сами. Сопротивлялись отчаянно, но силы оказались неравными, а хорошо подготовленный натиск бронированных "свиней" - внезапным и мощным. К тому же среди купцов - как немецких, так и новгородских, тесно связанных торговыми интересами с Ганзой, - нашлись пособники, охотно открывавшие перед крестоносцами крепостные врата.
Северо-западный оплот Руси пал. Толпы беженцев устремились на юг и восток. А вслед за беженцами двинулись передовые рыцарские отряды. Угроза нависла над Полоцким, Смоленским и Ростово-Суздальским княжествами. Да и ищерцы уже начинали чувствовать себя неуютно.
Татары, пропущенные низовыми русскими князьями и поддержанные ими, нанесли ответный удар с юга. Степняки совершили опустошительные набеги по силезским, моравским и угорским землям, прошлись сокрушительным смерчем вдоль восточных границ латинянской империи от Далмации до Одера, грозя отрезать от Германии Померанию, тевтонскую Пруссию и Ливонию.
Крестоносцы прекратили продвижение по русским землям. Остановились и татары. На время война, о которой пока в открытую не объявляла ни одна из сторон, затихла. Противники накапливали и перегруппировывали силы для нового - решающего - удара. В ставку императора прибыло ханское посольство…