За разломом орла - Аластер Рейнольдс страница 7.

И картинка снова начала отдаляться. Пузырь съеживался, потом его скрыли несколько перекрывающихся газовых структур, края по­ля зрения начали заполняться темнотой, и вскоре мы увидели знако­мый спиральный вихрь нашей галактики - Млечного Пути.

Сотни миллиардов звезд, взбитые в пышные белые полосы мор­ской пены.

- Это и есть настоящий вид, - пояснила Грета. - Разумеется, подработанный. Сделанный поярче и пропущенный через фильтры, чтобы лучше воспринимался человеческим глазом. Но если бы у тебя были глаза с квантовой эффективностью, близкой к идеальной, да еще примерно метрового размера, то приблизительно такую кар­тинку ты бы и увидел, если бы вышел из станции.

- Я тебе не верю.

Но подразумевал я совсем другое - я не хотел ей верить.

- Привыкай, Том. Ты сейчас очень далеко. Станция находится на орбите вокруг коричневого карлика в Большом Магеллановом обла­ке. Ты в 150 тысячах световых лет от дома.

- Нет, - едва не простонал я, по-детски отвергая то, чего не хо­тел признавать.

- Ты ощутил себя так, словно провел в капсуле много времени. И ты чертовски прав. Сколько прошло субъективного времени? Не знаю. Годы - вероятно. Возможно, десятилетие. Но объективное время - то, которое прошло дома - рассчитать гораздо легче. Чтобы добраться сюда, "Синему гусю" понадобилось сто пятьдесят лет. Да­же если ты помчишься обратно прямо сейчас, Том, твое отсутствие там продлится триста лет.

- Катерина, - проговорил я, как заклинание.

- Катерина умерла. И мертва уже столетие.

***

Как можно свыкнуться с таким фактом? Ответ: нельзя рассчиты­вать на то, что с этим вообще можно свыкнуться. Не у каждого полу­чается. Грета рассказала, что наблюдала практически весь спектр возможных реакций и хорошо поняла лишь одно: почти невозможно предсказать, как эту новость воспримет конкретный человек. Она видела тех, кто в ответ на такое откровение лишь устало пожимал плечами, словно оно становилось последним в цепочке горьких сюр­призов, которые подбрасывала им жизнь - в каком-то смысле не страшнее болезни, тяжелой утраты или любого количества личных неудач. А видела и таких, кто просто уходил и через полчаса сводил счеты с жизнью.

Но большинство, по ее словам, со временем примирялось с реаль­ностью, несмотря на мучительный и болезненный процесс самого примирения.

- Ты уж поверь мне, Том, - сказала она. - Я знаю, в тебе есть си­ла, чтобы пройти через это. Знаю, что ты можешь научиться жить и с такой правдой.

- Почему же ты не сказала ее сразу, как только я вылез из капсулы?

- Потому что тогда еще не была уверена, что ты сможешь ее при­нять.

- И когда ж ты обрела эту уверенность?

- После этой ночи. Я поняла, что Катерина не может значить для тебя слишком много.

- Сука!

- А ты с этой сукой переспал. О чем и речь.

Мне захотелось ее ударить. Но разозлил меня не ее цинизм, а же­стокая правда ее слов. Она была права, и я это знал. Мне просто не хотелось это признавать - не больше, чем хотелось признавать то, что происходило здесь и сейчас.

Я подождал, пока не уляжется злость.

- Так ты сказала, что мы не первые? - спросил я.

- Нет. Думаю, первым стал корабль, на котором прилетела я. К счастью, он оказался хорошо оснащен. После такой же маршрут­ной ошибки у нас нашлось достаточно запасов, чтобы заложить са­моподдерживающуюся станцию на ближайшем астероиде. Мы зна­ли, что вернуться нам не суждено, но зато мы хотя бы смогли обеспе­чить себе более или менее нормальную жизнь.

- А потом?

- Первые годы у нас хватало дел, чтобы просто остаться в живых. А потом из скважины вылетел другой корабль. Поврежденный, дрей­фующий - совсем как "Синий гусь". Мы отбуксировали его к себе, разбудили команду, сообщили им новость.

- И как они ее восприняли?

- Примерно так, как мы и ожидали. - Грета усмехнулась. - Двое сошли с ума. Одна покончила с собой. Но не меньше десятка из них все еще здесь. Если честно, то для нас стало благом, что сюда попал еще один корабль. И не только потому, что у них оказались припасы. Помогая им, мы помогли себе. Перестали жалеть себя, несчастнень­ких... И этот корабль не стал последним. С тех пор все повторялось еще раз восемь или девять. - Грета смотрела на меня, подперев голо­ву рукой. - Улавливаешь намек, Том.

- Какой именно?

- Я знаю, как тебе сейчас тяжело. И это не пройдет так скоро. Но если тебе будет, о ком беспокоиться, то забота исцелит тебя. Сгла­дит переход.

- И о ком же мне заботиться?

- О ком-нибудь из твоего экипажа. Теперь ты уже можешь разбу­дить одного из них.

***

Грета стоит рядом, когда я вытаскиваю Сюзи из компенсаторной капсулы.

- Почему ее? - спрашивает Грета.

- Потому что ее я хочу разбудить первой, - отвечаю я, гадая, уж не ревнует ли Грета. Я ее не виню - Сюзи очень красива, но она еще и умна. Лучший синтакс-штурман в "Ашанти индастриал".

- Что случилось? - спрашивает Сюзи, когда у нее проходят неиз­бежные после пробуждения слабость и головокружение. - Нам уда­лось вернуться?

Я прошу ее поделиться своими последними воспоминаниями.

- Таможня, - отвечает Сюзи. - Эти кретины на Архангеле.

- А потом? Что-нибудь еще? Руны? Ты помнишь, как вычисля­ла их?

- Нет, - говорит она и что-то улавливает в моем голосе. Может, я лгу или не говорю всего, что ей нужно знать. - Том, еще раз спра­шиваю. Нам удалось вернуться?

Минуту спустя мы укладываем Сюзи обратно в капсулу. В первый раз не сработало. Возможно, получится в следующий раз.

***

Но у нас снова и снова ничего не получалось. Сюзи всегда была умнее меня, она быстрее соображала. Едва выбравшись из капсулы, она сразу догадывалась, что мы улетели гораздо дальше сектора Ше-дар. И всегда опережала мое вранье и оправдания.

- У меня было иначе, - поведал я Грете, когда мы снова лежали рядом несколько дней спустя. Сюзи все еще находилась в капсуле. - Думаю, сомнения терзали меня так же, как и ее. Но едва я увидел ря­дом тебя, как сразу обо всем позабыл.

Грета кивнула. Ее лицо скрывали растрепавшиеся после сна пря­ди волос. Одна прядка оказалась между губами.

- Тебе ведь стало легче, когда ты увидел знакомое лицо?

- Отвлекло меня от проблемы, уж это точно.

- Все равно тебе от нее никуда не деться. Кстати, с точки зрения Сюзи, ты ведь для нее тоже знакомое лицо, правильно?

- Возможно. Но меня она ожидала увидеть. А вот я, если и ожи­дал кого-то увидеть возле капсулы, то уж точно не тебя.

Грета провела согнутым пальцем по моей щеке. Ее гладкая кожа скользнула по щетине.

- Но тебе постепенно становится легче, так ведь? - спросила она.

- Не уверен.

- Ты сильный человек, Том. И я знаю, что ты сможешь пройти через это.

- Но пока еще не прошел, - буркнул я. Меня не покидало чувст­во, будто я иду по канату, натянутому над Ниагарским водопадом. Просто чудо, что я смог пройти по нему столько, сколько успел. Но это не означает, что я в безопасности.

Все же Грета права. Надежда есть. Меня не завязывала узлом то­ска по поводу смерти Катерины или моего вынужденного невозвра­щения - называйте, как хотите. Я испытывал лишь горько-сладкое сожаление, какое может появиться, если нечаянно сломаешь фа­мильную драгоценность или вспомнишь давно умершего домашнего любимца. Меня не мучила мысль, что я никогда больше не увижу жену. Но мне было очень жаль, что я не увижу многого другого. Воз­можно, потом мне станет хуже. Может быть, настоящий нервный срыв еще впереди. Хотя вряд ли.

А тем временем я продолжал искать способ, как сообщить обо всем Сюзи. Она стала загадкой, которая не давала мне покоя. Конеч­но, я мог просто разбудить ее, все рассказать, а дальше пусть она справляется, как может, но такое решение представлялось мне жес­токим. Ведь Грета открыла мне истину мягко и постепенно, дав вре­мя привыкнуть к новой обстановке. И сделала необходимый шаг, от­даляющий меня от Катерины. Когда же она сообщила кошмарную истину, та уже не потрясла меня. Я был к ней подготовлен, а острота утраты притупилась. Я не мог предложить Сюзи такое же утешение, но не сомневался: способ терпеливо и деликатно открыть ей действи­тельность отыщется непременно.

Мы будили ее снова и снова, пробовали самые разные подходы. Грета сказала, что имеется "окно" в несколько минут, прежде чем пе­режитые Сюзи события начнут перемещаться в ее долговременную память. Если мы "выключим" ее вовремя, то буферные воспомина­ния в кратковременной памяти окажутся стерты еще до того, как пе­ресекут гиппокамп, направляясь в долговременную память. В преде­лах этого "окна" мы можем будить ее сколько угодно раз, пробуя бес­конечные варианты сценария пробуждения.

Во всяком случае, так мне сказала Грета.

- Мы не можем проделывать это бесконечно, - сказал я.

- Почему?

- Разве она не запомнит хоть что-нибудь? Грета пожала плечами:

- Возможно. Но сомневаюсь, что она придаст этим воспомина­ниям серьезное значение. Разве у тебя, когда ты вылезал из капсулы, никогда не возникало смутного впечатления, что подобное с тобой уже происходило?

- Иногда, - признал я.

- Тогда пусть это тебя не беспокоит. У нее все будет хорошо. Обе­щаю.

- Может, ее надо просто разбудить, и все?

- Вот это будет жестоко.

- Жестоко снова и снова будить ее, а потом выключать, словно механическую куклу.

В ответе Греты чувствовался подтекст:

- Аты старайся, Том. Я уверена: ты уже близок к правильному ре­шению. А думая о Сюзи, ты помогаешь себе. Я всегда знала: это по­может.

Я начал было отвечать, но Грета прижала палец к моим губам.