Воды дивных островов - Уильям Моррис

У. Моррис (1834 - 1896) более известен в России как художник и пропагандист социалистических идей, однако настоящее издание одного из лучших Романов Морриса `Воды Дивных Oстровов` позволит читателю по - новому взглянуть на творчество этого писателя, классика английской литературы, восторженного певца средневековья, одного из основоположников жанра `фэнтези`, удачно использовавшего в своих книгах традиции `готического` романа.

Содержание:

• ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ОБИТЕЛЬ НЕВОЛИ. 1

• ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ДИВНЫЕ ОСТРОВА. 13

• ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: О ЗАМКЕ ОБЕТА. 23

• ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ: О ДНЯХ ОЖИДАНИЯ. 31

• ЧАСТЬ ПЯТАЯ: ПОВЕСТЬ О ЗАВЕРШЕНИИ ПОХОДА. 42

• ЧАСТЬ ШЕСТАЯ: ДНИ РАЗЛУКИ. 59

• ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ: ДНИ ВОЗВРАЩЕНИЯ. 85

Моррис Уильям
Воды дивных островов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ОБИТЕЛЬ НЕВОЛИ.

Некогда, как гласит предание, был на свете обнесенный стеною торговый город, что прозывался Аттерхей; возвели его на полоске земли чуть в стороне от большого тракта, что вел из-за гор к морю.

Город сей стоял у самой границы леса, людьми почитаемого весьма великим, а может статься, даже бескрайним; однако же под сень чащи вступить доводилось поистине немногим, побывавшие же там возвращались с рассказами путаными и небывалыми.

Не пролегало сквозь чащу ни наезженных путей, ни окольных троп, не встречалось там ни лесников, ни дорожных смотрителей; никогда тем путем не являлись в Аттерхей торговцы, не нашлось бы во всем городе жителя настолько обнищавшего или настолько храброго, чтобы осмелился отправиться в лес на охоту; ни один объявленный вне закона преступник не решался бежать туда; ни один божий человек не доверял святым настолько, чтобы выстроить себе в том лесу келью.

Ибо всяк и каждый почитали сей лес местом крайне опасным; одни говорили, что там бродят самые что ни на есть жуткие мертвецы; другие уверяли, будто языческие богини обрели в лесу приют; а кто-то полагал, что там, вероятнее всего, обитель эльфов, - тех, что коварны и злобны. Однако большинство сходилось на том, что в чащобах леса кишмя кишат дьяволы, и куда бы не направлял стопы человек, раз оказавшись там, выходил он неизменно к Вратам Ада. И называли ту чащу Эвилшо, что означает "Лихолесье".

Однако торговый город жил не худо; ибо какие бы злые твари не таились в Эвилшо, никогда не являлись они в Аттерхей в таком обличие, чтобы сумел распознать их людской взор, а уж о том, чтобы Дьяволы Эвилшо причинили кому-либо зло, в тех краях и вовсе не слыхивали.

И вот как-то раз был в торговом городе ярмарочный день, и стоял самый полдень, и на рынке толпилось немало людей, и явилась среди них женщина, высокая и сильная, черноволосая, с изогнутым носом и пронзительными, словно у ястреба, глазами, с виду не столь красивая, сколь надменная и властная; дать ей можно было около тридцати зим. Она вела под узцы крупного серого осла, по бокам которого висели две корзины, - туда складывала она покупки. Но вот женщина закончила дела торговые и теперь озиралась по сторонам, словно бы наблюдала за людьми забавы ради; когда же встречалось ей на пути дитя, - на руках ли дитя несли, или вели за руку родственницы, или один ребенок шел, как частенько случалось, чужестранка задерживала на малыше внимательный взгляд и рассматривала более пристально, нежели что другое.

Так она шла себе, удаляясь от торговых рядов, пока толпа не стала редеть; тут-то натолкнулась она на дитя может статься двух зим, что ползало туда-сюда на четвереньках; только жалкие лохмотья прикрывали крохотное тельце малютки. Незнакомка пригляделась к ребенку, посмотрела в ту сторону, куда дитя направлялось, и увидела одинокую женщину, что сидела на камне, склонив голову к коленям, словно притомилась либо удручена была чем-то. К ней-то и подобралось дитя, весело лепеча, и обхватило ручонками ноги женщины, и спрятало головку в складки ее платья; женщина подняла взгляд, и открылось лицо ее, что, некогда замечательное своей красотою, теперь исхудало и осунулось, хотя бедняжке едва перевалило за двадцать пять. Она подхватила дитя, и привлекла его к груди, и расцеловала ручки его, и щеки, и лоб, и принялась развлекать малютку, да только в показном веселье этом чудилась скорбь. Статная незнакомка оглядела ее сверху вниз, и приметила, как плохо та одета, и похоже, ни малейшего отношения не имеет к толпе зажиточных торговцев, и улыбнулась как-то мрачно.

Наконец заговорила владелица осла, и голос ее прозвучал отнюдь не столь резко, как можно было предположить по лицу ее. "Матушка, сказала она, - ты, похоже, не настолько занята, как прочий здешний люд; можно ли попросить тебя растолковать чужестранке, что задержится в этом славном городе на какой-нибудь час-другой, где бы найти ей комнату, дабы отдохнуть и поесть малость, подальше от сквернословов и дурного общества?" Отвечала бедная женщина: "Недолог будет мой сказ; слишком бедна я, чтобы знать про постоялые дома да трактиры; нечего мне ответить". Отозвалась собеседница ее: "Может быть, кто из друзей твоих пустит меня в свой дом, ежели ты попросишь?" Отвечала мать малютки:"Да какие у меня друзья с тех пор как умер мой муж, и сама я умираю от голода, - и это в городе богатства и изобилия?"

Владелица осла помолчала немного, а затем молвила:"Бедная ты женщина! Мне становится жаль тебя; и скажу тебе вот что: нынче пришла к тебе удача".

Тем временем бедная женщина поднялась на ноги, держа дитя на руках, и собралась было идти своим путем, но чужестранка жестом остановила ее и молвила:"Подожди немного и выслушай добрую весть". Она запустила руку в висящий у пояса кошель, и извлекла оттуда новенькую золотую монету нобль*, и сказала так:"Вот что получишь ты, когда я присяду отдохнуть в твоем доме; когда же направлю я стопы свои прочь, найдутся для тебя еще три, во всем схожие с этой, ежели останусь я тобою довольна".

Женщина поглядела на золото, и на глаза ее навернулись слезы; но рассмеялась она и молвила: "Комнату на час я тебе охотно могу предоставить, а в придачу и воды колодезной, и ломтик хлеба с мышиную долю. Коли полагаешь ты, что все это стоит три нобля, как могу я сказать тебе нет, ежели деньги эти могут спасти жизнь моей малютки. Но чего еще ты от меня потребуешь?" "Немногого, - отвечала чужестранка, - а потому веди меня прямо к своему дому".

Так ушли они с рынка; горожанка провела владелицу осла вниз по улице и через западные ворота города Аттерхэй, что, кстати говоря, выходили на Эвилшо; так оказались они на беспорядочно застроенной улице за пределами стен, что тянулась до самого леса; у тамошних домов вид был отнюдь не жалкий, но поскольку столь близко подступали они к Дьявольским Угодьям, люди богатые не желали больше иметь с ними дела, и жилища достались бедноте.

И вот, остановившись у своего дома, горожанка взялась за щеколду, и рывком распахнула дверь; и протянула руку гостье, говоря:"Не отдашь ли ты мне сейчас первую золотую монету, ибо отдыхать ты сможешь столько, сколько захочешь?" Владелица осла вложила монету в раскрытую ладонь, и женщина взяла нобль, и приложила его к детской щечке, а затем поцеловала и монету, и ребенка; и повернулась к чужестранке, и сказала:"Что до твоей вьючной скотинки, ничего-то у меня для нее не найдется, ни сена, ни зерна: лучше тебе оставить осла за порогом". Незнакомка кивнула в знак согласия, и все трое вместе вошли в дом: мать, дитя и гостья.

Горница оказалась достаточно просторной, хотя скудным было ее убранство, а именно - табуретка, кресло тисового дерева, небольшой столик и сундук; в очаге не горел огонь, и только белый пепел, оставшийся от нескольких жалких веточек, лежал тонким слоем; но поскольку на дворе стоял июль, значения это не имело.

Гостья уселась в кресло, а бедная женщина осторожно опустила дитя на пол и подошла к незнакомке, и застыла перед нею, словно ожидая приказаний.

И молвила чужестранка:"Горница твоя с виду отнюдь не убога, и не тесна нисколько; а дитя твое, что как вижу я, женского полу, и потому, верно, нескоро тебя покинет, хорошо сложено и собою пригоже. Да и для тебя наступят лучшие дни, как кажется мне; я уж помолюсь о том".

Все это проговорила она голосом ласковым и вкрадчивым, и лицо бедной женщины смягчилось, и очень скоро из глаз ее на стол закапали слезы, но ни слова не произнесла она в ответ. Гостья же достала не три нобля, но все четыре, и разложила их на столе, говоря:"Ло, друг мой, вот три нобля, что я тебе посулила! Теперь они твои; но этот ты возьми и потрать для меня. Ступай обратно в город, и купи мне белого хлеба, да смотри, лучшего; и мяса самого отборного, или пулярку, если найдешь, уже приготовленную и приправленную; а к ним впридачу самого доброго вина, что только можно купить за деньги; и сладостей для твоей малютки. Когда же вернешься ты, мы посидим да отобедаем вместе. А после, вкусив вдоволь и еды, и питья, мы измыслим что-нибудь еще во благо тебе".

Зарыдав, женщина опустилась перед гостьей на колени, но ни слова не смогла выговорить, до того переполнено было ее сердце. Она расцеловала чужестранке руки, и взяла деньги, и поднялась, и подхватила ребенка, и осыпла бессчетными поцелуями тельце девочки там, где его не прикрывали лохмотья, а затем поспешила прочь из дома, вверх по улице и через ворота; а гостья осталась сидеть на месте, прислушиваясь к ее шагам, пока шаги не стихли; теперь тишину нарушали только отдаленный гул рынка да лепет девочки.